Зоя

* * *

Неужели на свете бывает вода?Может быть, ты ее не пила никогдаголубыми,большими, как небо,глотками?Помнишь, как она сладко врывается в рот?Ты толкаешь ее языком и губами,и она тебе в самое сердце течет.Воду пить…Вспомни, как это было.Постой!Можно пить из стакана —и вот он пустой.Можно черпать ее загорелой рукою.Можно к речке сбежать,можно к луже припасть,и глотать ее,пить ее,пить ее всласть.Это сон,это бред,это счастье такое!Воду пьешь, словно русскую песню поешь,словно ветер глотаешь над лунной рекою.Как бы славно, прохладно она потекла…— Дайте пить… —истомленная девушка просит,но горящую лампочку, без стекла,к опаленным губам ее изверг подносит.Эти детские губы,сухие огни,почерневшие, стиснутые упрямо.Как недавно с усильем лепили ониочень трудное,самое главное —«мама».Пели песенку,чуть шевелились во сне,раскрывались, взволнованы страшною сказкой,перепачканы ягодами по весне,выручали подругу удачной подсказкой.Эти детские губы,сухие огни,своевольно очерчены женскою силой.Не успели к другим прикоснуться они,никому не сказали«люблю»или«милый».Кровяная запекшаяся печать.Как они овладели святою наукойне дрожать,ненавидеть,и грозно молчать,и надменней сжиматься под смертною мукой.Эти детские губы,сухие огни,воспаленно тоскующие по влаге,без движенья,без шорохашепчут они,как признание, слово бойцовской присяги.

* * *

Стала ты под пыткою Татьяной,онемела, замерла без слез. Босиком,в одной рубашке рванойЗою выгоняли на мороз.И своей летающей походкойшла она под окриком врага.Тень ее, очерченная четко,падала на лунные снега:Это было все на самом деле,и она была одна, без нас.Где мы были?В комнате сидели?Как могли дышать мы в этот час?На одной земле,под тем же светом,по другую сторону черты?Что-то есть чудовищное в этом.— Зоя, это ты или не ты?Снегом запорошенные прядкикоротко остриженных волос.— Это я,не бойтесь,все в порядке.Я молчала.Кончился допрос.Только б не упасть, ценой любою…Окрик:— Рус! —И ты идешь назад.И опять глумится над тобоюгитлеровской армии солдат.Русский воин,юноша, одетыйв справедливую шинель бойца,ты обязан помнить все приметыэтого звериного лица.Ты его преследовать обязан,как бы он ни отступал назад,чтоб твоей рукою был наказангитлеровской армии солдат,чтобы он припомнил, умирая,на снегу кровавый Зоин след. Но постой, постой, ведь я не знаювсех его отличий и примет.Малого, большого ль был он роста?Черномазый,рыжий ли?Бог весть!Я не знаю. Как же быть?А просто.Бей любого!Это он и есть.Встань над ним карающей грозою.Твердо помни:это он и был,это он истерзанную Зоюпо снегам Петрищева водил.И покуда собственной рукоюты его не свалишь наповал,я хочу, чтоб счастья и покоявоспаленным сердцем ты не знал.Чтобы видел,будто бы воочью,русское село —светло как днем.Залит мир декабрьской лунной ночью,пахнет ветер дымом и огнем.И уже почти что над снегами,легким телом устремись вперед,девочкапоследними шагамибосиком в бессмертие идет.

* * *

Коптящая лампа, остывшая печка.Ты спишь или дремлешь, дружок?…Какая-то ясная-ясная речка,зеленый крутой бережок.Приплыли к Марусеньке серые гуси,большими крылами шумят…Вода достает по колено Марусе,но белые ноги горят…Вы, гуси, летите, воды не мутите,пускай вас домой отнесет…От песенки детской до пытки немецкойзеленая речка течет. Ты в ясные воды ее загляделась,но вдруг повалилась ничком.Зеленая речка твоя загорелась,и все загорелось кругом.Идите скорее ко мне на подмогу!Они поджигают меня.Трубите тревогу, трубите тревогу!Спасите меня от огня!Допрос ли проходит?Собаки ли лают?Все сбилось и спуталось вдруг.И кажется ей, будто села пылают,деревни пылают вокруг,Но в пламени этом шаги раздаются.Гремят над землею шаги.И падают наземь,и в страхе сдаются,и гибнут на месте враги.Гремят барабаны, гремят барабаны,труба о победе поет.Идут партизаны, идут партизаны,железное войско идет. Сейчас это кончится.Боль прекратится.Недолго осталось терпеть.Ты скоро увидишь любимые лица,тебе не позволят сгореть.И вся твоя улица,вся твоя школак тебе на подмогу спешит…Но это горят не окрестные села —избитое тело горит.Но то не шаги, не шаги раздаются —стучат топоры у ворот.Сосновые бревна стоят и не гнутся.И вот он готов, эшафот.

