Зона бессмертного режима

– М-да. – Данила замолчал, бросил сигарету и больше тему подымать не стал, заговорил о нейтральном. Понял, что убеждать Женьку бесполезно, тот уже все решил. И долго так они бродили по Московскому району – курили, разговаривали, смотрели на людей, вспоминали пережитое и недоумевали в душе: и чего все ради? А когда вернулись на Пулковское, то были совсем трезвы, но далее общаться с Бахусом не пожелали, сели пить круто заваренный огненно-горячий чай. Тем временем и Клара поднялась, пришла на кухню заспанная, похожая на привидение.

– Ох, братцы, хоть и французский коньяк, а все одно по башке бьет. Особенно если его стопками. Вот чайку индийского – это да.

Она натужно улыбнулась, налила себе чаю и, кое-как сдерживая зевоту, включила телевизор.

– Ну что там по ящику?

По ящику передавали новости, последние. Гарант охватывал инструктажем министров, в Московской области объявился дезертир, а над горизонтом Хуфу сгустилось облако секретности. Весь район блокирован, информации ноль, журналистов и на пушечный выстрел не подпускают к чуду света. Вот уж воистину – чудеса.

– Да, с этой пирамидой всегда было нечисто, еще со времен Весткарского папируса. – Клара усмехнулась, все-таки зевнула и потянулась к сдобной булке с завитушками. – А помните хотя бы историю с загадочной дверью, случайно обнаруженной немецким инженером? Ну, тогда, в девяностых? Что, неотчетливо? – удивилась она, отщипнула сдобы, но есть не стала, принялась лепить шарик. – Где-то в начале девяностых в пирамиде Хеопса обследовали шахты с целью создания системы вентиляции. Для работ применялся миниатюрный робот, оборудованный манипуляторами и системами наблюдения. И вот в один прекрасный момент его телекамера обнаружила дверь, закрывающую проход в какое-то помещение, находящееся в районе камеры царя. Казалось бы, ура, эврика, мировая сенсация, надо копать дальше. Фига с два, – хмыкнула она, сунула шарик в рот и принялась яростно жевать. – После обнаружения сей двери не было сделано никаких заявлений прессе. Тишина гробовая. Хорошо еще, что инженер, который сконструировал этого робота, оказался настоящим мужиком. Устав от бесконечных проволочек и отмен пресс-конференций, он на свой страх и риск передал информацию в газеты. И тут сразу стало ясно, что кто-то очень не хочет, чтобы мир узнал об этом открытии. Появились статьи, что никакой двери нет, официальные лица называли инженера, как бишь звали-то его, мистификатором, чиновники от науки пожимали плечами, мол, все это бред, фикция, измышления какого-то дилетанта. И никто не знал, что робот записал изображение двери на видеопленку. Так что когда инженер продемонстрировал запись, то все заткнулись. А в глобальном плане воз и поныне там – о каких-либо дверях в пирамиде Хеопса что-то больше не слышно [54] .

54

История, рассказанная Кларой, соответствует действительности. Группа ученых Германского археологического института в Каире, возглавляемая инженером Рудольфом Гаттенбринком, в 1993 году действительно получила задание улучшить вентиляцию в Великой Пирамиде. Для этого ими был сконструирован и изготовлен миниатюрный робот, который можно было использовать в узких воздухопроводах с площадью сечения всего 8 квадратных дюймов. И вот 22 марта 1993 года ими была обнаружена дверь, ведущая в какое-то помещение, находящаяся примерно в 30 метрах от наружной кладки и на 20 метров выше уровня камеры царя. Во всем остальном Клара тоже абсолютно права – некие тайные силы сделали все, чтобы это открытие не явилось достоянием гласности.

– Ничего, Кларочка, не переживай, – ласково посмотрел на нее Бродов. – Все тайное когда-нибудь становится явным. Бог даст, может, доживем. А что это за папирус такой, Весткарский? Нельзя ли поподробней?

В глубине души он был полон сомнений – что же все-таки для женщины важнее: ум или красота? А с точки зрения мужчины? Может, все-таки разумный компромисс? И если это так, то где найти ее, с золотой серединой?

