Зомби

Бабушка спросила: «О, Квентин, разве ты не можешь остаться на ужин?», и я ответил. И бабушка сказала: «Ах, как бы мне хотелось, чтобы ты остался. Живешь один и питаешься кое-как, я уверена. Холостякам нелегко живется». И я спросил, отвезти ли домой миссис Тэтч. А миссис Тэтч, похоже, решила остаться на ужин и сказала, нет-нет, она поедет на такси. Я направился к двери, и тут бабушка воскликнула: «О, Квентин, подожди!», и дала мне конверт, в котором лежали баксы, я взял его, поблагодарил ее и ушел. А возле фургона, то есть, возле нового сияющего коричневато-зеленого Доджа Рам, и никакого другого, СНОВА БЫЛА СОБАКА — худой породы, с косматой шерстью и хвостом, загнутым, как у обезьяны, с тревогой в глазах, и я закричал: «Пошла вон! Отвали!», захлопал в ладоши и попытался ее пнуть, и она убежала. Может, это пес БЕЛЬЧОНКА? Пистолет 38 калибра у меня в кармане, может, пса нужно убить? Из кузова ни звука. Влез в кабину, на выезде вильнул и залез на газон, но по дороге поехал нормально, рулевое колесо в новом фургоне было и впрямь туговатым, а кузов — громоздким. Но я был в порядке. Часы показывали 7:12 вечера. На запад по Лэйквью на малой скорости к озеру. До меня дошло, что в плане у К_ П_ эта пара часов перед возвращением в дом номер 118 по Норд-Черч под покровом ночи совершенно не продумана, и я понятия не имею, что теперь делать. Словно в кино, где кадр уходит В ЗАТЕМНЕНИЕ, а потом ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ начинается другое действие. Но я так не умел. Это было выше моих сил. Я был внутри Времени. И часы, которым не доставало стрелок, остановились. И Додж Рам жрет горючее быстрее, чем Форд. «Возможно, это вас слегка удивит, будьте готовы платить за полный бак всегда, когда заправляетесь», — сказал продавец.

Но сейчас я не мог об этом думать. Остановился в Саммит-Парк, откуда открывался вид на озеро, и стал есть «Фрут Лупс», потому что проголодался, и запивал вином из бутылки, тщательно следя, чтобы с нее не упал пакет. А не то еще заметит какой-нибудь коп и начнет, чего доброго, приставать с расспросами. А на пистолет 38 калибра, лежащий в кармане, я рассчитывать не мог, потому что звук выстрела кто-нибудь услышит. В этом-то и состоит слабость пушки, и поэтому нож удобнее. Но убить любое живое существо ножом нелегко. По возможности этого следует избегать. Солнце стояло еще высоко над озером, и я подумал: «Теперь вообще никогда не стемнеет». Над краем озера, словно сломанные зубы, нависала гряда темных туч, а дальше небо светлело. И мой ЗОМБИ был для меня обузой, а не радостью, которой я ожидал. Я прикончил первую бутылку, потом, должно быть, задремал за рулем, и разбудил меня храп, раздающийся из моей собственной глотки. А на улице по-прежнему был белый день! Солнце выглядывало из-за гребня тех же туч. Словно слепой глаз, и все же глядит. По озеру Мичиган бежали волны, в жару навевая прохладу. Волны яда, сказала Джуни. Что мы сотворили с природой! сказала Джуни. Она глянет тебе в глаза и все узнает: и что ты будешь делать тогда? Я обернулся и посмотрел на фанерную перегородку за задним сиденьем — она была на месте. Из-за нее не доносилось ни звука. И в какой-то момент я не мог вспомнить, кто там за ней — который из моих подопытных. Ибо что случилось, то случилось. И случится снова. Я вспомнил паренька, который вылезал из бассейна — так светился жизнью. И почувствовал, как оживаю. И завожусь. Ибо теперь он мой. Отныне и навсегда. В болезни и в здравии, пока Смерть не разлучит нас.

