Зов странствий. Лурулу
Шрифт:
3
Вечер на Фьяметте тянулся долго. Зеленая звезда, Каниль-Верд, опустилась наконец за горизонт, оставив после себя неразбериху оранжевых и кораллово-красных сполохов посреди очерченных яблочно-зелеными контурами редких облаков.
В Медовом Цвету наступили сумерки. Взошли две из трех лун, озаряя пейзаж бледно-зеленым светом. Фестивальные павильоны и шатры закрылись на ночь, на ярмарочном лугу стало тихо — неразборчивые отголоски разговоров доносились только из редких полутемных пивных, где завсегдатаи продолжали оценивать достоинства пунша «Пингари», гедмонского эля и местных вин. На космодроме горели несколько тусклых огней, в том числе в иллюминаторах «Гликки» и «Фонтеноя».
Шло
Тиббет издала жалобный звук, взяла Мирона за руку и положила его ладонь себе на грудь: «Слышишь, как бьется мое сердце? Неделю тому назад невозможно было даже подозревать, что у меня есть сердце! Теперь ты его нашел — и теперь ты уходишь».
«У меня нет выхода. Твои родители не пустят меня в «Фонтеной», а капитан Малуф не согласится устроить тебя на борту «Гликки» — даже если бы тебе разрешили с нами улететь».
«На это можно не надеяться!»
«Когда-то я мечтал, что тетушка Эстер подарит мне свою космическую яхту, когда утомится от одного или двух путешествий, — задумчиво произнес Мирон. — Если мои мечты сбудутся, я найду «Фонтеной» и прилечу за тобой».
Тиббет горестно рассмеялась: «Бесполезные фантазии! В любом случае, это приятно слышать». Взглянув на небо, она некоторое время следила за плывущими лунами, после чего тихо сказала: «Не забуду этот вечер до конца своих дней. А теперь, — она выпрямилась и расправила плечи, — мне лучше взойти поскорее по трапу, а то я тут разрыдаюсь».
«Я зайду с тобой. Если нас ожидают гром и молнии, по меньшей мере часть грозы обрушится на мою голову».
Они подошли к трапу. Кто-то сидел в темноте на верхней ступеньке. «Я вас ждал», — сообщил Мирль.
«Вот мы и вернулись, — отозвалась Тиббет. — Какая нынче погода внутри?»
«Ничего страшного. Матушка беспокоится, но еще не в истерике». Мирль поднялся на ноги и проскользнул во входной шлюз. Мирон и Тиббет последовали за ним в салон.
Джосс Гарвиг и Вермира сидели рядышком на диване. «Так-так! — прорычал Гарвиг. — Вы все-таки решили вернуться!»
Тиббет сумела рассмеяться: «А как же! Вот она я, заблудшая дочь, ожидающая казни».
Гарвиг взглянул на Мирона: «А вы что можете сказать в свое оправдание?»
Мирон покачал головой: «Ничего — кроме того, что фестиваль мне понравился. Никогда его не забуду».
Тиббет подбежала к матери и поцеловала ее: «Надеюсь, ты не слишком волновалась».
Вермира вздохнула: «Годы пролетели, как сон — хотя я изо всех сил пыталась их удержать! Ты больше не ребенок».
«Наверное, нет. По меньшей мере, не совсем».
Вермира встала с дивана и взглянула на Мирона: «Для вас, надо полагать, вся эта авантюра благополучно закончилась?»
«Вы возвращаетесь в Дюврей на Альцидоне, — трезво ответил Мирон. — «Гликка» следует в Какс на Бленкинсопе и дальше — куда именно, никто еще не знает».
Вермира мрачно кивнула: «Что еще вы могли бы сказать?»
Мирон не сумел найти слов, выражавших его чувства надлежащим образом. Он отвернулся и направился к шлюзу. Тиббет проводила его вниз по трапу на взлетное поле. Помолчав, Мирон произнес: «Вполне может быть, что мы больше никогда не увидимся. Ойкумена велика».
