Зубы Дракона

Ирма попросила: «Твоя мать должна приехать и помочь нам». Ланни сразу написал, и старый боевой конь сказала: «Ха-ха!», издалека почувствовав запах битвы. Но было бы смертным оскорблением пригласить одну свекровь и не пригласить тещу. Ирма направила телеграмму в Шор Эйкрс, и старший и более опытный боевой конь отбросила все свои планы и отбыла первым пароходом. Даже Эмили приехала в город на несколько дней, привезя списки знакомых с секретными знаками. Физерс сидела рядом с ней и стенографировала, подхватывая жемчужины информации, которые падали из уст самой почитаемой из франко-американских хозяек.

Короче говоря, Ланни Бэдд оказался в центре социального вихря. И было бы нехорошо с его стороны, если бы он сопротивлялся. Еще раз дамы взяли на себя течение его жизни. Он делал, что ему говорили. Он слушал их разговоры, встречал людей, которых ему указывали. Если он хотел играть на пианино, то мог это делать урывками между своими социальными обязательствами. А посидеть в прекрасной библиотеке и погрузиться в книгу, ну, это было просто слишком эгоистичным, слишком невнимательным для всех тех лиц, которые хотели уделить своё внимание арендатору этого великолепия.

IX

Результаты выборов нанесли огромный удар по консервативным элементам во Франции. Партия Джесса Блэклесса получила только два места, партия Леона Блюма получила семнадцать, а «радикалы» получили сорок восемь. Но слово «радикалы» во Франции не означало, что имелось в виду в Соединенных Штатах. Это была партия крестьян и малого бизнеса, но ожидалось, что она должна объединиться с социалистами, и Франция будет иметь правительство левых, очень сильно зараженных пацифизмом, и которое, скорее всего, будет делать опасные уступки немцам. Группы, которые управляли Францией раньше, представители крупной промышленности и финансового капитала, известные в народе как mur d'argent, или «стены из денег», были в состоянии большой тревоги.

Одна из обязанностей Ланни в Париже была поддерживать контакты с его прошлой семьёй де Брюинов. Имея теперь свой подходящий дом, он пригласил их на ужин, и они пришли, отец, два сына и молодая жена Дени младшего. Ирма не встречала их раньше, но много слышала о них, и почувствовала себя обворожительной француженкой, когда приветствовала семью бывшей любовницы своего мужа. Они, в свою очередь, приняли это как нечто само собой разумеющееся, что сделало всё это еще более французским. Это были люди высокой культуры и приятных манер, так что Ирма была рада помочь исполнению обещания, данным Ланни на смертном одре женщине, которая подготовила его стать хорошим и приятным мужем.

Они говорили о политике и состоянии мира. Это было то, для чего этот великолепный дом был создан. Ланни не придется встречаться со своими друзьями в переполненных кафе, где их бы толкали и мешали услышать голоса друг друга. Здесь можно сидеть в комфорте и выражать себя свободно и с достоинством. У Ирмы была надежда, что на слова, произнесенные здесь, окажет влияние окружающая обстановка. И её надежды оправдались в отношении де Брюинов, которые все четыре были националистами и сильно беспокоились о состоянии своей страны и ее положении в мире.

Хозяин огромной армии такси выступил с некоторым колебанием, обращаясь к заокеанской хозяйке: «Я боюсь, что люди в вашей стране не имеют четкого представления о положении, в которое они поставили мою страну».

«Пожалуйста, говорите свободно, месьё», — ответила Ирма на своём наиболее правильном французском языке.

— Существует естественный барьер, который только и может сохранить эту землю от нашествия варваров, и это Рейн. Наше намерение было удерживать и укреплять его, но ваш президент «Виил-сонн» — Так они называли его, заканчивая резким носовым «Н» — Ваш президент Виилсонн отбросил нас от этого рубежа на землю, которая почти беззащитна, как бы мы ни старались с нашей линией Мажино. Мы сделали эту уступку из-за обещания вашего президента об оборонительном соглашении против Германии, но ваш Конгресс проигнорировал это соглашение. И поэтому сегодня мы почти беззащитны. Теперь ваш президент Увэ объявил мораторий на репарации, так что им пришел конец, и мы не получили почти ничего.

