Зомби
Шрифт:
Магницкий ежился, топорщились вихры. Все-таки на него действовало.
Он оторвался от кресла, почесал демонстративно-глубокомысленно затылок и вдруг вышел в прихожую, прикрыв за собой дверь.
— Ах ты, подлец! Куда?! — Соловьев развел руками. — Чего?! Орать?!
Он набрал воздуха в могучую грудную клетку, при этом отодвинувшую его от спинки кресла, и рявкнул:
— Макдональдс!!
Макагонов тут же и вошел, показывая темно-серый ящичек величиной с портсигар. Сунул ящичек под нос Роальду:
— Это что?! У тебя,
Входя, Макагонов уронил стул, прихлопнул плечом дверцу стенного шкафа и оставил на лежащей ничком шубе серые следы.
— Эй! Магницкий звонить же пошел! Этот послал! Этот! — показывал на Роальда Соловьев.
— Это что за прибор?
Капитан покосился на ящичек. Не ответил.
— Что?! Мол, ничего не ведаю?! Этому сказать? Они там, понимаешь, все тело снимают, таскают… Чего молчишь?!
— Это жрец. Душа Ка.
— А морду не набить?!
— Давай я вот здесь нажму. Или сам нажми.
— Стоп! — вошел «Сталин». — Чего тут «нажми»? Дай! Ну?! Будешь отвечать?!
— Я и отвечаю. Это японский диктофон. Вроде получилось автоответчика. Маркин в телефонный аппарат поставил. Если сам орать не будешь, все услышишь. Динамик тут слабый. Вон пуск.
— Ну нажми, нажми. — «Сталин» сунул капитану ящичек и отступил.
(С рукой в кармане.)
Соловьев шарахнулся, влетев локтем в книжную полку.
Макагонов оглядывался на каракулевую шубу, прикидывая, вероятно, как бы, с какой стороны на нее удобнее хлопнуться, если в руках у Роальда оказался бы вовсе не диктофон.
А в ящичке в этот момент зашелестело.
— Сейчас, сейчас, — кивал капитан, — я сам из-за этого целый день бегал. Устал я. Наплевать. От вас устал, осточертели вы мне, болваны…
— Вы? Роальд Васильевич? — спросил из ящичка сдавленный голосок.
— Выключи! — приказал «Сталин» и поставил диктофон на стол. — А этого теперь выведи! И дверь прикрой. Мы тут сами послушаем.
— Это запись голосов, — успокоился Макагонов, — пошел!
Он вытолкнул капитана в прихожую и прикрыл дверь.
— Вы слышите меня? — продолжал ящичек. — Прекрасно! Я ждал вашего звонка. Да-да, вы правильно поняли. Это говорит Илья Михайлович Маркин. И я же лежу на тахте перед вами…
— Все понятно, — сказал Соловьев.
«Сталин» поднял на него глаза:
— Что тебе понятно?
— А переговоры, — кивнул на ящичек Соловьев, — это этот говорит, которого на Каширском валу убили. Маркин. Он говорит этому. Тот…
— Ну и что?
— Ну вот. А это он этому перед смертью говорит. А этот его и записал.
— Это смертельно опасно для вас, — предупредил ящичек, — вы поняли?.. Прекрасно! Приезжайте! Пообщаемся подробнее. Жду.
Ящичек стих. Пошелестел и стих. Дальше… молчание.
— Вот, — сказал Соловьев, — а в этот момент этот этого и шпокнул.
— Кто кого? А к чему он сейчас сказал: «Вы дочитали мое письмо?»
— Этот этого. Вот его. Маркина. А что?
— Мертвого-то?
У вас все в РУВД такие? Такие, как ты?— А что? Все правильно! Этот того записал, и порядок! И все. А что?
— Пленка кончилась? — спросил «Сталин». — Позови твоего капитана, сейчас разберемся… Но вот ты сам лучше помолчи до ночи. У меня нервы на пределе, между прочим!
Соловьев пожал круглыми плечами и пошел к двери в прихожую.
Когда он распахнул ее (одновременно распахнув рот), стало видно, что в прихожей пребывает один Магницкий.
Магницкий сидел на полу, держась за голову.
— Позови… — начал было Соловьев, но осекся. Сделал три шага и заглянул за угол. На кухне шла возня, там все топали и бубнили.
— А этот? — спросил Соловьев, — ты его в сортир, что ли? Ты чего?! Ты что?!
«Сталин» прыгнул в прихожую, уронив застрявшего было в дверях Макагонова. Макагонов упал со стуком.
— Где?!
Магницкий мотал головой молча, и его пришлось оттаскивать от входной двери — мешал ее открыть.
— Он меня… ударил! Ушел! Меня чем-то по голове.
«Сталин» выпрыгнул на лестничную площадку. Лифт уже был где-то на первом этаже.
— Ушел! — сказал «Сталин». — Это точно, что ушел!
Снаружи ведь никого не оставили.
А тот «наружник», что до сих пор сидел в соседнем доме, вероятно, все любовался окнами квартиры: голый труп на кухне, копошение и драки в гостиной, тени на занавесках — кино!
А вот тени человека без шапки и куртки, того человека, что только что выскочил из подъезда, тот наружник никак не мог увидеть.
Оглушенный же Магницкий не мог ничего толком объяснить, повторяя с разными интонациями слова «ушел» и «ударил» и показывая то себе на голову, то на окно, хотя ясно было, что в первом случае он угадывает, а во втором ошибается…
Может быть, Магницкий и не ошибался, может быть, он не хотел объяснить, как было дело. Дело было не совсем так. Дело в том, что капитан Роальд не бил его по голове, вообще его не бил, он просто сразу же быстро вышел в незапертую дверь на лестничную площадку и пропал, а те трое, что возились сейчас на кухне, ни в тот момент, ни сейчас ничего не услышали (очарованные, надо понимать, Любкиной мертвой красой), не обратили внимания. Магницкий же, выждав с минуту, сел на пол и взял себя руками за голову. Ничего другого он не успел придумать.
— А этот где?! Дружок его чернявый?! Вместе драпанули?!
— Борис? Нет. Его наш Капустин, мол, вызвал. Этот минут пятнадцать как ушел.
Глава 13
Капитан слышал, что Магницкий звонит Маше, но не был уверен, что тот все сказал как надо, не был уверен, что Маша поверила в сказанное, не был уверен, что Маша сделает так, как ей было сказано.
Капитан был без шапки, без куртки, без денег. Правда, в свитере. Мог сойти за любителя ночного бега.