Зороастр
Шрифт:
В течение долгих суток Зороастр не двигался, сидя на том же самом месте, где просидел почти три года, не чувствуя ни зноя в короткие солнечные часы, ни холода в пору снегов и морозов. Дикие длинношерстые черные овцы приходили сюда на водопой и робко смотрели глупыми глазами на неподвижную фигуру, а по вечерам лютые волки тихонько подкрадывались из-за скал, обнюхивали землю под ногами Зороастра и вдруг, подняв остроконечную морду, с протяжным воем убегали и скрывались во мраке.
А когда, наконец, наступала ночь, Зороастр вставал и направлялся к тому месту, где скалы, нависнув одна над другой, оставляли свободный проход. Там находилась обширная пещера с высокими сводами; стены ее были черные и гладкие, точно полированные руками искусных рабочих; пол представлял слой мягкого черного песка, сухого
Тогда Зороастр наклонялся и указательным пальцем чертил на песке фигуру, подобную кругу, с тою только разницей, что она пересекалась двумя прямыми линиями с северо-запада на юго-восток и двумя прямыми линиями с северо-востока на юго-запад, и чрез концы этих линии он чертил малый круг, лежавший вне большого. На восточной же стороне, лицом к жертвеннику, большой круг не был соединен, но размыкался на небольшом расстоянии.
Начертав фигуру, Зороастр выходил из круга и прикасался к черной скале, на которой горел огонь, затем он снова входил в круг и пальцами соединял его в том месте, где он оставался открытым, на восточной стороне, служившей входом. И в ту самую минуту, как он замыкал круг, над всею фигурой, начертанной им, вспыхивал мягкий свет, подобный свету огня, но не столь сильный. Тогда Зороастр ложился на спину, головой к жертвеннику, а ногами к западу, складывал руки на груди и закрывал глаза. Мало-помалу тело его цепенело, и дух его отрешался и освобождался от земных уз.
Зороастр надел на себя свой ветхий плащ, направился к выходу и переступил за порог пещеры. Была светлая ночь.
Луна бросала широкие вертикальные лучи в тесное ущелье, и гладкие черные камни сверкали сумрачным блеском. На поверхности маленького озера у родника тоже отражались лучи месяца, превращая его в светлый серебряный щит.
Тонкий слух Зороастра, изощренный долгим уединением и постом, уловил шаги человека на далекой вершине и зоркий глаз его вскоре увидел человеческую фигуру, спускавшуюся осторожно, но уверенно, к глубокой пропасти, у которой стоял Зороастр.
Все яснее и яснее обрисовывалась она перед ним, пока, наконец, не приблизилась и не остановилась на одном из нависших над бездной валунов, на таком расстоянии, чтоб можно было слышать речь. Это был пастух, приносивший пищу, единственный, дерзавший проникать в священные пределы убежища Зороастра. Он был храбрый малый, но, при виде человека, безмолвно стоявшего у родника, он почувствовал какой-то благоговейный трепет; ему показалось, будто волосы Зороастра блистают собственным светом, независимым от лунного сияния, и он стоял, объятый ужасом, опасаясь, как бы грозный аскет не поразил его смертью.
— Ты не сделаешь мне зла, если я спущусь к тебе? — робко крикнул он ему.
— Я никому не делаю зла, — ответил Зороастр. — Иди с миром.
Пастух проворно сошел со скалы и через несколько секунд уже стоял внизу среди камней. Это был смуглый горец, одетый в козлиную шкуру. Голос его раздавался хрипло от страха и, стараясь утвердиться ногами на камнях, он громко стучал своим посохом.
— Не ты ли тот, кого зовут Зороастром? — спросил он.
— Да, это я. Чего ты хочешь от меня?
— Ты знаешь, что великий царь находится теперь с своими женами и всем двором в Стаккаре, — продолжал пастух. — Я хожу иногда во дворец продавать сыр невольникам. Великий царь издал указ, что тот, кто приведет ему Зороастра, получит талант золота и пурпурную одежду. Я бедный пастух… ты не боишься идти во дворец?
— Я ничего не боюсь. За эти три года я забыл, что такое страх.
— А как ты думаешь, великий царь не сделает тебе зла? Ты хорошо платил мне за мои труды и я не хотел бы, чтоб тебе сделали зло.
