Зовите меня Клах (Академики)
Шрифт:
– Ой, таки сурьезны мущщины!
– вздохнула тетя и рявкнула, - А ну, стоять! Погоны по дороге под елкой найти думаете?
"Семен Семеныч!" - я чуть не хлопнул себя по лицу ладонью.
Знаки различия войск вероятных противников, союзников и тех, кто не при делах, нашлись в отдельном зале. В длинных витринах. Много.
– Вот енти смотрите, - помогла нам торговка.
Я прошелся взглядом по погонам и петлицам. Ну, звание у меня пусть будет лейтенант. Не, старший лейтенант, а род войск... Где они тут? Ага. Пушечки артиллеристов, танчики (надо же!) танкистов, крылышки летчиков, колесико... Морячки... Морячки,
– Колесо с крыльями бери, - посоветовал Пыхась, - Два в одном, типа.
На прощание торговка вручила нам маленький бонус, как оптовым непокупателям.
Разглядывая свою фотографию в военном билете офицера запаса, я недоумевал: как? И когда? Она же никуда не выходила? Опять магия? И надолго?
– Дня три продержится, - словно прочитав мои мысли, сказала тетя СавА.
– А больше, надеюсь, и не понадобится. Спасибо.
– Да на кой нам три дня?! Мы токо туда и обратно!
– возмутился Пыхась, - Давай, уже, Клах, шагай, а то уведут грузово...
– Пыхась резко замолчал и опасливо покосился на тетю.
Та ответила безмятежно-приветливой улыбкой.
– Ты уж заходи, племяш, почаще. Не забывай, тетю... Не забудешь?
– последний вопрос прозвучал, почему-то, немного угрожающе.
– Да куды я теперь денусь?
– печально вздохнул Пыхась.
Мы вышли из поселения и немного поплутали по лесу, пока не выбрались на небольшую полянку.
– Иди за мной след-в-след, - предупредил Пыхась, - Я нас сразу к грузовозу выведу.
Привычное (уже привычное!) мгновение дезориентации и окружающий полянку лес неуловимо (и необратимо) изменился. Откуда-то наполз слабосветящийся туман, заполнив пространство между деревьями. Трава под ногами, кажущаяся такой реальной, словно растворялась под берцами и снова появлялась, стоило сделать следующий шаг.
– Не сопи!
– буркнул Пыхась, не оборачиваясь, - Что ты сопишь, как лошадь? Отвлекашь!
– Иди уже, йожик!
– ответно буркнул я и постарался сопеть в сторону.
В нашем Мире уже наступила ночь. Почти. Небо на западе еще чего-то там отсвечивало, но в лесу от этого светлее не становилось. Хорошо, хоть Пыхась не обманул, и буквально через десять метров, продравшись через неопознанные кусты (и, возможно, ягоды), мы вывалились на узкую просеку, аккурат к застывшей темной глыбе военного грузовоза с КУНГом.
– Клах, ты тама канистру не потерял?
– Нет, - я устало опустил двадцатилитровую пластиковую емкость на дорогу и перевел дух. В качалку надо. Обязательно!
– Давай, заливай горючку и поехали!
– почему-то шепотом скомандовал Пыхась, но меня это не насторожило.
– А в КУНГе что?
– поинтересовался я, скручивая крышку с горловины топливного бака.
– Да какая тебе разница, Клах?
– прошипел Пыхась, - Лей горючку!
Я со вздохом поднял канистру и напряг зрение, чтобы не промазать струей мимо... Внезапно грохнула, распахнувшаяся дверь КУНГа, кто-то тяжелый выпрыгнул оттуда на дорогу и, ослепив меня ярким фонарем, заорал испуганным фальцетом:
– Стой! Стрелять буду! Руки вверх! Ни с места! Открываю огонь без поражения!
От
неожиданности я попытался вздернуть руки, не выпустив канистры, и чуть не окатил себя горючкой, но успел откинуть ее в сторону и сам отпрыгнул. Внутренне сжавшись в ожидании выстрела. Которого не последовало. Возникла странная пауза. Метнувшийся следом за мною луч фонаря по-прежнему светил в лицо, мешая разглядеть угрозу.– Кхм!.. Воин, ты бы определился, - не выдержал я, - И стрельба открывается БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ и НА ПОРАЖЕНИЕ.
Все-таки детство и юность, проведенные с мамой-филологом дали о себе знать и в такой экстремальной ситуации.
Ответ невидимого защитника военного имущества меня потряс:
– Ой, пан лейтенант, простите! Я думал, враги напали!
Луч фонаря вильнул в сторону. Я опустил руки и принялся усиленно промаргиваться.
– Враги напали! Обзовись, боец! И, эта, не наставляй на живых людей разводной ключ. Бывает, и палка стреляет!
– Ой, простите, пан лейтенант!
– разочарованно брякнула брошенная железяка, у которой опять не получилось, а солдатик, к счастью, не выпустив фонарь, вытянулся по стойке смирно, - Рядовой Петр Солнышкин!...
Боец продолжал докладывать куцую историю своей армейской жизни, а я, потупив очи, с грустью наблюдал, как на сухую землю из канистры вытекают последние капли горючки.
– Эх, Петя, Петя!
– прервал я воина на самом интересном месте, - И что мы теперь делать будем?
– Мы?
– удивился рядовой Солнышкин, по-видимому, не причисляя себя к тем, кто может "что-то сделать".
"Или это он изображает туповатого неумеху?" - подумал я и решил проверить.
– Мы, боец, мы. Эх, знал бы ты, какую секретную операцию своим разводным ключом нам сорвал!
– Нам?
– переспросил солдатик, нервно переминаясь.
– Хм, боец, ты что, в туалет, что ли, хочешь? Так скажи члено раздельно. Или ты слишком скромный?
Хо! Как я ловко на армейском жаргоне фразы строю - просто сердце радуется. Ну, а что? Книжки-то читам, курок с кровостоком не путаем!
– Никак нет, пан лейтенант! То есть, так точно. Хочу.
– Ну, так иди, воин, оправься, - разрешил я, - Загадь природу - мать нашу.
Однако Солнышкин только лишний раз переступил с ноги на ногу.
– Пан лейтенант, а у вас что-нибудь покушать есть? И попить?
– Опять определиться не можешь, боец?
– я сокрушенно покачал головой, - И где только вас таких военкомы рожают? Иди, решу вопрос... Эй, фонарь оставь!
И дождавшись, когда изнемогший рядовой молодым лосем вломился в подлесок, негромко сказал в темноту:
– Пыхась, вылазь.
– Ну, чо хотел, Клах?
– выглянул тот из-за колеса.
Сначала я хотел всласть потоптаться на Пыхасе за обман и подставу насчет "ничейного грузовоза", но, разглядев в рассеянном свете фонаря сконфуженную физиономию, передумал. Сам-то тоже хорош: только предложили, как я радостно двинул угонять военную технику. Хм, может мне чего в чай подсыпали?
– Пыхась, я у тебя за спиной торбу видел...
– Где?
– мелкий пакостник весьма натурально заозирался.
– Не зли меня, Пыхась. Доставай воду - или что там у тебя?
– и перекусить солдатику сообрази.
– Чой-то?
– Той-то!
Пыхась поскрипел, поупирался, но все же согласился поделиться харчами. Однако, не успел он скинуть на землю торбу, как вернулся Солнышкин. Он, наверное, далеко отбежал из скромности, там и на дорогу выбрался - вот мы и не расслышали, как он подошел.