Так что я завел мотор и поехал сквозь пикниковую зону — столько людей! семей! столько детей! аромат жареного на углях мяса — я медленно проезжал парк, и тут в голову пришла эта странная мысль: «Да, но даже сейчас ты все еще можешь его отпустить, высадить в лесу, где его кто-нибудь найдет. Ведь он видел ТОДДА КАТТЛЕРА, а не К_ П_». Но я был на него зол. Вечно начинаешь на них злиться и хочешь наказать. Он дразнил меня, неотступно сидел у меня в голове невесть сколько недель подряд. Смотрел сквозь меня в «Хампти-Дампти», словно на пустое место. Провоцировал меня — этими своими кривыми ухмылками, ямочками на щеках, своими зелеными глазами. Я ехал на запад в Маунт-Вернон, огибая озеро, и начал ощущать тревогу. Включил радио, чтобы послушать новости — на часах было 8:08 вечера, а к этому моменту БЕЛЬЧОНКА уже хватились. И, может статься, обратились в полицию? И приступили к поискам, и закрыли дороги? В новостях ничего не сказали. Но, возможно, это была уловка. Я все же не мог вернуться домой до наступления ночи и темноты. И тут-то ты и облажался, Квентин, со всеми своими планами. Я слышал издевку в папином голосе, но не винил его. И тогда я после всего внезапно решил развернуться и поехать на север от города по шоссе 31, знакомое мне не хуже, чем мое собственное лицо. Проехал Холланд, проехал Маскегон, к 9:20 вечера во тьме миновал Лудингтон и заповедник Манисти, и чувствовал себя нормально, зная, что принял верное решение. Ведь того, что я сказал папиному адвокату, на самом деле не было. Что копы в Маунт-Вернон патрулируют Норд-Черч и как-то меня притесняют.

А теперь вдруг сделалось очевидно, что так и было. Просто я сам этого не понимал. И исчезновение БЕЛЬЧОНКА в Дейл-Спрингз привлечет внимание полиции к известным сексуальным преступникам в этом районе. А сколько их там — пара дюжин, может, сотня. И К_ П_ на тамошних компьютерах будет в их списке. Так что улизнуть из Маунт-Вернон с моей стороны было находчиво. На обочине лесной дороги я остановился и полез в кузов, включился свет, запах мочи ударил мне в ноздри и возбудил, и я увидел тело, мальчишку, распростертого на полу, частично раздетого, его голову скрывал полотняный мешок, его худенькие ребра поднимались — еще дышит! еще жив. Думаю, я что-то сломал у него в горле — трахею? гортань? — и в таком виде связал веревкой и скотчем, так связал бы кого-нибудь ребенок, много-много раз обмотал. «Здравствуй, — сказал я. — Привет». Присел над ним на корточки и трогал, и щупал, и гладил, но его маленький пенис оставался влажным и холодным, словно у трупа. Я стиснул его, чтобы пробудить к жизни, мальчишка вздрогнул, и, кажется, вскрикнул в губку. Я сдернул полотняный мешок — и увидел его лицо. Это было его лицо, но оно изменилось. И стало не таким уж красивым. Нижняя часть его лица была заклеена скотчем, но глаза распахнулись. Теперь ты видишь мое истинное лицо, теперь ты знаешь, кто твой Хозяин. Я плеснул на него минералкой, его взгляд прояснился, и я увидел в нем ужас. «Я не сделаю тебе больно, я твой друг. Только не сопротивляйся». Мой голос звучал нежно и ласково. Но он как будто не слышал. В глазах у него царил ужас, все тело было напряжено, как доска. Невзрачный парнишка с корочкой засохшей крови под носом — он начинал меня раздражать. Член его совсем съежился, стал таким крошечным, будто ему было десять, и он смотрел на меня этим взглядом, и мотал головой, по-прежнему пытаясь сопротивляться — сопротивляться мне! — бессильный, как раздавленный червяк.

