Зов пахарей

– Нет, – сказал Андраник, педнимаясь. – Я против того, чтобы нападать на консулов. Но я за вооруженное восстание. Несколько наших князей обратились к европейским королям с просьбой о помощи. Мы отправили Мосе Имо в Европу за их ответом. Вы сами своими ушами слышали, что было написано в бумаге, присланной из самого большого государства в Европе. Письмо английского короля так расстроило Мосе Имо, что он уставился в воды Андока, словно оттуда только и оставалось ждать помощи…

– Никакой король не спасет нас, – продолжал Шапинанд. – Султан нам не брат двоюродный, да и король Англии не кум наш и не сват. Еще задолго до Мосе Имо наш католикос Хримян Айрик ходил в Европу все с тем же. «Пошел я в Европу, – рассказывал потом Хримян Айрик, – вижу – в Берлине стоит большой медный котел с арисой. Посланники разных народов пришли с железными ковшами, черпают арису и уходят. Болгар, серб, карадагец – каждый забирает свою долю. Дошла очередь до нас, армян. Подхожу, прошу свою долю арисы. А те, что стоят и раздают, – старейшины, значит, – спрашивают меня: а где же твой черпак? Это верно, что здесь арису раздают, но у кого нет ложки, тот пусть не подходит. Когда в следующий раз будут арису раздавать – смотри, не забудь черпак, а не то снова уйдешь с пустыми руками». Точно так же с пустыми руками вернулся из Европы и наш посланник Мосе Имо. Потому что в руках у него не было железного черпака…

Значит, что нам остается делать, князья Сасуна? Вооружиться – вот единственный наш выход. Нам надо выковать наш черпак, чтобы мы могли с полным правом подойти к общему котлу. Из вас многие, алианцы, скажем, и часть шеникцев, против вооружения, против этой самой железной ложки. В Семале народ разделился на две части: одни, во главе со старостой Мануком, против того, чтоб вооружаться; другие, во главе с семальским священником, за оружие…

– Однажды ночью, – продолжал Андраник, – отправился я из Тахврника в Шеник, дело у меня было там. Алианцы и шеникцы, узнав про это, тайком забрались в мою обитель и унесли все наше оружие. И я со своими ребятами без оружия ушел в Семал. Семеро моих ребят со мной были. Алианцы и шеникцы боялись, что я, вооружившись, пойду против них, а я в Семале с биноклем в руках с тревогой вглядывался в Шеник, полагая, что шеникцы собираются напасть на меня. И мои опасения оправдались. Вскоре я получил весть, что шеникцы и алианцы решили пойти войной на Семал. Из-за меня. Я взял у местных жителей одно-два ружья и, покинув Семал, пришел в Гели, чтобы не стать причиной войны между братьями. И вот я здесь.

В Сасуне я начал с того, что стал починять затворы и приклады. Несколько недель был пастухом у Муро Огана… Скажи, Оган, кто пас ваших овец? – спросил Андраник, поворачиваясь к сасунцу, сидевшему за ним.

– Ты, Антуан-паша, – ответил Оган, с гордостью закручивая усы.

– Я не паша, – сказал Шапинанд. – Мои «палаты» – это хлев старосты Хечо в Ахбике; в Гарибшане – это хлев Аво; в Тахврнике – хлев Чато; в долине Муша – хлев семальца Маргара. И что мы ели – сухое просо, одно только просо. А когда и это кончилось, поковыряли мы землю вокруг хлева Сено, нашли карас, внутри сыр. Два дня – пятьдесят три человека нас было – этим сыром кормились. Люди султана прознали про мое место, захотели поймать. Семальцы набросили на меня овчину, и я, смешавшись с овцами, на четвереньках спустился в ущелье. Можно ли такого человека называть пашой? Ляжет разве паша голой спиной на пески? А я во всех ваших оврагах лежал, грел больную спину свою на песке. Нет, я не паша. Я простой солдат, я пришел в Сасун и хочу, чтобы все вы были Геворгом Чаушем, Спаханацем Макаром и Гале. Убиты всего лишь один угнетатель – Халил-Ага и один предатель – Аве. Но на троне сидит жестокий султан. И пока он сидит в своем дворце в Юлдузе, противник оружия среди армян – наш враг. Наше единственное спасение – железный черпак. Мы должны вооружиться и вместе со всеми угнетенными малыми народами нашей страны пойти против общего врага, против султана. Если армяне хотят получить свою долю арисы в этой стране, иного пути нет.

Андраник говорил громко, взволнованно размахивая руками, так что Оган из рода Муро то и дело отодвигался от него, чтобы избежать нечаянных ударов. Шапинанд обращался то к старейшинам Талворика, сидевшим поблизости, то устремлял взор на сидевших поодаль князей Хулб-Хианка и Бсанка.

– Эта сходка князей, которую мы созвали, чтоб ознакомиться с письмом английского короля, – да станет она исторической. Вооружаться – вот отныне наша программа» Повторяю, никто нам не даст арисы, не будь у нас железного черпака. – Он быстро перевел горящий взгляд с вершины Андока на князей Хут-Брнашена и Моткана и тем завершил слово.

Трудный вопрос Не успел Андраник сесть, поднялся староста Хлохинга; все это время он молча попыхивал трубкой и, склонив голову, внимательно слушал говорившего.

