Зубы Дракона
Шрифт:
Когда они добрались до отеля, то они обнаружили, что Мама уже передала эту новость, Ирма подтвердила это, а молодая жена уже прорыдалась. Всё было не так плохо, потому что она уже несколько дней думала, что должно было произойти худшее. «Намек», сделанный её свёкру, немного помог. Также как обещания Ланни продолжить поиски. Решимость других вывезти ее и ее ребенка из Нацилэнда не встретила сопротивления.
Это были не совсем фешенебельные пассажиры автомобиля, который отъехал от знаменитого Адлона. Великолепному ливрейному персонажу, который открывал дверцы автомобиля и привыкший видеть независимых молодых американцев за рулём, редко приходилось видеть трех темноглазых евреев и ребенка на заднем сиденье лимузина Мерседес, собиравшегося отправиться в зарубежные страны. Ланни и Ирма твердо решили быстро закончить это дело и не выпускать своих друзей из виду, пока они не будут в безопасности. В нагрудном кармане льняного костюма Ланни
Семья неплохо устроилась на заднем сиденье. Трое взрослых утратили свой вес в течение последних недель. А багаж ограничился чемоданом, который им удалось вынести после ареста Йоханнеса. Это было всё, что принадлежало им в этом мире. Что до маленького Йоханнеса, то всем было в радость держать его на руках все время, пока они не очутятся в том месте, где никогда не слышали крик «Смерть евреям».
Ирма и Ланни решили ехать без остановок, также как они въезжали в Германию. Ланни купил продукты, уже готовые к употреблению, и они будут их есть, не вылезая из автомобиля во время движения. Тогда им не придётся посещать рестораны и встречать там коричневорубашечников, торгующих вразнос нацистской литературой. А те могли бы подойти к их столику и предложить номер Der Sturmer с грязной карикатурой, показывающей еврея в виде борова с носом картошкой. В случае отказа покупать, скорее всего, те плюнули бы им в пищу и ушли глумясь. Такие вещи случались в Берлине, бывало гораздо хуже. Несколько дней назад эти торговцы литературой, вооруженные автоматическими револьверами и резиновыми дубинками, вошли в кафе, где еврейские торговцы обычно принимали пищу. Толпа штурмовиков напала на них и пропустила их сквозь строй, нанося удары ногами и дубинками, и избила их до бесчувствия.
Они ехали осторожно, но быстро, останавливаясь только тогда, когда было необходимо! Дороги были хорошими, маршрут знакомым, и к тому же они были в безопасности от любопытных ушей и имели возможность говорить обо всём. Робинов проинформировали, что у них есть деньги, которые нацисты не смогли отследить. Они состояли из тех сумм, которые потратил Йоханнес, развлекая Ирму Барнс. Они будут предоставлены частичными платёжами, как только понадобятся семье. Эти деньги не должны рассматриваться, как кредит или подарок, только, как давно просроченный платёж за проживание и пассажирские перевозки. Ирма сказала это с решительностью, которую она приобретала. Она узнала, что ее деньги дают ей право решать судьбы других людей, и ей было приятно осуществлять эту власть. Конечно, всегда для их собственного блага.
В усадьбе Бьенвеню жили только Ганси и Бесс и малышка Фрэнсис со своим обслуживающим персоналом. Мама, Рахиль и ее маленький поселятся в коттедже, и научатся радоваться, вместо того, чтобы огорчаться. Йоханнес, вероятно, захочет поехать в Нью-Йорк вместе с Ирмой и Ланни. Они будут решать деловые вопросы с Робби, и Йоханнес может быть им в помощь. Ланни дал ему прочитать письмо Робби, и натура этого прирождённого торговца стала показывать слабые признаки жизни. Да, у него могут появиться идеи по поводу продажи продуктов фирмы Бэдд, если Робби получит управление компанией. Йоханнес мог бы предложить, взять на себя его работу в качестве европейского представителя компании. Но, если Робби предпочтёт, он посмотрит, что можно сделать с южноамериканской торговлей, он продавал там всякие виды товаров, в том числе и военные, и у него было много информации о революциях в прошлом, настоящем и будущем.
«Терпеть — удел народа моего». Так говорил Шейлок, и теперь эти трое, кто разделял эту участь, молча, воспринимали своё будущее. Долгое ощущение страха обессилило их, и им по-прежнему было трудно поверить, что они свободны, и что документы, которые вез Ланни, на самом деле обладали властью, пропустить их через границу. Они думали о своей кровиночке, оставшейся в гитлеровском аду, и слезы тихо текли по их щекам. Они вытирали их украдкой, не имея право беспокоить друзей, которые так много для них сделали. Они ели продукты и пили напитки из бутылок, которые дал им Ланни. Прекрасный черноглазый маленький мальчуган с вьющимися черными волосами лежал на руках у матери или бабушки и никогда не хныкал. Ему было всего три года и столько же месяцев, но он уже узнал, что жил в мире, полном загадочных ужасных сил, которые по какой-то причине, не зависящей от его понимания, могли причинить ему вред. Терпеть — его удел.