МОЙ ЗОМБИ. СОПРОТИВЛЯЕТСЯ МНЕ. И тогда, теряя контроль, я перевернул его на живот, вылез сверху, схватил за маленький хвостик, бил его лицом об пол и ебал в жопу, мой член был огромен, так что кожа порвалась и потекла кровь, ОДИН ДВА ТРИ толчка, пронзал его кишки, словно меч, — Кто твой хозяин? Кто твой Хозяин? КТО ТВОЙ ХОЗЯИН?!

47

Плавают ли кости?

Даже если так, но к ним не крепится плоть, а сами кости разбросаны и никак между собой не связаны, какая в них может быть личность. Я никогда об этом не думаю.

48

26 августа, я едва приехал, вышел из душа и приступил к исполнению обязанностей УПРАВЛЯЮЩЕГО, как тут в парадную дверь раздался громкий стук. Я так и знал.

Новостей я не слушал. Ведь с чего бы К_ П_ стал их слушать. Было 7:50 утра. Я ничего не знал. Ни о чем не подозревал. Но успел побриться, свои редеющие волосы зализал так, что они влажно размазались по голове, и мои глаза, хоть и с красными прожилками, под пластиковыми очками в прозрачной оправе ничего не скрывали. Я надел белую хлопчатую футболку, простую и чистую, старые рабочие брюки из плотной ткани и сандалии. (Намечался еще один жаркий и влажный день). Услышал стук в парадную дверь и потрескивание полицейской рации, патрульная машина стояла на въезде за Доджем Рам. Этого я не видел, но знал. Услышал, как дверь отпирают и распахивают — это один из жильцов собрался выходить, а на ступенях крыльца стояли два полицейских. Раздались их голоса, они стали расспрашивать о К_ П_, проживает ли он в этом доме? Похолодевший и парализованный, я стоял в коридоре и думал о приямке! Об обеденном «операционном» столе! О хирургических инструментах! О запасах еды, и одеялах, и зеркале в полный рост! А в квартире УПРАВЛЯЮЩЕГО хранились поляроидные снимки на память о моих неудавшихся ЗОМБИ, и сувенир от ЗДОРОВЯКА в формалине, и прочие предметы, которые не должны увидеть ничьи глаза, кроме глаз К_ П_. Додж Рам я успел вымыть так тщательно, как только возможно, перед рассветом лихорадочно трудился, босиком и голый до пояса, смывая все улики. И то, внутри грузовика крови было немного, в основном моча и въедливая вонь от мочи. Свою испачканную одежду, парик и так далее я порвал в клочья и закопал на участках вдоль шоссе 31, настолько затерянных, что даже сам К_ П_ не смог бы теперь их найти. А свой пистолет 38 калибра, ножи и единственный сувенир от БЕЛЬЧОНКА я спрятал в безопасном месте подальше от дома номер 118 по Норд-Черч.

И все же у меня не оставалось иного выбора, кроме как выступить вперед и провозгласить: «Да, я К_ П_». Со спокойным недоумением я приблизился к стоящим у двери полицейским, один из них был в форме, а второй в пиджаке и при галстуке. Они меня поприветствовали и попросили выйти наружу. Но я этого не сделал. И войти их тоже не пригласил. Ведь это совсем не походило на арест после того, как чернокожий мальчик с ревом выбежал на улицу, когда они выволокли меня из фургона, повалили на живот, лицом в грязь, и сцепили запястья наручниками за спиной, так что я закричал от боли. На сей раз это был вообще не арест — не так ли? А простая дача показаний. Ведь у них в компьютере много имен известных сексуальных преступников. Ведь у них не было улик, и ордена не было, иначе они давно бы уже начали обыск. «Не впускай их в дом, — сказал папин адвокат. — Никуда добровольно с ними не ходи. Если они не перестанут тебя беспокоить, позвони мне. В любое время дня и ночи — позвони». Они спросили, можно ли войти, и я покачал головой — нет, не думаю. Они снова вежливо попросили меня выйти на улицу, и я вежливо и резонно сказал, стараясь не заикаться — нет, не думаю. Они удивились, ведь они привыкли помыкать гражданами. Я спросил, что им нужно? Они посмотрели на меня, тот, что постарше, в костюме, причмокнул: «Ты ведь знаешь, что нам нужно, сынок, правда?», и я потряс головой — нет, нет, не знаю, собрался с духом и глянул ему в глаза, и не увидел в них уверенности, так же как и на лице второго. Это продолжалось довольно долго, и я знал — я знаю, а они нет. Я знал и о своих гражданских правах, и не собирался безропотно терпеть притеснения со стороны полиции в адрес условно осужденного мужчины, который никак не нарушил свой испытательный срок. Мужчины, который является «геем» и не афиширует этот факт, но и не стыдится его. И не делается лишь из-за этого в чем-либо виноватым. Наконец они заговорили о «мальчике», которого «похитили» прошлым вечером в Дейл-Спрингз, он пропал, в переулке нашли его велосипед, они просто хотели задать мне пару вопросов, вдруг мне что-нибудь об этом известно, или я что-нибудь слыхал, и так далее, поговорить можно прямо здесь или в участке. И, если я не возражаю, они хотели бы по-быстрому осмотреть дом. И я покачал головой и повторил, нет, не выйдет, мой адвокат посоветовал звонить ему, если полиция будет причинять мне какие-либо неудобства или как-то меня притеснять, и я собираюсь позвонить ему сейчас.

