Зов Оз-моры

Вернувшись в Денисову избу, мужики начали изгонять страх хлебным вином и закусывать холодной няней. Застывший бараний жир вяз на зубах. Так и отпраздновали Ильин день.

Когда Денис открыл глаза, было ещё темно: с похмелья он всегда рано просыпался. Полечился медовой бражкой, съел остатки вчерашнего пиршества и поплёлся в центр Козловского детинца. Там возле забора, который огораживал церковь Покрова Пресвятой Богородицы, стояла обширная, крытая тёсом, съезжая изба. Сосновые бревна, из которых она была построена, ещё не потемнели и пахли смолой: зданию, как и всему городу, от роду был всего год.

Перед избой уже скопился народ: мастеровые, торговцы, бобыли, крестьяне из близлежащих деревень… Все стояли насупленные и хмурые, будто на похоронах. Лишь изредка перебрасывались двумя-тремя словами. Ждали, когда выйдет старик Биркин, но он медлил, словно опасался выступать.

Лишь когда пожелтело красное рассветное солнце, семидесятилетний воевода показался в дверях съезжей избы, встал перед людьми и вязко затянул речь:

– Над украинными землями[4] нависли тучи. Воинство хана Гирея течёт по Ногайскому шляху. Собирается сжечь Козлов и Тонбов, а потом идти на Шацк, Рязань и Рясск…

У Дениса ёкнуло сердце, ведь в Ряжске он прожил свои первые двадцать семь лет. Болел душой за родной город, хоть и навсегда уехал из него.

Биркин тем временем продолжал, всё так же мрачно и заунывно:

– Боборыкин послал казаков в разведку, и те привезли ужасные вести. К Тихим плёсам на Хопре подошли степняцкие отряды. Больше десяти тысяч татар и ногайцев! С ними ещё азовские казаки под началом атамана Алютовкина. От Тихих плёсов что до Козлова, что до Тонбова рукой подать. Всего сто двадцать вёрст, три дня пути! У наших крепостей, конечно, добрая защита. По дюжине пушек, по две дюжины затинных пищалей[5] и по двадцать дюжин ручниц. У степняков же токмо луки да сабли, но они думают взять храбростью и числом. Десять тысяч искусных конных воинов, а то и больше! – грустно повторил воевода.

– Что ж, батюшка-воевода, делать будем? – закричали козловцы.

– Наши служилые люди не устоят без подмоги, – ответил Иван Васильевич. – Сражаться придётся всем.

Денис вздохнул: вчерашние догадки подтвердились. Вражье войско было всего в трёх днях пути от Козлова! Возможно, жить горожанам осталось всего ничего.

Домой Денис возвращался вместе с Акимом. Они вошли в избу, зачерпнули по ковшу браги, присели…

– Воевать будем… – задумчиво произнёс Аким.

– У тебя пищаль-то хоть цела? – усмехнулся Денис.– Не продал?

– Под печкой отдыхает. Вмистях же из Рясска везли.

– Не заржавела под печкой-то? Тащи сюда. Почищу, подправлю…

Аким сразу же выбежал из избы и вскоре вернулся, неся завесную пищаль, завёрнутую в промасленное тряпьё. Денис развернул её, долго рассматривал и, наконец, заключил:

– Хоть и в масле лежала, а ржавью тронута. Поработаю над твоей пищалью. У меня ещё сабелька есть для тебя. Сделана толково, всё в ней выверено. Почти как моя. Тоже отец ковал! Можешь ей махать?