— Никто не может сделать мне зла. Мое время
еще не настало.— Так ты пойдешь со мной? — вскричал пастух. — И мне достанется и золото, и пурпурная одежда?
— Я пойду с тобой. Ты получишь все, что желаешь, — ответил Зороастр. — Ты готов? Мне нечего брать с собой, у меня нет имущества.
— Но ведь, ты стар, — возразил пастух, подходя ближе. — Разве ты можешь идти так далеко пешком? У меня есть осел; я утром приду сюда с ним и встречу тебя на вершине. Я прибежал сюда второпях, как только вернулся из Стаккара с этою новостью.
— Я моложе тебя, несмотря на свою седину. Я пойду с тобою. Укажи мне путь.
Он наклонился к освещенному луной роднику, зачерпнул горсть воды и утолил жажду, потом повернулся и начал взбираться по крутому откосу.
XIV
Негушта уже три года была женою Дария, и царь все так же горячо любил ее… Но ему часто приходилось отлучаться, так как в первые годы его царствования постоянно вспыхивали мятежи то в той, то в другой области монархии. Всякий раз он возвращался, увенчанный победой, и всякий раз привозил Негуште богатые дары. Но царю не легко было поддерживать мир между своими двумя женами. Обе царицы ненавидели друг друга лютою ненавистью, и в отсутствие Дария их вражда иногда прорывалась и принимала характер открытой борьбы. Их стража дралась между собой на дворцовых площадках, а рабыни, встречаясь на лестницах, вцеплялись друг другу в волосы. С возвращением Дария водворялся на некоторое время вооруженный мир, которого никто не смел нарушить. Но до царя часто доходили слухи о происходивших без него распрях; он сердился, клялся покончить со всем этим, но ничего не мог сделать и оказывался в этом случае не умнее других великих людей, которым приходилось выбирать между капризами двух женщин, ненавидевших друг друга.
Негушта радовалась исчезновению Зороастра. В эти три года Атосса ни разу не пыталась разубедить ее относительно того, что ей пришлось увидеть в то роковое утро, и Негушта все еще думала, что Зороастр изменил ей. С ее точки зрения иначе и быть не могло. Разве она не видела этого собственными глазами? Только низкий и бессердечный человек мог так поступить. Она, конечно, ни слова не сказала Дарию о сцене на террасе. Она не желала гибели Атоссы, не желала и гибели своего вероломного возлюбленного. Несмотря на всю нежность царя, на все милости, которые он расточал ей, память о первой любви не угасла в ее сердце и она не в силах была в разговоре с Дарием вновь пережить эти ужасные минуты. Зороастр исчез, быть может, даже умер, и ей не грозила больше встреча с ним. Он не дерзнул бы переступить порога дворца. Она помнила, в какой яростный гнев пришел царь, когда в нем шевельнулось подозрение, что человек в капюшоне, нарушивший царское шествие, был никто иной, как Зороастр. Но потом, с свойственною ему беспечностью, Дарий сказал, что и сам поступил бы точно также, и что в силу клятвы своей он никогда не будет преследовать молодого перса. Он царь царей и не воюет с разочарованными влюбленными.
Между тем, Дарий выстроил себе великолепный дворец за стенами Стаккарской крепости, в долине Аракса, и проводил там весну и зиму, когда это позволяли государственные заботы. Он вел почти непрерывную войну с бесчисленными искателями приключений, провозглашавшими себя царями в различных провинциях. С неимоверною быстротой ом перелетал из одной части своих владений в другую, с востока на запад, с севера на юг; но, возвращаясь в столицу, он всякий раз заставал при дворе какие-нибудь распри, и тогда хмурил брови и утверждал, что гораздо труднее управлять горстью женщин, чем Мидией, Персией и Вавилоном, вместе взятыми.
Атосса докучала ему своими коварными намеками.
— Когда царь отправляется в поход, — начала она однажды, — дворец остается без главы; Отан — человек слабохарактерный. Царь не хочет поручить мне надзор за внутренним управлением и не поручает его никому другому.
— У меня нет никого, кому я мог бы вполне доверять, — отвечал Дарий. — Неужели вы не можете и месяца прожить в мире?
— Нет, — возразила Атосса, со своею обольстительною улыбкой, — это невозможно; царские жены никогда не поладят между собою. Пусть царь выберет кого-нибудь и назначит его правителем дворца.