* * *

Лица непроспавшиеся хмуры,будто бы в золе или в пыли.На рассвете из комендатурыЗоину одежду принесли.И старуха, ежась от тревоги,кое-как скрывая дрожь руки,на твои пылающие ногинатянула старые чулки.Светлым ветром память пробегалапо ее неяркому лицу:как-то дочек замуж отдавала,одевала бережно к венцу.Жмурились от счастья и от страха,прижимались к высохшей груди…Свадебным чертогом встала плаха, —голубица белая, гряди! Нежили,голубили,растили,а чужие провожают в путь,— Как тебя родные окрестили?Как тебя пред богом помянуть?Девушка взглянула краем глаза,повела ресницами верней…Хриплый лай немецкого приказа —офицер выходит из дверей.Два солдата со скамьи привстали,и, присев на хромоногий стул,он спросил угрюмо:— Где ваш Сталин?Ты сказала:— Сталин на посту. Вдумайтесь, друзья, что это значитдля неев тот час,в тот грозный год……Над землей рассвет еще плывет.Дымы розовеют.Это начатновый день сражений и работ.Управляясь с хитрыми станками,в складке губ достойно скрыв печаль,женщина домашними рукамивынимает новую деталь.Семафоры,рельсы,полустанки,скрип колес по мерзлому песку.Бережно закутанные танкиедут на работу под Москву.Просыпаются в далеком домедети, потерявшие родных.Никого у них на свете, кромеродины. Она согреет их.Вымоет, по голове погладит,валенки натянет, — пусть растут! —молока нальет, за стол посадит.Это значит — Сталин на посту, Это значит:вдоль по горизонту,где садится солнце в облака,по всему развернутому фронтубой ведут советские войска.Это значит:до сердцебиенья,до сухого жжения в грудив черные недели отступленьяверить, что победа впереди.Это значит:наши самолетыплавно набирают высоту.Дымен ветер боя и работы.Это значит — Сталин на посту.Это значит:вставши по приказу,только бы не вскрикнуть при врагах, —ты идешь,не оступись ни разу,на почти обугленных ногах.

* * *

Как морозно!Как светла дорога,утренняя, как твоя судьба!Поскорей бы!Нет, еще немного!Нет, еще не скоро…От порога…по тропинке…до того столба…Надо ведь еще дойти дотуда,этот длинный путь еще прожить…Может ведь еще случиться чудо.Где-то я читала…Может быть!..Жить…Потом не жить…Что это значит?Видеть день…Потом не видеть дня…Это как?Зачем старуха плачет?Кто ее обидел?Жаль меня?Почему ей жаль меня?Не будетни земли,ни боли…Слово «жить»…Будет свет,и снег,и эти люди.Будет все, как есть.Не может быть!Если мимо виселицы прямовсе идти к востоку — там Москва.Если очень громко крикнуть: «Мама!»Люди смотрят.Есть еще слова…— Граждане,не стойте,не смотрите!(Я живая, — голос мой звучит.)Убивайте их, травите, жгите!Я умру, но правда победит!Родина! —Слова звучат, как будтоэто вовсе не в последний раз.— Всех не перевешать,много нас!Миллионы нас!.. —Еще минута— и удар наотмашь между глаз.Лучше бы скорей,пускай уж сразу,чтобы больше не коснулся враг.И уже без всякого приказаделает она последний шаг.Смело подымаешься сама ты.Шаг на ящик,к смертии вперед.Вкруг тебя немецкие солдаты,русская деревня,твой народ.Вот оно!Морозно, снежно, мглисто.Розовые дымы… Блеск дорог…Родина!Тупой сапог фашиставыбивает ящик из-под ног.