Зов

— А я не слышал.

Я посмотрел на часы — двадцать сорок две. Ну, почти доспал. Поднялся с пола, растирая лицо руками.

— Что за шум, а драки нет?

Марченко повернулся ко мне: глаза шальные навыкате, рот перекошен.

— Я стою, значит, смотрю в окно, а тут молния, и на меня смотрит и скалится вот такая вот волосатая харя! — Марченко показал руками круг над головой. — Смотрит и скалится, а Сергей мне не верит!

— Правильно делает, что не верит. Это ты устал сильно, вот тебе и мерещится. Воображение у вас разыгралось, товарищ боец. Дай-ка я угадаю! Ты наслушался на заставе баек про ночевку здесь. Верно?

— Да я видел его, как вас сейчас, — уже чуть неуверенно проговорил он.

— Ну, идем, глянем, что ты там видел.

Мы вышли под козырек. Град уже прекратился, а вот дождь лил как из ведра, не переставая.

— Чувствуете, товарищ старший сержант? — напряженно спросил Марченко.

— Что я должен чувствовать? — равнодушно ответил я.

— Псиной воняет.

— Нет.

— А мне кажется…

— Послушай, Марченко. Тут каждую ночь кому-то что-то кажется. Это нервы всё. Усталость твоя, нога больная, стресс от Канатки, одним словом, не запаривайся и посмотри на Серёгу. Он спокойный, как танк, он привык уже, а поначалу так же дергался, как и ты.

Мой уверенный тон сделал свое дело. Марченко немного угомонился, из его взгляда почти пропала напряженность и паника, он с силой потер лоб и совсем другими глазами посмотрел на меня.

— Да, наверное, померещилось. Но так четко всё было, как будто наяву…

— Бывает, тут и не такое мерещится.

Мы зашли внутрь, Серёга уже укладывался на полу, на том же самом месте, где совсем недавно лежал я.

— Меня пугали, конечно, старики. Говорили, пойдешь на Правый, прихвати с собой побольше бумаги и запасные трусы, — уже тихо произнес Марченко, вглядываясь в быстро сгущающиеся сумерки. — Я не верил, думал, страшилки очередные пограничные, а оно вон как!

— Ну и как? Прихватил?

— Да не, — заулыбался он, — я в шахте с отцом до армии почти восемь месяцев проработал. Думал, что после шахты мне ничего уже не страшно.

Я кивнул и посмотрел в окно. Из-за того что небо затянуло тучами, темнота наступила как-то незаметно. Дождь и не думал успокаиваться. Небо обложило основательно. Если до завтра потоп не прекратится, то спускаться по мокрым ступенькам без перил — то еще удовольствие.

Под мерное посапывание Серёги на полу я достал ночной прицел, включил питание и стал наблюдать за местностью. Мир окрасился в зеленый цвет. Дождь создавал помехи, но кое-что разглядеть всё-таки было можно.

Сверкнула яркая молния. Через несколько секунд прогремел оглушительный гром.

— Ну ее на хер эту службу, — сонно пробормотал Серёга, ворочаясь на полу. — Скорей бы дембель.

— Ты чего? Приснилось что?

— Приснилось, — Серёга поднялся на ноги, — больше спать не буду. Пусть вот молодой дрыхнет!

— Не, я тоже спать не хочу. Не засну. Можно я с вами?

— Можно Машку за ляжку, а у нас «разрешите»! Понятно? — Серёга был явно не в настроении и начал быстро закипать.

— Э, а ну тормози! — я положил руку Серёге на плечо.

Он как-то сразу сдулся, затравленно посмотрел на меня, затем кивнул каким-то своим мыслям и похлопал Марченко по плечу.

— Отвыкай от гражданки, Мара! Тебе еще почти полтора года трубить.

— Ну, раз никто спать больше не собирается, разобрались по секторам и наблюдаем, — разрядил я обстановку.

Ночной прицел пошел по рукам, задерживаясь у каждого минут на десять. Втроем стало намного веселее, и время потянулось быстрее.

Уже было далеко за полночь, когда произошло еще одно событие.

— Что это? А-а-а! Что это? — просипел сдавленным, полным ужаса голосом Марченко.

Ярко сверкнула молния, и мы на какое-то мгновение увидели искаженное лицо нашего бойца, который трясущимся пальцем показывал куда-то в темноту.

— Ну, что ты там опять увидел? — спокойным голосом спросил я. — Снова йети?

— Женщина там! Точно говорю… женщина!

— Где?

— На стыке нашего и соседского участка!

— Дай прицел! — я выхватил прицел из рук Марченко.

На стыке никого не было. Так, а ну-ка! Метрах в тридцати от стыка стояло одинокое деревцо, под порывами ветра размахивающее тонкими ветками. Град сбил с него всю листву, и в такую погоду можно было принять его за кого угодно.

— Опиши словами, что и где видел.

— Метрах в тридцати от стыка…

— Ясно! Отбой тревоги. Это просто дерево без листьев.

Серёга заржал во всю глотку.

— Еще полгодика на заставе, и тебе женщина будет мерещиться в каждом дереве с дуплом! — пошутил он, потом посмотрел на нас и, пожав плечами, сказал: — По себе знаю!

Простой солдатский юмор подействовал. Напряжение ночи постепенно стало отпускать. Мы расслабились, начали шутить, вспоминать какие-то случаи из гражданской жизни, посмеиваться. Небо тем временем посерело. Я заметил, что Марченко и Серёга клюют носами и всё чаще и чаще трут лицо руками.

— Давайте-ка, часик отдохните оба и не спорьте. Завтра день тоже очень непростой будет, силы потребуются всем. Я пока нормально, спать не хочу, начну вырубаться — растолкаю, так что отдыхайте!

Никого особенно уговаривать не пришлось, ребята сразу завалились на пол, и через минуту с их стороны доносилось ровное дыхание, говорящее о том, что в сон они провалились практически мгновенно.

Наши ночные разговоры о доме навеяли на меня воспоминания почти двухгодичной давности.

Вспомнился интернат и наш первый откровенный разговор с отцом, перевернувший мою жизнь с ног на голову. Дело было незадолго до призыва в армию.

Москва, спортивный интернат, май 1984 года

Отец всегда, когда был в Москве, забегал ко мне в интернат, если выдавалась свободная минутка. С вокзала или аэропорта, не заезжая домой или на работу, он всегда первым делом спешил повидаться.

Я всегда с нетерпением ждал его приездов и, когда подходил срок, всё чаще и чаще выглядывал в окно.

Я так скучал по нему! Считал дни и всё гадал, когда же отец сочтет меня достаточно взрослым для того разговора, о котором он мне говорил после похорон матери.

И вот, наконец, я дождался!

Он приехал, как обычно, из аэропорта и сразу же ко мне. Мы обнялись, пожали руки, а потом со смехом обнялись еще раз. Мы не виделись долгих три месяца. Собравшись с духом, я сказал отцу, что намерен служить в пограничных войсках, и что это мое твердое решение, и оно окончательное.

— Погоди! Еще перед этой моей командировкой директор интерната мне рассказывал, что будет готовить твои документы в ЦСКА… А как же спорт? Тебя и в программу подготовки олимпийского резерва включили! Через четыре года есть все шансы на олимпиаду в Корею попасть… А?