Зов издалека

— Да?

— Мы узнали, что Хелена, возможно, лежала в психиатрической клинике. Депрессия.

— Ой.

— Один из наших просматривал журналы в Лиллхагене. [22] Это почти наверняка она, правда, под другим именем. Потом выписалась и больше не возвращалась.

— Так часто бывает.

— Что часто бывает? Часто не возвращаются?

— Психиатрические больницы закрываются одна за другой. Больные не возвращаются просто потому, что им некуда возвращаться.

22

Лиллхаген — крупная психиатрическая клиника в Западной Швеции.

— Да… слышал.

— К нам то и дело поступают больные… В общем, они не справляются с ежедневными бытовыми делами. Режутся, падают… Черт знает что.

— А иногда с криком носятся по улицам… или орут что-то в окна.

— Не знаю… может быть. Это ваша сторона проблемы. Но это тоже одиночество. Не иметь никого…

— Не иметь никого… — эхом повторил Винтер. — Общество вдет к этому?

— Я не знаю.

— А это излечимо?

— Что?

— Общество. Я понимаю, выглядит преувеличением, и все же… иногда начинаю сомневаться. И потом — это ты у нас врач.

— Да… тема для диссертации: одиночество как неизлечимая болезнь общества… Звучит страшновато.

— А в институте этому не учат?

— Когда я училась, дело еще не зашло так далеко.

— Дело заходит все дальше и дальше… мало того — быстрее и быстрее… Хочешь бутерброд?

Позвонили сразу после оперативки. Винтер взял трубку в своем кабинете. Он был подготовлен. Более того — ждал этого звонка еще накануне. Или даже два дня назад. Они уже знали про детский дом, и перед ним лежала записка с именем. И Луси Кейсер это тоже знала.

— Речь идет о Хелене… Андерсен.

— Откуда вы звоните?

— Хельсингборг. Я уже говорила с кем-то из ваших сотрудников, и мне посоветовали позвонить вам.

— Да.

— Я ее приемная мать… была приемной матерью. Лучше сказать, одной из них.

— Говорите только про себя. Вы узнали Хелену Андерсен?

— Да…

— Как?

— По фотографии в местной газете… и по ТВ… Я подумала, что это Хелена… Я живу в Хельсингборге, — добавила она после паузы.

— Когда вы в последний раз ее видели?

— О… прошло уже много лет.

— Как много?

— Мы не виделись… сейчас соображу… это было еще до смерти Юханнеса. Моего мужа. Хелена уехала отсюда, думаю, двенадцать лет назад. У меня где-то есть бумаги, могу поискать.

— Но вы узнали ее по фотографиям в газете?

— Да… Я знала, что у нее ребенок… девочка. Они так похожи…

— Я хочу, чтобы вы приехали сюда, госпожа Кейсер. Сможете?

— Чтобы я приехала в Гетеборг?

— Да.

— Я уже в годах… но, конечно, могу, если это так уж нужно.

Винтер посмотрел на часы.

— Сейчас еще рано. Садитесь на первый же поезд. Мы закажем вам билеты и гостиницу. Вас встретят на вокзале.

— У меня есть знакомые в Гетеборге.

— Как вам будет угодно, госпожа Кейсер.

Он начал отслеживать ретроспективный след. Даже много следов. Достаточно много, чтобы начал выстраиваться более или менее внятный рисунок.

Биргерссон и Велльман предоставили в его распоряжение достаточно людей, чтобы быстро обработать все доступные архивы и задать нужные вопросы. «Мы сражаемся со временем, — сказал Биргерссон. — Убийца убийцей, но в первую очередь найдите девочку».

— Это одно и то же, — ответил Винтер.

Итак, Хелена воспитывалась в трех семьях. Насколько известно, об ее удочерении речь даже не шла. В первый раз она попала в детский дом в четырехлетием возрасте. Кто-то оставил ее в Сальгренска в тяжелом состоянии: запущенная пневмония, которая могла привести к смертельному исходу. Ее положили на кушетке в пустой комнате для посетителей. Никаких записок, никаких просьб. Только крошечная девчушка, иногда вскрикивающая в забытьи.

Все это было им теперь известно. Девочка несколько недель не могла говорить, и далеко не сразу удалось выяснить, что зовут ее Хелена Делльмар, а маму — Бригитта Делльмар.

Мама с дочкой за три недели до этого исчезли из своей квартиры на площади в Фролунде.

После них в квартире сменилось тринадцать жильцов.

Бригитта Делльмар была известна полиции — числилась в уголовном регистре. Ее задержали за мошенничество в 1968 году, но отпустили за недостатком улик. Имя упоминалось в связи с ограблением Торгового банка в Йончёпинге. Но следствие интересовали только ее взаимоотношения с одним из возможных грабителей. Однако тот, как выяснилось, сидел в тюрьме за другое ограбление и к йончёпингскому делу был непричастен.

Свен Юханссон. Свенов Юханссонов в Швеции не меньше, чем Джонов Смитов в Англии, подумал Винтер, перебирая принесенные Меллерстрёмом бумаги.

И имя, и фамилия — из самых распространенных.

Свен Юханссон. Умер от рака легких семь лет назад. Отец Хелены? Но почему тогда Андерсен? Они еще не нашли третью приемную семью Хелены. Может быть, те и дали ей фамилию Андерсен?

Мать исчезла и никогда больше не появлялась. Бригитта Делльмар. История повторяется. Странно, но так случается довольно часто. Дочери матерей-одиночек рожают детей от мужчин, которые потом исчезают. Что значит — исчезают… «Найдем, — подумал Винтер. — Нельзя бесследно исчезнуть. Мы находим всех, кого ищем. Нашли Хелену, узнали, кто ее мать. Найдем и мать, и отца, и мужа. Отца Йенни. И найдем Йенни. А что случилось с Бригиттой Делльмар? Как она исчезла? При каких обстоятельствах? Скоро узнаем…» Это и есть работа полиции — искать. Его работа. Виртуальная охота в далеком прошлом.

— Высоко, — сказал Хальдерс, стоя у окна в гостиной. — Пока долетишь до мостовой…

— Голова кружится?

— Да. У меня всегда башка кружится, когда смотрю на Хеден.

— Скверные воспоминания?

— Скверное чувство мяча. — Он отвернулся от окна. Анета Джанали присела на корточки у стереосистемы. — Ты сюда недавно переехала?

— Да, а что?

— Если нужна какая-то помощь… только скажи. После травмы…

— Я же не ношу ящики в зубах, Фредрик.

— Кто тебя знает…

— А ты какую музыку слушаешь, когда хочешь расслабиться?

— Я не расслабляюсь.

— А что ты слушаешь, когда не расслабляешься?

— Занял у Винтера пару дисков с джазом, но быстро устал. А он не устает.

— Может, и нет.

— Хотя выглядит усталым.

— А ты когда последний раз смотрела в зеркало?

— Видел Винтера на той неделе в ресторане с Бюловым. Темнит он что-то.