За этим последовала тишина. И копы стояли и таращились на меня, а я оставался за порогом, не отступая ни на дюйм.

Потом детектив сказал: «Ладно, сынок. Звони своему адвокату. Иди, звони ему, а мы здесь постоим».

Так что я позвонил папиному адвокату на дом. Высоким и обиженным, как у ребенка, голосом рассказал ему об этом новом притеснении. Какое-то «похищение», о котором я знать не знаю, потому что не смотрел новости, а вдруг они меня арестуют? Арестуют без всяких доказательств? И папин адвокат заговорил, стараясь меня успокоить, о том, какие права у меня есть, и о том, что я не должен пытаться покинуть жилище. Несомненно, они ждут ордера на обыск. С того места у себя в комнате, где я стоял, видно было их обоих, а также еще одного копа в форме, который осматривал сверкающий под солнцем Додж Рам, стоящий на въезде, кружил вокруг него, заглядывал в кузов (я, конечно, убрал фанерную перегородку и пластиковые планки с окон) и видел там — что? Ничего. Там не на что было смотреть. Тем не менее, вломиться в фургон они не отваживались лишь потому, что улики, которые они могли бы там обнаружить, считались бы добытыми незаконно, а это лишило бы их всякой ценности.

Папин адвокат сказал, что немедленно приедет, и велел больше не разговаривать с полицейскими, прежде всего, не выдавать по доброй воле никакой информации, сколь бы невинной она ни была, и не впускать их в дом, и я ответил — ладно. И повесил трубку. Сколько времени у меня оставалось! Прежде чем они ворвутся! Первое, что я сделал — смыл золотой зуб БЕЗЫМЯННОГО в унитаз, он покинул мой карман и исчез навсегда. Затем выхватил из шкафчика бутылку с формалином и метнулся в кухню, двоим жильцам, которые там ждали, пока закипит чайник, сказал, что буду проводить в кухне дезинфекцию, им, к сожалению, придется выйти на пару минут в целях безопасности, но чайник можно оставить на плите и так далее. Они вышли, — это был Акил и молодой студент-химик из Египта, — и я швырнул ЗДОРОВЯКА в кухонную раковину, стал кромсать его ножом и резать и пихать в измельчитель для мусора, включил измельчитель, залившийся высоким жужжащим гулом. И формалин вылил в слив, отчего защипало в глазах, и меня едва не стошнило. Насыпал в раковину моющего средства и растер мочалкой из стальной шерсти, потом налил в измельчитель жидкость для очистки труб, и в бутылку из-под формалина тоже, чтобы перебить резкую вонь химиката, и, думаю, жидкости это удалось. Вторично запустил измельчитель, бросив туда куски мыла для рук, и все стало гладким и чистым и пахло, как что-то чистое. Чайник кипел и свистел, так что я снял его с огня, позвал Акила с его приятелем обратно и сказал, что дезинфекция окончена, думаю, их здоровью уже ничто не угрожает. Вернулся в комнату (увидел, что копы все еще стоят на въезде — ВЫРОДКИ! Хотелось наорать на них из окна, выкрикнуть — ВЫРОДКИ! ПРИТЕСНЯЕТЕ меня и ПОРТИТЕ мне жизнь!), порвал карту велосипедного маршрута БЕЛЬЧОНКА и поляроидные снимки и сжег их в раковине у себя в ванной, смыл пепел в водосток, здесь тоже все натер стальной мочалкой. Спустился в погреб, в