– Можно и поподробней, – согласилась Клара, покладисто кивнула и жадно приложилась к бутылке с минералкой. – М-м, пить хочется. То ли с омуля, то ли с коньяка… Так, значит, папирус, папирус… Весткарский папирус… Назван он так в честь одной дамочки, привезшей этот папирус из Египта и подарившей его вроде бы Берлинскому музею. А говорится в нем помимо всего прочего о том, как его величество Повелитель Верхнего и Нижнего Египта Хуфу, правогласный [55] , воплощение Озириса, общался с магом по имени Деди, почтенным мудрецом ста десяти лет от роду. Сей волшебник будто бы знал о секретных помещений Тота, которые его величество желал всем сердцем задвинуть в собственном горизонте. Только задвинул или нет, не ясно, потому как папирус этот не имеет конца. А именно множество пробелов-лакун [56] . Кстати, интересно, интересно… Очень интересно… Так, так, так… Верно говорят, хорошая мысля приходит опосля… Ребята, извиняйте, пойду увековечу.

55

Эпитет, означающий «правдивый голосом», то есть успешно оправдывающийся на загробном суде.

56

Этот папирус в специальной литературе известен под названием «Папирус Весткар» – по имени мисс Весткар, действительно привезшей его из Египта и подарившей в 1839 году немецкому египтологу Р. Лепсиусу. В 1886 году, после смерти ученого, папирус был приобретен Берлинским музеем. Что же касается тайных покоев бога Тота, то в папирусе сказано: «Затем царь Хеопс, правогласный, сказал: „Ну а то, что говорят, будто ты знаешь число тайных покоев святилища Тота?“ И Деди сказал: „С твоего соизволения, я не знаю их числа, государь, мой господин. Но я знаю, как это устроено“. И Его Величество сказал: „Ты откроешь мне эту тайну тайн. Пусть отдадут Деди распоряжение поселиться в доме царского сына Дедефхора, он должен жить вместе с ним, его довольствие должно быть установлено в количестве тысячи хлебов, ста кувшинов пива, одного быка, ста пучков овощей. И пусть он не знает нехватки ладана, молока и напитка минет“».

Она еще отхлебнула минералки, резко поднялась и рысью подалась вон из кухни. Минута – и из комнаты послышалось приветствие включенного компьютера. Процесс увековечивания премудрого пошел.

– Кандидат наук. Шесть книжек уже написала, – гордо прокомментировал Женька, встал и принялся возиться с посудой. – А ты, командир, когда найдешь даму сердца? Не органа малого таза?

– А кто ж его, Женя, знает. Меня девушки хорошие не любят, – отшутился Бродов, коротко вздохнул и, дабы не муссировать тему, начал вспоминать, как они вояжировали на «Академике Павлове» [57] . По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там.

57

Гидрографическое судно «Академик Павлов», приписанное к ВМФ, долгое время являлось плавучей базой боевых пловцов и диверсантов всех мастей. В кормовой его части был устроен скрытый спуск под воду для аквалангистов и двух мини-субмарин, подвешенных на кран-балках по обе стороны от люка. К люку тянулась наклонная дорожка с верхней палубы, чтобы боевые пловцы могли по тревоге быстро скатываться в воду. Что они и делали во всех морях и океанах.

– Да уж, раньше были времена, – шмыгнул носом Женька, – а теперь мгновения. – Он тяжело вздохнул, поднялся, вытащил из холодильника водку. – Давай, Даня, по чуть-чуть. Холодненькой. За тех, кто в море.

Приняли «Столичной», зажевали «Краковской», вспомнили, как куролесили в водах Адриатики. Еще – у островов Паг, Керкенна, Дуги-Оток, Валетта, в проливе Кварнер, в заливе Габес, у берегов Туниса, Алжира и Марокко. Долго сидели, выпили всю бутылку – было чего вспомнить. А потом на кухню заявилась Клара, бодрая, довольная, светящаяся оптимизмом, и принялась кормить их рассольником и пловом. По ее лицу было видно сразу – творческий процесс успешно завершен, все премудрое и прекрасное надежно увековечено.

