Зубы дракона

Итак, общего в обоих приступах было много. Время начала и нарушение режима питания. Различия?

– Доброе утро, Евгений Сергеевич, – сказал Дмитрий Петрович, входя в спальню.

Радостной улыбки, как, впрочем, и любой другой улыбки, на лице у Дмитрия Петровича не было.

– Сегодня я не ходил встречать рассвет, – сообщил Шатов вместо приветствия.

– Да, я знаю.

– Я сегодня, похоже, вообще никуда не пойду… – полувопросительно сказал Шатов.

– Очень может быть, – Дмитрий Петрович присел на стул возле кровати, не забыв аккуратно поддернуть отутюженные брюки.

– А вот и не угадали, – Шатов ухмыльнулся одной стороной рта, той, где не болели губы. – Я смогу сегодня сходить, если захочу.

– Вряд ли, – покачал головой Дмитрий Петрович. – Принято решение ограничить ваши передвижения.

– А нельзя было просто закрыть меня где-нибудь? Не привязывая к кровати. И я не смог бы никому навредить.

– Вы смогли бы навредить себе, Евгений Сергеевич.

– Ну и что? Ведь себе, а не кому другому.

Дмитрий Петрович внимательно посмотрел на Шатова.

– Извините, но этого мы вам тоже позволить не можем.

– Мы? Кто это мы? Мы – Дмитрий Петрович, простите, не знаю фамилии? Или это Дмитрий Петрович и Илья Васильевич? Или это те же и Светлана? Кто – мы?

– Те, кто хотят вам добра.

– Можно без штампов?

– Хорошо, – кивнул Дмитрий Петрович, – можно без штампов. Те, кто не хочет, чтобы вы причинили себе вред. Те, кто рассчитывает получить от вас какую-нибудь пользу.

– Ага, мы уже заговорили о пользе… От связанного? Вон, Светлана уже чуть не изнасиловала меня связанного. Я надеюсь, что вы не станете лезть ко мне с поцелуями?

– Нет, – вежливо улыбнулся Дмитрий Петрович.

– Слава Богу, а то я уже заволновался.

– Не волнуйтесь, Шатов. Об этом – не волнуйтесь.

– А о чем мне волноваться? О том, что у меня начинает чесаться спина, а я не могу ее почесать?

Дмитрий Петрович посмотрел на часы и встал со стула.

– Уже уходите? – спросил Шатов.

– Сейчас Светлана принесет вам завтрак, я с вашего позволения, также позавтракаю, но у себя, а потом…

– Светлана будет меня еще и с ложечки кормить?

– Да. И спину почешет.

– А если я не стану кушать с ложечки – вы меня начнете через трубочку кормить? Или внутривенно? Глюкозой?

– Не станем, – сказал Дмитрий Петрович.

– И я смогу объявить голодовку?

– Сможете.

– И умереть от истощения у вас на глазах?

– Это вряд ли, – Дмитрий Петрович открыл дверь.

– А почему? Вы меня заставите или убедите?

– Просто вам станет очень плохо. Настолько плохо, что вы перестанете спорить.

– Угрожаете? – почти выкрикнул Шатов.

– Ставлю в известность, – Дмитрий Петрович вышел из спальни.

Ставит в известность, блин. В известность ставит о том, что вовремя не покушавшему становится очень плохо. Радуйтесь, Шатов, подтвердилось ваше наблюдение. Тут и вправду действует правило: не покушал – получи приступ боли. И как же они этого добиваются?

Подумай, Шатов. Это иногда бывает полезно – подумать. Может, придумаешь чего. Вот если бы тебе нужно было добиться такого результата – ты бы как поступил? Чтобы просто и дешево.

Так – Шатов прикрыл глаза – берем некоего человека, который может попытаться сбежать или, не дай Бог, нарушить распорядок дня. Можно его посадить на цепь и, если начнет хорохориться, засунуть ему в желудок зонд. А можно…

– Сегодня у нас на завтрак пельмени, – сказала Светлана. – И молоко. Я вас покормлю.

– И напою, – сказал в тон ей Шатов.

– И напою. Вы молоко пьете?

– Пью. И против пельменей не возражаю. Одна проблема…

– Какая? – Светлана поставила поднос с посудой на постель.

– Вы не боитесь, что я подавлюсь, кушая лежа?

– А мы вас немного освободим, – Светлана осторожно переставила поднос на стул и откинула одеяло. – Отпустим один ремешок.

Хорошо его зашнуровали. Надежно. И даже смирительную рубашку надели, сволочи. Ее Шатов и не видел никогда, а тут – такое близкое знакомство.

Светлана отстегнула ремень, придерживавший Шатова за плечи и ремень, охватывавший его грудь.

– Вот так, – сказала Светлана, – теперь мы вас приподнимем, подложим вам под спину и голову подушки, и вы не подавитесь.

– Вот спасибо! – умилился Шатов. – а не проще было бы меня вообще развязать?

– Наверное, проще, – Светлана обняла Шатова за плечи, прижавшись щекой к щеке, и приподняла его.

– А вы сильная девушка, – сказал Шатов. – У вас наверно хороший учитель по физическому воспитанию? Игорь?

– Игорь, – подтвердила Светлана, устраивая Шатова на подушках.

– Вы с ним еще на охоту не ходили?

– Наверное, сегодня вечером. Или завтра.

– Зависит от погоды?

– Не только, – Светлана присела на край кровати и взяла тарелку с пельменями и вилку. – Приятного аппетита.

– Тебя давно кормили с ложечки? – съев половину порции, спросил Шатов.

– Давно, – Светлана вытерла Шатову рот салфеткой.

– Тогда ты забыла, как это унижает.

– Так я же вас кормлю не с ложечки, а с вилочки, – Светлана наколола очередной пельмень на вилку и поднесла ко рту Шатова. – За мамочку!

Потом последовал пельмень за папочку, за дедушку с бабушкой, за Светлану, за здоровье Женечки Шатова… Потом пельмени закончились.

– Похоже, ты заполучила новую игрушку, – сказал Шатов.

– Да. Теперь вот напою ее молочком.

С молоком вышло не так аккуратно, как с пельменями. Шатов почувствовал, как холодная струйка потекла по подбородку.

– Пролили все-таки, – огорчилась Светлана, – я слизну.

Прежде чем Шатов успел запротестовать, язык Светланы пробежал по его лицу.

– Света!

– Все-все, уже чисто, – засмеялась Светлана. – Больше ничего не хотите?

– Пока нет, – ответил Шатов.

– Тогда я унесу посуду, помою, а потом вернусь.