«В каком-то смысле это так. А в каком-то другом смысле — не так уж велика».
«Мы разлетаемся в разные стороны, что делает ее слишком большой».
«Ты можешь мне писать по адресу Пангалактического музея искусств в Дюврее, — напомнила Тиббет. — Когда я перестану получать твои письма,
я буду знать, что ты меня забыл».~
Глава 9
Утром яхты «Фонтеной» на космодроме больше не было. «Гликка» разгрузила и загрузила трюмы, после чего покинула Медовый Цвет и взяла курс на звезду Пфитц, чтобы посетить четыре станции на планете Мария, а оттуда направиться в Коро-Коро и, наконец, в Какс на Бленкинсопе.
Шесть новых пассажиров немедленно внесли оживление в атмосферу на борту корабля. В салоне раздавались смех и шутки, а также велись серьезные беседы возвышенного характера. Винго обсуждал аспекты своей философии, а капитан Малуф время от времени вставлял иронические замечания. Мирон поведал о своих злоключениях в качестве капитана космической яхты «Глодвин» и произвел настолько благоприятное впечатление, что теперь даже Хунцель и Сиглаф, хотя и презрительно, признавали его право на существование. Только Шватцендейл сохранял язвительное молчание, задумчиво сидя в углу салона. Три девушки-танцовщицы, от природы наделенные счастливым и веселым темпераментом, быстро приспособились к новой обстановке. Они носили скромные голубые платья с белыми воротничками, белые чулки, белые тапочки и маленькие белые шапочки — подтянутые, аккуратные, притягательно аппетитные. На паломников, впервые их увидевших, танцовщицы произвели глубокое впечатление. Собираясь небольшими группами, пилигримы тайком поглядывали на юных прелестниц и обменивались критическими замечаниями.
Исключение составлял пухлый розовощекий Полоскун, паломник с влажными карими глазами. Наивный молодой человек достаточно строгих правил, Полоскун, тем не менее, был говорлив и готов завести знакомство с кем угодно. Увидев девушек, сидевших за длинным столом, Полоскун тут же направился к ним и опустил на стул свой объемистый зад. Проявляя навязчивое дружелюбие, он приветствовал девушек на борту «Гликки» и поклялся, что сделает все от него зависящее для того, чтобы полет стал для них радостным и достопамятным событием. Несколько ошеломленные, девушки, однако, вежливо поблагодарили его. Полоскун подвинулся к ним поближе. Исключительно сердечным тоном, сопровождая свои слова ухмылками и подмигиваниями интимного характера, Полоскун представился как «неповторимая призматическая индивидуальность».
«Любопытно!» — заметила одна из девушек. «Мы еще никогда не видели призматическую индивидуальность», — прибавила другая.
Полоскун беззаботно махнул рукой: «Друзья и родственники сравнивают меня с синехвостым клювощупом — есть у нас такая птица — то есть рассматривают как человека динамической компетенции».
«Потрясающе!» — заявила третья девушка.
«Именно так, и это еще не все. На ежегодной ярмарке я координировал соревнование по прыжкам в высоту среди престарелых дам и выполнял обязанности преподавателя классического коленопреклонения в Благородной Палате!»
«Хо-хо! — уважительно откликнулись танцовщицы. — Просто невероятно!»
Полоскун улыбнулся и кивнул: «А теперь, девушки, не желаете ли познакомиться с некоторыми из наших незаурядных обычаев? Например, я могу научить вас декламировать «Десять дифирамбов», принимая участие в «церемонии очищения» — если, конечно, вы не возражаете против омовения в обнаженном виде. Все это, разумеется, в высшей степени торжественно и целомудренно!»
Со стороны Сиглаф донесся хриплый каркающий звук. Три девушки вскочили из-за стола и окружили Сиглаф, сидевшую в другом конце салона. Та произнесла несколько резких фраз. Полоскун смотрел вслед упорхнувшим танцовщицам, недовольно подняв брови. Он решил было последовать за ними, но тут к нему подсел Винго.