Зов Оз-моры
Шрифт:
– Ты прямо сама Келу! 24 – рассмеялся Офтай. – Так же степняков ненавидишь, да и обликом похожа: «Кожа белая, как снег, косы соломенные, ноги стройные, как две берёзки на опушке».
– Если б ещё я могла так рубиться, как Келу!
– Может, ещё научишься. А почему думаешь, что царь одолеет хана?
– Потому что я так хочу. Люди Гирея убили моих отца, мать, сестёр… Всех, среди кого я росла. Я не могу отплатить степнякам за смерть родных. Так пусть белый оцязор отомстит!
24
Келу (мокш.), Киля (эрз.) –
– У него мало силёнок. Говорят, у царя не хватает денег, чтобы платить служилым людям… а за Гиреем стоит султан. Султан богат и могуч.
– Где ты всё это слышал?
– На торге. Там бывают знающие люди. Рассказывают.
– Почему же ваш мурза пошёл служить царю, а не султану?
– Пошёл… Только где он сейчас, наш мурза? Лежит в земле. Нет, не сможет белый оцязор справиться с Гиреем!
– Опять хотите под крылышко к мурзе? – прошипела Варвара.
– Нет, ни мурзу мы не хотим, ни боярина, ни игумена. Управимся без них. Думаем сами отбиваться от непрошенных гостей. Поэтому-то нам и нужен кузнец-оружейник. Пусть он каждому из нас выкует по хорошему перу для рогатины. Сабли моим зятьям тоже не помешают. Да и мальца надо научить ремеслу. Тем Денис и отблагодарит нас за своё спасение.
– Мы тоже оружие себе делали, – горько усмехнулась Варвара. – Попытались с татарами биться, и тем их только разозлили.
– То вы, а то мы. Может, у нас получится.
–А беды не боишься? Истребили они всю нашу деревню. Тогда я и поняла: не сможет крестьянин совладать с конным воином. Вся надежда на белого оцязора, на Михаила Фёдоровича!
– Даже знаешь, как его зовут? – вздохнул Офтай. – Ну, надейся, Толга, надейся! Чем впустую мечтать, выпьем лучше позу.
Офтай наполнил деревянные ковши сладковатой ржаной брагой.
– Поживи пока у меня, Толга. Завтра все опять будут на керемети. Тебя не зову. Побудь лучше с мужем, – сказал он, а потом задумался и спросил: – Неужели твой Денясь вправду целовал Вирь-аву, пил её молоко?
– Что ж ты такой недоверчивый? Почему тебе это не даёт покоя?
– За тебя боюсь, – заботливо ответил дед. – Как-то раз наша Инжаня судачила с нижегородскими мужиками: она же не только по-мокшански, но и по-эрзянски разумеет, и по-русски. Мы на торге дикий мёд продавали, а они вяленую рыбу. Так вот что она узнала. Под Нижним небывалый случай произошёл. Тамошний кузнец Мина женился на Ведь-аве.
– Ладно тебе, Пичаень Офтай! Байки это.
– Почему это? Она родила ему ребёнка и сразу была такова. Бросила чадо своё! Оставила отцу на воспитание. Сын же, когда вырос, постригся в монахи и ушёл далеко-далеко на север. В Соловки уплыл. В обитель на море. И когда он оттуда вернётся, беды вместе с ним придут неисчислимые. И к мокше, и к эрзе, и к русским…
– Причём тут мой муж? – насторожилась Варвара.
– А ты подумай! Он ведь тоже кузнец. И, кстати, Вирь-аву ласкал, грудь её сосал. Вдруг она опять явится и захочет за него замуж? Возьмёт пример с Ведь-авы, они ведь подружки. Переговорила бы ты с Денисом, предупредила бы его…
– Ладно тебе, Пичаень Офтай! Я с ног валюсь, а ты небылицы рассказываешь. Разве может простой кузнец жениться на богине? – усмехнулась Варвара. – Чего только люди ни напридумают!
– А как же Атям-шкай и Лихтава?
– Девица родила сына богу-громовержцу… Чего тут такого особенного? Ну, полюбилась Лихтава Атям-шкаю. Ну, забрал он её к себе на небо, и там она понесла от него. Ну, родился у них оцязор Тюштя… У тебя же всё наоборот выходит: сама Дева воды понесла от смертного. Неужели разницу не видишь? – парировала Варвара.
– Ну, и в чём она, по-твоему, эта разница?
– Как же Ведь-ава может зачать и родить? У неё, поди, и пада 25 не такая, как у людей.
– Брось! Всё у них такое же… но не время об этом думать. Полезай на печь, там отогреешься, а я в кершпяле прикорну.
Офтай сразу же отправился в левый угол избы.
– Завтра рано уплыву на кереметь. За хозяйку останешься, – буркнул старик, ложась на низкие, как принято у мордвы, полати.
25
Пада (мокш.) – женский половой орган.
Варвара забралась на печь и мгновенно уснула: столько натерпелась за день! Спала она без снов, будто провалившись в чёрное дупло Эчке тума. Проснулась бы, наверное, лишь к обеду, если бы Офтай не разбудил её рано утром, прямо перед отплытием на мольбище.
– Ты, конечно, утомилась вчера, но всё равно поднимайся. У тебя много дел. Печь растопи, в доме уберись, выпусти кур и гусей, приготовь еду. В погреб спустись. Возьми всё, что потребуется. Не забудь там Бохарям-аве 26 куриных перьев положить и помолиться, чтобы у тебя с Денисом были совет да любовь. Когда утомишься, попей с мужем позу. Сколько хочешь, но в разумных пределах, – сказал Офтай и сразу же вышел из избы.
26
Бохарям (мокш.) – погреб во дворе. Бохарям-ава – богиня-хранительница погреба.
Варвара спрыгнула с печи, выбежала во двор по малой нужде, чуть полюбовалась на перистые облака над рекой, а потом к Денису – как он там.
Муж не спал. Слегка постанывал.
– Нога болит? – спросила она.
– Больше голова, – еле выдавил он из себя.
Варвара выбежала в сени и зачерпнула деревянным ковшом бурую ржаную брагу.
– Вот, – она протянула Денису корец. – Поза хорошо помогает. Очунивайся.
Тот осушил ковш.
– Добрая бражка! А где Акимка? Угостить бы его…
– Я ж тебе всё сказала. Вчера, – хмуро ответила жена.
– Память отшибло.
– В Тона ши он.
– Это где?
– Погиб твой Акимка… а ты вот цел.
Варвара забеспокоилась, не заболел ли Денис, нет ли у него жара, не начнётся ли кашель с ржавой мокротой. Пощупала лоб и порадовалась: холодный! Значит, всего лишь похмелье.
Варвара достала из печи остатки ухи, покормила мужа и поела сама.
– Знаешь хоть, где мы? – спросила она.
– В деревне. У мордвы.
– Хорошо хоть это помнишь.