Они ехали по дороге Ганновер — Кёльн. Дорога была прекрасна,
и пять или шесть сотен километров для Ланни трудностей не представляли. Они достигли Аахена до наступления темноты, а потом доехали до границы, а критический момент, которого они ожидали, оказался для них непредвиденным. Досмотр багажа и персональный досмотр в поисках спрятанных денег, как правило, для евреев происходил в самой неприятной форме. Но, возможно, были какие-то особые отметки на их разрешениях на выезд, или, вероятно, потому, что они ехали на дорогой машине в сопровождении богатых американцев, как бы то ни было, опрос был не слишком серьезным, и закончился гораздо раньше, чем кто-либо ожидал. Озабоченным беженцам был дан сигнал пересечь границу. Осмотр паспортов на бельгийской стороне занял только две минуты. И когда последняя формальность была завершена, и автомобиль выкатился в тихую сельскую местность, который не была нацистской, Мама не выдержала и разрыдалась на руках своего супруга. Она просто не могла поверить, что это случилось.Они провели ночь в городе Льеж, где Ланни первым делом отправил телеграммы матери и отцу, Ганси, Золтану, Эмили и Рику. Утром они въехали в Париж. И оттуда он позвонил своему другу обер-лейтенанту Фуртвэнглеру в Берлин. Он спросил про Фредди Робина. Офицер ответил, что в руках немецких властей молодого человека не было. Если случайно он не назвал ложное имя, когда его арестовали, такое часто пытаются сделать, но редко удается. Ланни объяснил, что он совершенно уверен, что у Фредди не было мотива делать это. Обер-лейтенант пообещал продолжить поиск, и если что-нибудь из этого выйдет, то он пошлет телеграмму Ланни на его постоянный адрес, Жуан-ле-Пен, Мыс Антиб, Франция.
Ланни повесил трубку и сообщил всем, что слышал. Это, конечно, означало немного. Ланни давно знал, что дипломаты лгут, когда это отвечает интересам их страны, а полиция и другие официальные лица делают то же самое. Среди нацистов, ложь в интересах партии и Regierung считалась героическим поступком. Заявление помощника Геринга просто означало, что если Геринг захватил Фредди, то решил его не выпускать. А если и когда он выпустил бы его, то, несомненно, сказал бы, что произошла досадная ошибка.
Бьюти уехала в Лондон с мужем, в качестве гостей леди Кайар. Теперь она телеграфировала Ланни предложение приехать и посмотреть, может ли он получить какие-либо намеки через мадам. Так как добраться до Нью-Йорка было одинаково просто из Англии или из Франции, они решили принять это предложение. Но сначала они должны заехать в Жуан, потому что Ирма не могла пересечь океан, не повидав своей маленькой дочурки. Для Йоханнеса также будет «приятно» увидеть Ганси и Бесс. В общем, для людей всегда было «приятно» мчаться в различных направлениях, как колибри, потягивая мед восторга с любого цветка, который попался на глаза. Так что в следующее утро четыре Робина были снова загружены на заднее сиденье. А вечером они вкатились в ворота Бьенвеню под хор восхищенных криков на английском, немецком и идише. Криков в основном в скрипичном ключе, но с приглушенным тоном, из-за одной овцы, которая отбилась от стада и, возможно, уже была съедена волками.
Снова у молодой пары был взрыв родительских эмоций. Ирма против всех правил крепко обнимала маленькую Фрэнсис, говорила детским лепетом, который мешал той овладеть нормальной речью, давала ей неполезную пищу, разрешала поздно ложиться, короче нарушила все нормы и деморализовала всё окружение. Она даже говорила об отправке всего окружения в Лонг-Айленд — на радость бабушке. Ланни выступил против этого. Ребенок имел все, что нужно трёхлетней малышке, а теперь наслаждался общением с маленьким Робином. Ланни и Ирма планировали недолго побыть в Бьенвеню, да и зачем нести дополнительные затраты, в то время, когда все было так неопределенно? Ланни всегда пытался экономить состояние Барнсов, забывая тот факт, что удовольствие обладать состоянием, заключается в том, чтобы не экономить. Только сейчас ему пришло в голову, что им, возможно, придется выкупать Фредди из Германии. И кто может угадать цену?
Ладно, Ирма останется еще на один день, но зато потом свободно уедет. Она наложила множество запретов на Боба Смита, надежного телохранителя, и получила обещания от мисс Севэрн телеграфировать ей при мельчайших симптомах недуга. «Вы понимаете, сколько миллионов представляет это крошечное существо?» — Ирма не произнесла эти грубые слова, но это ясно подразумевалось в каждом её приказе и пожелании, и обстоятельствах, окружавших Фрэнсис Барнс Бэдд. Газеты дали ей имя «Ребенок стоимостью двадцать три миллиона долларов». Ребенок стоимостью двадцать три миллиона долларов отправился в яхтенный круиз, и ребенок стоимостью двадцать три миллиона долларов неожиданно вернулся в Бьенвеню. Все расходы на содержание ребенка стоимостью двадцать три миллиона долларов, возможно, были бы покрыты входной платой от туристов, которые бы стекались, чтобы увидеть ее, если бы были проведены соответствующие организационные мероприятия.