– Не знаю, – замялся Аким. – Показывали…

– А я саблей как-никак владею! – похвалился Денис. – Отец натаскивал с молодых ногтей. Учился я старательно. Разумел, для чего это нужно! И ведь правда, пригодился навык. Тебе и двух лет не было, когда запорожцы Сагайдачного[6] сожгли Рясск. Мы с отцом и Настей, сестрёнкой моей, живы остались, потому как нас тогда в городе не было. Воевода велел ряшанам крепостные стены разломать и уйти в Пронск. Погрузили мы всё ценное на телегу и поехали. По дороге мама заболела гнилой горячкой. Тогда же и умерла, а мы даже похоронить её толком не смогли. Пронск надо было защищать. Нам всем выдали пищали, порох и свинец. У отца ещё две сабельки имелись. Своего выкова! Ни на польские не похожи, ни на угорские, ни на черкесские, ни на персидские, ни на турские… Одну он себе взял, другую дал мне. Я хоть и юнцом был, но росту и силы во мне уже хватало. Запорожского черкаса вдвоём с отцом зарубили! Воевода Трусов наш подвиг отметил, в Разрядный приказ бумагу послал. Отметили нас. Целый рубль дали! На двоих, правда. Радовался я тогда… а как домой вернулся, разрыдался.

– Из-за мамы?

– Не токмо. От Рясска ведь остались одни уголья да пепел. Заново пришлось и дом строить, и кузню… Как же мы тогда запорожских казаков ненавидели! Как же ненавидели… а сейчас их в Козлове полным-полно. Бок о бок с нами супротив татар воюют[7]. Вишь как бывает!

– Силу набирает Московская держава, вот к ней и потянулись…

– Долго ещё набирать будет, – усмехнулся Денис. – Пока мы платим поминки крымскому хану, а не он нам…

– Когда-нибудь перестанем. Все образуется. Глядишь, и ты отыщешь отца с Настей.

Аким увидел, как напряглось лицо мастера, и испугался. «Зря я наступил Денису на мозоль», – начал он мысленно корить себя.

В Ряжске Акиму часто рассказывали о Денисовом отце и неразгаданной тайне его исчезновения. Почему вдруг небедный ряжский кузнец бросил своё дело, и, прихватив с собой десятилетнюю дочь Анастасию, бежал из города? Куда он перебрался? Зачем оставил сына в родном городе? Ответов в Рясске не было ни у кого, и у самого Дениса тоже, а слухи и пересуды ходили разные, порой даже похабные и оскорбительные…

«Зря я это сказал. Ой, зря! Как бы не побил мастер», – со страхом думал подмастерье.

Денис, однако, сдержался и натянуто улыбнулся Акиму:

– Как их отыскать? Рыться в писцовых книгах всех уездов? Кто ж мне их даст! Глотать пыль по дорогам Руси? Спрашивать во всех городах и весях, не живёт ли где кузнец, именем Марк? Так его, может, и звать уже иначе. Хорошо хоть, он успел научить меня своему делу, оставил дом и кузню. Не то пропал бы я…

– Что ж ты из Рясска уехал? – осторожно поинтересовался подмастерье.

– Немило мне там было. Как и тебе…

– Я за тобой поехал. Ты ж посулил, что в Козлове нас в служилые люди запишут… а там, глядишь, и поместный оклад дадут. Вот я и бросил Рясск. Обманулся!

– Оба обманулись, – согласился Денис.

– ---

[1]Ильин день в 1636 году – 20 июля по старому стилю (30 июля по новому).

[2]Иван Биркин в 1636 году был в чине ясельничего. Вёл свой род от рязанского боярина Ивана Бирки.

[3]Роман Боборыкин в 1636 году был в чине стольника. Боборыкины, как и правящий дом Романовых, вели свой род от московского боярина Андрея Кобылы, однако были тесно связаны с Великим Новгородом.

[4]Украинные земли – юго-восточная окраина Московского царства в XVII веке. К сегодняшней Украине не имеет никакого отношения.

[5]Затинная пищаль (гаковница) – тяжёлое крепостное ружьё. Завесная пищаль (ручница) – ручное ружьё.

[6]Петро Сагайдачный – гетман Запорожской Сечи. Воевал на стороне Речи Посполитой. В 1618-1619 годах сжёг многие русские города, в том числе и Рясск (Ряжск).

[7] При Михаиле Фёдоровиче часть запорожских казаков стала служить Московской державе.