– Ну-с, о чем на этот раз? – с улыбкой осведомился Бродов, работая ложкой. – Какие мысли?

– Все те же, фантастико-криминальные, – сказала Клара, интригующе кивнула и неожиданно сделалась на удивление серьезной. – Они вернутся. И попытаются опять взять контроль над человечеством. Весь вопрос только в том – как. Мы ведь уже не прежние лулу. Скорее всего, на Земле будет заварена такая каша, какую расхлебать своими силами люди будут не в состоянии. Вот тут-то боги и выйдут на арену в качестве спасителей голубой планеты. Всего этого отчаявшегося, потерявшегося человеческого скопища. Вот такой вот, братцы, футуристический прогноз, донельзя мрачный, пессимистический и чернушный. А может, я просто воинствующая паникерша, принявшая не в меру французского коньяка? Ладно, будущее покажет, как говорится, будем живы – не помрем. Данила, пироги греть? С капустой, грибами и с рисом и яйцом…

– Греть, греть, всенепременнейше. Равно как и эту аппетитную, тающую во рту кулебяку.

За чаем, пирогами и разговорами время летит быстро, они даже не заметили, как наступило утро.

– Ого, как скоро ночь минула, – глянул на часы Бурундук, встал, зевнул, вздохнул истово, так что затрещали связки, потянулся. – Пора мне, братцы, на трудовую вахту. А то Васильевич будет рвать и метать. Не обижайся, командир, Клара тебя проводит. Жаль вот только, что ненадолго ты, проездом.

– Не переживай, брат, – успокоил его Бродов и хитро подмигнул. – У нас все рассчитано. Я ведь из Египта возвращаюсь по дуге, через Питер. Так что бог даст – увидимся, через двенадцать ден встречай. Да я еще позвоню.

– Ну вот и славно, – воодушевился Бурундук, по-быстрому оделся, обнялся с Бродовым и пулей выскочил сменять Васильевича. Выстрелил замок, хлопнула дверь, ухнул лифт, и наступила тишина.

– У тебя когда самолет-то, Данила? – посмотрела в окно Клара, еле-еле сдержала зевок, зябко, словно на пронизывающем ветру, передернула пухлыми плечами. – А… Тогда поехали, я еще заправиться хочу.

Ладно, собрались, оделись, присели на дорожку. Пошли. На улице ощутимо холодало, падал снег, «копейка» выглядела несчастной и замерзшей. Словно старая больная кошка, скорчившаяся на канализационном люке.

– Ну вот, блин, гололед проклятый, как сказал Александр Матросов, бросаясь на амбразуру. – Клара отключила сигнализацию, не сразу поладила с дверями и сделала гостеприимный жест: – Давай, Данила, залезай.

– Есть. – Бродов положил сумку назад, сам сел вперед, попробовал устроиться с комфортом в кресле. Наивный…

Клара между тем освободила руль, сунула на место провод и, чавкая противно мембраной бензонасоса, подкачала топливо в чрево карбюратора. Чиркнул стартер, двигатель подхватил, из жерла глушителя повалил сизый дым. Символизируя дым ладана, на который дышали поршни и кольца.

– Чертово давление, – пожаловалась Клара, постучала по мигающей ало лампочке и, с натугой включив скорость, под звяканье кардана тронулась. Казалось, порулила не в аэропорт – к месту вечной стоянки транспортного средства.

И снова потянулись вдоль дороги ландшафты – унылые, скучные, припорошенные хилым снежком. Совсем размякла, рассопливилась, ударилась в распутство зимушка-зима.

– Так, вот здесь семьдесят шестой, кажись, есть. – Не доезжая до железнодорожной станции, Клара прижалась влево, лихо развернулась и встала на бензоколонке – возиться с баком, заправочным шпалером и проклятущим металлом. Бродов же, пользуясь моментом, вытащил пачку долларов, запечатанную банковской лентой, с рожами дяди Франклина, радостно ухмыльнулся и сунул в «бардачок». Для него это пустяковина, а Женьке будет приятно.