Ланни хотел сказать: «Вы получили двадцать пять миллиардов франков в соответствии с планом Дауэса, и продукты перенасытили мировые рынки». Но в доме Дени он понял, что с ним спорить бесполезно, то же самое будет и во дворце герцога де Белломона, одного из финансовых партнеров Дени.

«Вы не чувствуете, что можно доверять Германской республике?» — спросила Ирма, стараясь усовершенствовать свое политическое образование.

— Когда кто-то сегодня говорит о Германии, мадам, он имеет в виду Пруссию. И для них слово добросовестность звучит, как издевательство. Для таких людей, как Тиссен и Гугенберг, и для еврейских ростовщиков название «Республика» является формой камуфляжа. Я говорю откровенно, как это было, потому что это все между нами.

«Истинно», — сказала хозяйка.

— Каждый уступка, какую мы делаем, сопровождается новыми требованиями. Мы ушли с Рейна, и у нас больше нет никакой власти над ними, поэтому они прячут свои улыбки и продолжают перевооружаться. Они ждали, как вы видели, результатов наших выборов, чтобы не тревожить нас, а затем, видя победу слева, они убрали своего католическую канцлера, и мы видим кабинет баронов, как это теперь называется. Если есть менее надежный человек во всей Европе, то это Франц фон Папен.

Ирма поняла, что французских националистов не сделает счастливыми ни прием в самых великолепных домах, ни самый изысканный ужин. Выполняя свою новую роль salonniere, она привлекла к беседе молодых людей. Но это не привело к лучшему, потому что оказалось, что Шарло, молодой инженер, присоединился к «Les Croix de Feu» [79]– , одной из патриотических организаций, которые не хотят сдать la patrie [80] ни красным, ни пруссакам. Les Croix de Feu использовал технику знамён, форменной одежды, маршей и песен, как это делали фашисты в Италии и нацисты в Германии. Но Ланни сказал: «Боюсь, Шарло, вы ничего не получите, потому что вы ничего не обещаете рабочим».

79

«Огненные кресты» (фр.)

80

Родина (фр.)

«Они говорят людям ложь», — сказал надменно молодой француз: «А мы люди чести».

«Ах, да», — вздохнул его старый друг: «Но как это работает в политике?»

— В этой коррумпированной республике никак, но мы собираемся сделать Францию домом для людей, которые делают, что говорят.

Ланни больше ничего не говорил. Ему было грустно видеть двух своих приемных сыновей. Они двигались по пути к фашизму. И он ничего не мог поделать. Он знал, что их мать разделяла эти убеждения. Они были французские патриоты, и он не мог сделать из них интернационалистов, или по его терминологии «хороших европейцев».

X

Получив такую порцию реакции, он должен был её уравновесить. Он спросил Ирму: «Я должен встретиться с Леоном Блюмом, и, возможно, пригласить его куда-нибудь на обед, пойдешь со мной?»

«Но Ланни», — ответила она: «а зачем этот дом?»

— Я думал, что ты не захочешь его принять здесь.

— Но дорогой, какой же это будет дом, если ты не сможешь приглашать сюда своих друзей?

Он видел, что она решила быть честной. Он догадался, что она обсудила вопрос с мудрой Эмили, и следует программе последней. Если у мужа есть пороки, пусть он их культивирует у себя дома, где их можно ослабить и удерживать в пределах. В конце концов, Леон Блюм был лидером второй по величине политической партии во Франции. Он был ученым и поэтом и когда-то имел целое состояние. В старые времена, как молодой эстет, он был завсегдатаем салона Эмили. Теперь он обменял Марселя Пруста на Карла Маркса, но он оставался джентльменом и блестящим мыслителем. Конечно, можно было бы пригласить его на обед и даже на ужин, если тщательно подобрать компанию. Эмили сама придет. Из этого заявления Ланни узнал, что вопрос обсуждался.