Зови меня Лео. Том I

Какой-никакой прок имеется от Куля, ставшего нашим поваром, Пегого, доставляющего медок и рыбу, да Сандры, обстирывающей всю честную компанию. Опять-таки, по моему настоянию, а то так и ходили бы благоухая, не хуже Кошича. Не беру в расчет Урту, он как бы на особом положении. Эдакий гуру, старичок на своей волне. Хотя, и от него то молочко перепадет, то сырок, то травяной настойчик всем заварит.

А мой ненаглядный Дантеро всё свободное время убивает на свою распроклятую книженцию. Хорош возлюбленный! Ненавижу эту груду престарелой бумаги! Так и спалила бы! Дождётся у меня красавчик, ох и дождётся!

Итак, подхожу к ним. Урта тут как тут, командует, пальцем показывает, что и куда и как. Стучат топоры, звенит пила, ходит взад-вперед Лис, пощипывая лютню и посвистывая. Все здесь, даже Куль. Ха! Обиделись? И не здороваются, рожи воротят. Кроме Чоша. Здоровяк не злопамятный, думаю, это и так понятно.

Урта не обращает на меня внимания, хотя я прожигаю его самым красноречивым взглядом, на какой только способна. Вон и остальные побросали инструменты, глядят на меня с опаской и интересом. Типа, что там еще эта дурная баба придумала?

Шаман не подаёт виду. Игнорит, пытается пройти мимо, но я, скрестив руки на груди, преграждаю ему путь.

– Мой пройти! – сердито говорит он, держа в руках охапку стружек. – Пройти?

– Нет, – ледяным тоном отвечаю я. – Не пройти.

– Почему?

– Я нашла шахту. А в шахте еще кое-кого.

Стружки сыплются наземь. Краем глаза замечаю, как бледнеет Дантеро. Так-так, тоже, значит, рыльце в пушку. Не много ли грешков водится за ним?

Дальше события приобретают неожиданный характер.

– Ты же сказал, Кошич утонул? – спрашивает Дантеро.

– Я? Урта? Урта сказал? – возмущается Урта. – Урта так не говорить! Урта говорить – шахта потоп. Всё! Про Кошич – не знать ничего! Живой ли, мертвый ли – не знать ничего! Что делать? Ты спрашивать – тело не найти? Тело не найти, отвечать Урта. Наверное, утонуть. Урта не знать, что делать, как искать, как спасать, если живой. Тогда ты предлагать – завалить проход. Ничего не поделать. Умер Кошич! Вода – опасный! Шахта – очень опасный! Завалить проход. Чтобы никто лишний не войти. До лучший времён, ты сказать. Потому что, ребис есть! Много ребис есть! Скоро много-много ребис! Пусть будет так! Урта думать, думать и согласиться. Кошич жаль. А оказывается, Кошич выбираться! Он смочь доползти до завал! И так умер! Его смерть – моя совесть! Из-за тебя, пеллев, из-за тебя! Урта навлечь гнев духов!

А дед не на шутку распалился. Машет руками, бороденка трясется, рожа красная, не хуже барона Робаша. Дантеро же, напротив, бледнеет все сильней. Сел на пенек, сжал кулаки, стиснул зубы.

– Кошич быть друг Урта! – продолжает кипеть праведным гневом шаман. – Если подождать, то спасти! Беда!

– Так, так, – говорю я. – Интересный какой друг.

– Хороший друг! Очень хороший!

– Очень хороший друг в кандалах. Очень хороший друг горбатился на тебя, Урта, в шахтах, один, скованный цепью, а ты в благодарность за добытый ребис кормил его объедками. Так?

Дантеро едко усмехается.

– Так, Лео, – отвечает он. – Всё так.

«С тобой я еще побеседую», – думаю я, а вслух спрашиваю:

– А что скажет уважаемое сообщество в лице Чехонте, Противного, Сопельки и Кухарчука?

– Что скажет… – почесав затылок, покумекав, отзывается Чош. – Видал я шнеев, правда в повязках, да издали, но скажу – твари те еще. Однако ничего худого они мне не сделали. И в случае с этим… как вы его назвали? Кошич, кажется? Я, прежде чем осудить, или похвалить, лучше спрошу: после того, как ты, Урта, обнаружил, что шахту затопило, сколько ждал? День, два?

– Урта сразу сказать пеллев, – не мешкая ни секунды, отвечает шаман. – Пеллев Дантеро как раз быть, и Угрюм быть тогда. Они сразу говорить: шахту завалить. Сразу! Быстро! Ребис есть, всё есть, Урта может быть свободный, а Кошич умер. Пеллев Дантеро с Угрюм даже не посмотреть. Урта сам работать. Урта тогда очень устать.

– Ну, это не правильно, – качает головой Чош. – Надо было подождать хотя бы пару дней. Хоть и тварь мерзкая, но всё-таки… не по-людски как-то. Столько лет заставляли пахать на себя и тут – раз! и к чертовой бабушке! Однозначно – не по-людски. Неправильно.

– Согласен, – поддакивает Дастур.

– Может, были причины столь поспешного поступка? – спрашивает Куль. – Давайте спросим у Дантеро.

Дантеро поднимается и мрачно отвечает:

– У меня нет объяснения этому поступку. Просто нет. Ни я, ни Бун не вмешивались в дела Урты. Да и не никто не вмешивался. Ты, Чош, тоже не особо вникал, что да как, так что не строй из себя святошу…

– Да я и не строю, – говорит Чош. – Просто могли бы и обождать чутка.

– Да вот не обождали! – зло отвечает Дантеро. – Мы подозревали, что Урта держит в плену шнея, но не задавали вопросов. На нужен был товар – а я прошу заметить «уважаемое сообщество», что Урта сам вышел на нас, – и мы получали товар. Когда произошел обвал, мы…

И тут Дантеро, поняв, что наговорил лишнего, осекается. Глядит на меня с опаской.

– Договаривай, любимый мой, договаривай, – прошу я как можно убедительней.

– Я потом всё объясню тебе, Лео, – угрюмо говорит он. – Наедине.

– Буду ждать с нетерпением.

– А вообще, – интересуется Дантеро, – к чему этот разговор? Ну погиб Кошич, страшной смертью погиб, и что? Жаль его, конечно…

– Я ни слова не сказала о том, что Кошич погиб.

Какое это наслаждение, видеть их вытянутые рожи. Первым приходит в себя Чош.

– Что? Кошич жив что ли?

– Просил передать, что на якута… то есть на Урту не обижается.

Урта так и плюхается на землю. С разинутым ртом.

– Так, короче, – продолжаю я, не давая им опомниться. – Я уже подумала, как быть. Надо смастерить плот. Проходы местами узкие, придется тащить туда бревна и собирать прямо там. Спустим, я подплыву, заберусь туда, где он лежит и вытащу. Надо бы копья, меч, а то вдруг в воде какие страшилища с щупальцами? Ну как, что скажете?

– Ты уверена? – спрашивает Дантеро.

– Уверена. Я с ним говорила. И я его не брошу. Не брошу и точка, даже слышать не хочу никаких отговорок. Вот такая я. Принимайте как есть.

– Тогда начнем, – хлопнув себя по коленям, говорит Чош. – Что попусту языками молоть. Вызволим бедолагу.

Так и решаем.

Весь оставшийся день мы пилим бревна и оттаскиваем их к пещере. Урта не пожелал принять участие в мероприятии и куда-то ушел. Известие, что Кошич выжил, выбило его их колеи. Не знаю, что именно он чувствовал – смятие, досаду, боль, – но у него точно скребутся кошки на душе.