старой части выволок обеденный стол из приямка и передвинул на новую часть. На него поставил пластмассовую корзину для белья и огромную коробку «Тайда». Инструмент для колки льда и ножи я отнес наверх, в кухню, и там сунул в шкафчик к прочей подобной утвари. А маленький острый серебряный зонд, который К_ П_ прикарманил из кабинета доктора Фиша, отправился в мой аптечный шкафчик к зубной щетке, нити и так далее, здесь он смотрелся вполне обоснованно, а я не желал лишаться такого ценного инструмента. Ибо я не сомневался, что впереди меня ждут другие подопытные, и я не позволю этим выродкам притеснять меня и запугивать, чтобы я отступился от своих прав. Бинты, марля и так далее скрылись в продуктовом шкафу, стоящем в кладовке, заодно с едой и минералкой. Зеркало я затащил в новый погреб и пристроил в углу с какой-то старой мебелью. В отражении у К_ П_ было лоснящееся лицо и угрюмый вид, и волосы, черт подери, явно редели, свет бликовал от очков. Ответственный человек — сам творец своей судьбы. Но я был зол.

Какое облегчение, что мама с папой уехали на север. Когда они узнают об этом унижении, все будет уже кончено.

Приехал папин адвокат, а вслед за ним еще одна патрульная машина, и у этих выродков появился ордер на обыск, и их было уже не остановить. Двое приступили к Доджу Рам — мне ничего не оставалось, кроме как отдать ключи, — остальные пошли в дом. Адвокат потребовал, чтобы обыск проводился лишь в ограниченных областях, так как это недвижимость под аренду, и комнаты всех независимых жильцов — это частная собственность, в них нельзя все перевернуть вверх дном, проводя обыск. Так что они, конечно, обшарили квартиру УПРАВЛЯЮЩЕГО, устроив там бардак, и весь погреб, и чердак, и комнаты на первом этаже, все шкафы и так далее. И НИЧЕГО НЕ НАШЛИ, ПОТОМУ ЧТО НЕЧЕГО БЫЛО.

А еще в тот же день меня допросили о пропавшем мальчике, имя которого для меня звучало столь непривычно и чуждо — Джеймс или «Джейми», Уолдрон. Папин адвокат, разумеется, присутствовал, так что мои права были защищены. Ведь К_ П_ ничего не знал ни про мальчика и мог лишь по кругу твердить то немногое, что ему было известно. Что я работал у бабушки в саду с 5 до 7 вечера, а потом поехал в Саммит-Парк, желая освежиться, съел что-то в Макдональдсе неподалеку оттуда, а потом — ибо меня осенило, конечно же, они посмотрят на счетчик пробега в новом Додже Рам и заметят, сколько миль я проехал — я долго катался вокруг озера и по району Юниверсити-Хайтс, чтобы немного развеяться. К этому времени папин адвокат связался с бабушкой и миссис Тэтч, чтобы подтвердить, что я в указанное время был у бабушки, и обе с непоколебимой уверенностью заявили, что это правда. Бабушка сказала, что ее внук — самый добрый и благоразумный молодой человек на свете, он часто ее навещает и помогает не только ей, но даже ее подругам. И, так как время похищения мальчика установили примерно между 6 часами, когда он вышел с работы, и 6:40, когда в переулке на расстоянии мили от дома нашли его покинутый велосипед, было технически невозможно, что К_ П_ был как-то к этому причастен.