– Вопрос имею.

– Староста Хлохинга спросить хочет, – послышались голоса.

– Говори, – сказал Андраник.

И все повернулись к уважаемому хлохингскому старосте.

Андраник, который пришел в Сасун из другой провинции, с трудом понимал наречие горцев. Особенно непонятно было ему, когда говорил староста Хлохинга. Как только он раскрывал рот, Шапинанд делал знак Геворгу Чаушу – переводи, мол.

Староста Хлохинга прежде всего выбил трубку о камень, набил ее свежим табаком, высек огонь из кремня и, затянувшись разок-другой, заговорил:

– Наседка сидит на яйцах, черный змей обвился вокруг гнезда и голову положил наседке на грудь. Как убить дракона-змея, чтобы и наседке не повредить, и птенцов сохранить?

Талворикец покрутил длинный острый ус и снова поднес трубку ко рту.

– Трудный вопрос задал ты, староста, – сказал Андраник. – Горе той наседке, на чьей груди черного змея голова покоится. Прежде чем ответить на этот вопрос, я расскажу вам один случай. В прошлом году заснул я как-то на поле Керо Османа. Проснулся, вижу – на груди моей змея. А Керо в это время поле свое поливает. «Керо, – говорю, – змея у меня на груди, что делать?» Пока Керо с лопатой подоспел, змея сама уползла прочь. «Ударь ее, Керо», – говорю. А Керо мне: «Если враг, до этого сидевший на твоей груди, мирно уходит, не причинив тебе вреда, его не убивают». Я от Керо научился не убивать того врага, который тебя не трогает. Ну а теперь вернемся к твоему вопросу. Если черный змей оставит наседку и удалится, мы его не тронем. Если же он станет сжимать кольцо, мы должны будем убить змея, но так, чтобы не задеть наседку с цыплятами.

– Невозможная вещь, – заметил один из семальских князей.

– Ну хоть несколько птенцов спасутся – и то дело.

– Мальчишка, горячая голова! – презрительно воскликнул староста Хлохинга. И напомнил старейшинам Сасуна о другом таком же собрании, проходившем лет десять с лишним назад в селе Ахронк, – тогда среди собравшихся были шеникский князь Грко, гелигюзанский Пето, Тер-Кадж, талворикский князь Татар, Вардан из Хианка, а также все старейшины местности Хулб. То были времена кремневых ружей, и собрание решило вооружиться ими, перебросив в талворикские и арджнацкие села порох и свинец из Тигранакерта. И что из всего этого получилось? А то, что змей шевельнул хвостом, и был убит шеникец Грко, десятки сел пострадали. Осталось у нас несколько сел. Не надо лезть на рожон. Не нужны нам ни ваша ложка железная, ни ваша ариса. Не желаем.

– Мать честная! – вскричал Андраник, вскакивая с места и выхватывая кинжал. – Ни черта ты не понял! Горцы переполошились.

– Сукин сын плешивый, кто ты такой, что пришел в Сасун и на талворикца меч поднимаешь?! – крикнул поливальщик Фадэ и с лопатой наперевес пошел на Шапинанда.

Глядя на него, повскакали с мест талворикские князья, навалились гуртом на Геворга Чауша и Андраника.

– Сядьте на свои места! – закричал Керо Осман, старый гайдук, в чьем доме не раз останавливался Андраник.

Усмиренные его криком, перестали драться кузнец Амзе и староста Татар. Поливальщик Фадэ, недовольно ворча, сел на свое место, зажав лопату между голых ног.

Разгорелся спор.

Несогласные, драли горло представители Хианка и Габлджоза, Моткана и Хут-Брнашена. Сцепились, разгоряченные, бстанцы и хорзанцы. Алианцы разделились на два лагеря. Одни требовали наказать Андраника за то, что поднял меч на сасунца, другие были недовольны поведением Фадэ, дерзнувшего прийти на собрание старейшин необутым, «лопатой еще тут размахивает». Кое-кто требовал удалить Фадэ с совета. Некоторые так разгорячились от спора, что сняв с себя абу, подложили их под себя.

От английского короля, от рук мельника Миро, запорошенных мукой, от босых ног Фадэ спорящие перешли к построенным в Сасуне казармам и снова вернулись к истории со змеем-драконом.

Этот безрассудный поступок, когда Андраник поднял меч на талворикца, мог иметь тяжелые последствия и послужил серьезным испытанием для самого Андраника, в то же время он позволил ему лучше узнать характер сасунцев. Андраник заметил, что даже верные ему Спаханац Макар и Гале решительно двинулись против него, тогда как представители других провинций медлили в нерешительности.

Когда талворикские князья по одному взмаху руки Керо Османа сели на свои места, Андраник сказал Геворгу Чаушу тихо:

– Сасунцы смелый народ, но самые смелые и единые среди сасунцев талворикцы. Ты видел, я по неосторожности задел честь одного из них, взявшись за оружие, и все тут же накинулись на меня. Но вот Керо сказал: «Сядьте на свои места», и они, уважив своего старейшину, все как один подчинились ему. С таким народом многое можно сделать. И даже тот трудный вопрос, что задал староста Хлохинга, разрешить можно. Талворикцы годятся для освободительной войны. Я в Армении нашел для себя Cacyн, a в Сасуне – Талворик.