Зов Оз-моры

– Я разве о чертях? – засмеялась Дева воды. – Я о другой дряни. Снаружи на тебе живут вши. Внутри – глисты и всякая невидимая мелюзга. С таким засранцем я завтра не лягу.

Мина недоверчиво взял чашу из рук невесты. «Ну вот, и наступил миг, которого я боялся! Сейчас стану каким-нибудь мерзким животным, а Ведь-ава и Вирь-ава начнут потешаться и издеваться надо мной. Может, даже бить или пинать…»

У него сбивчиво застучало сердце, закружилась голова, перед глазами поплыли маленькие чёрные колечки… Испугавшись, что Мина упадёт в обморок и разольёт лекарство, Дева воды подскочила к нему.

– Чего застыл с чашей в руках?– прикрикнула она, обхватила рукой плечи жениха, влила ему в рот содержимое кубка.

Проглотив зелье, он всё же вырвался из невестиных рук, подбежал к стоящему в сенях ведру с водой, долго всматривался в своё отражение и, наконец, успокоился. Ни рога, ни свиные уши у него не выросли.

У Вирь-авы как раз в это время подошло тесто, и они вместе с Девой воды стали готовить начинку для выпечки. Начали с огромного слоёного пирога – лувонь кши.

– Кому ж мы его будем дарить? – с ехидцей спросила Дева леса. – Неужели отправишься к отцу, как заведено?

– Придётся… – задумчиво ответила Дева воды. – Одна, правда, поскачу, без Мины. Но это потом. Сейчас надо курник испечь.

Ведь-ава и Вирь-ава построили грандиозную башню, перемежая блины со слоями курятины, пшённой каши, яиц и грибов. Обмазав сооружение кислым тестом, они принялись лепить из теста зверушек, птиц, цветы…

Отдохнув, они вышли во двор, облились водой из колодца и надели новые панары. В избе Ведь-ава вынула из печи пропёкшийся лувонь кши и воткнула в него веточку яблони. Положив пирог на расписной поднос, она исчезла вместе с ним на глазах у жениха.

– Куда она делась? – испугался Мина.

– К отцу отправилась, – ответила Дева леса. – Не бойся, не пропадёт твоя невеста.

Вернулась Дева воды через час, словно соткавшись из воздуха. В руках у неё был всё тот же поднос с пирогом.

– Ну вот! – начала отчитываться она перед Вирь-авой. – Быстро управилась! Сколько ж тысяч лет я пролетела за час! Папа удивился, увидев меня с этим лувкшем. Пришлось всё объяснять. Рассказывать, что выхожу замуж в старинном эрзянском селе. Подарила пирог. Отец переслал его назад, на свадебный стол, а меня даже чаем не угостил. Я так проголодалась!

– Кто он, твой отец? – полюбопытствовал Мина. – Демон?

– Человек он у меня. Обычный человек. Сказала ведь уже: не слушай попа Афанасия! – раздражённо ответила Ведь-ава и перевела взгляд на Деву леса: – Чай пора пить.

Та кивнула. Все трое сели за стол.

– Как назовём ребёнка? – спросил Мина.

Ведь-ава всё уже давно продумала и уверенно ответила:

– Никитой. Победителем. Зачну я его завтра же. Избу с брачным ложем нам подстроит урьвалине, – Ведь-ава перевела взгляд на Деву леса. – Успеешь?

– Только свистну, и набежит орда лешаков, – в ответ рассмеялась та. – Медведей и лосей приведут, чтобы было на ком брёвна возить. За ночь управятся, не сомневайся. И ложе подготовят, и онаву сгондобят, и угощение сварят на всё село, и столы накроют.

И правда, когда Вельдеманово утонуло в темноте, к избе Мины потянулись духи леса. Лужок на берегу залил мертвенный свет болотных огоньков. До утра гремели топоры, ревели и рычали звери, скрипели нездешние, нечеловеческие голоса. Жители села дрожали на своих печах и полатях, боясь выйти из дому.

Лишь на рассвете, когда страшные звуки стихли, две любопытные бабы опасливо приблизились к заливному лугу.

«Что это?» – в один голос воскликнули они.

Там, где ещё вчера была лужайка, теперь высился тын, окружающий избу с камышовой крышей. Острые колья пахли смолой. Они были очищены от коры, оструганы и так подогнаны друг к другу, что крестьянки не заметили в заборе ни одной щёлочки или дырочки, через которую можно было бы заглянуть во двор. Лешие не схалтурили!

Между таинственной изгородью и домом Мины простёрся длиннющий липовый стол, накрытый расшитой скатертью и уставленный блюдами с заливным судаком, жареными карасями, зайцами и дикими гусями, печёной репой, солёными огурцами, мочёными яблоками, пирогами, кувшинами с позой и хлебным вином. Где ещё было праздновать свадьбу, как не под открытым небом? Не в тесной же Мининой четырёхстенке, где едва ли поместилась бы и десятая доля гостей. Приглашено ведь было всё село.

– Откуда у Минки деньги? – удивлялась одна крестьянка. – Никто в Вельдеманове не играл такую богатую свадьбу.

– Видно, самоварница папу с мамой обокрала, – предположила вторая.

– Если так, то и нам с тобой не грех поживиться…

Они собрались взять по огурчику, но тут же в десяти шагах от них появилась сухопарая девица с миловидным бледным лицом. Ниоткуда взялась, будто самозародилась из воздуха. Улыбнулась ласково, снисходительно:

– Подождите, бабоньки! Успеете попробовать. Всему свой срок.

– Кто ты такая?

– Машенькина урьвалине. Охраняю свадебный стол и её дом, – девушка указала на забор.

– Это дом Марё? – удивились крестьянки. – Его вчера ещё не было. Откуда он взялся?

– Не ваше дело. Уходите-ка, бабоньки, по добру по здорову! Потом придёте.

В её голосе почувствовалась сталь, и по спинам баб пробежал морозец.

– Мягко стелет, но убьёт и не поморщится, – шепнула одна из них своей товарке.