Звенит январская вьюга
Шрифт:
– Николай Павлович! А какая у вас сейчас концертная ставка? – спросила Фурцева. – У меня кругом бегом в месяц получается около четырёх сот рублей», – ответил Смирнов-Сокольский.
«Дорогой вы мой! – воскликнула Фурцева, – Я – министр культуры и получаю такую же зарплату, что и вы?!»
«Позвольте мне возразить вам, уважаемая Екатерина Васильевна! – сказал С. С.
– Разница в том, что вы эту зарплату получаете, а я её зарабатываю!
В 60-е годы Эдди Игнатьевич по-прежнему много гастролирует со своим оркестром по городам страны. В течение лет в коллективе происходили перемены, но состав оркестра не менялся, оставаясь прежним. Время от времени появлялись новые солисты, менялась оркестровая программа, да и сам оркестр со временем больше стал походить на эстрадно-симфонический. Теперь внимание акцентировалось на концертных номерах, певцах и артистах разных жанров, монологах и скетчах конферансье. В репертуаре оркестра чаще звучала музыка советских композиторов,
Это было незабываемое лето 1964 года.
Стоял жаркий августовский день в курортном городе Сочи, куда я со своими родителями и братом приехали на отдых в летние школьные каникулы. Каждый год, почти в одно и то же время, мы приезжали в Сочи. Обычно в Сочи в это время съезжались десятки тысяч отдыхающих со всего Советского Союза. Люди приезжали, чтобы понежиться под ласковыми лучами жаркого южного солнца и поплавать в прозрачно-бирюзовых водах тёплого Чёрного моря. По всему побережью тянулись бесконечные пляжи. У детей был свой распорядок дня. С утра мы шли с родителями на море, а вечером я и мой брат Леонид шли в порт, где занимались ловлей крабов и рыбы, или шли в кино. Дни пробегали незаметно. Город Сочи всегда отличался своим особым ритмом жизни и праздничным настроением приезжающих туда людей. На пляже была особая тёплая атмосфера радости и беззаботности. Всюду расстилались газоны с зелёной травой, большими клумбами и аккуратно подстриженными деревьями и кустарниками. Аромат цветущих магнолий и бело-розовых олеандр ощущался повсюду. По центру города тянулись тенистые аллеи вековых платановых деревьев. В Сочи, в независимости от возраста, любой человек становился моложе своего возраста и чувствовал себя легко. Всюду звучала музыка. Это был поистине райский уголок!
Моя семья поселилась неподалёку от морского порта. Там, во дворе одноэтажных домиков, жила женщина, у которой мы каждый сезон останавливались. В комнате стояло несколько кроватей, стол и пара стульев, а всё остальное размещалось во дворе. И каждый раз, когда я направлялась к маленькому домику, около которого выстраивалась очередь отдыхающих, я с интересом наблюдала за живущей там седовласой, старой женщиной, имя которой было Роза. Громкий голос Розы часто разносился по всему двору. И стоило ей закричать, как тут же со всех концов двора сбегалось множество разноцветных кошек. Она созывала их на обед. И каждая из них, получив свою порцию еды, с благодарным мурлыканьем тихо расходились. Местные, знавшие Розу многие годы, говорили о том, что в её жизни произошла какая-то семейная драма, после чего женщина потеряла рассудок. Часто, выйдя во двор, она выкрикивала одну и ту же фразу с одесским акцентом: «Хочешь поехать в Сочи? Продай последние штаны и поезжай в Сочи!»
Для нас, детей, та фраза в её интерпретации звучала настолько смешно, что мы едва сдерживались от смеха!
Пляж, куда мы направлялись каждое утро, назывался «Приморский» Ходьбы до него было минут двадцать. На «Приморском» у нас собралось много друзей, приезжавших из разных городов страны. Пляж был назван в честь гостиницы «Приморская». Гостиница считалась престижной, и не каждому желающему удавалось поселиться там. Чаще там селились представители министерств, директора предприятий, ну и те, кто обычно мог дать, как говорили тогда, «на лапу». Без особого труда селились там известные артисты.
«Приморская» была удобна тем, что внизу находился пляж, а рядом рестораны, кафе и другие заведения. Часто известные деятели культуры и искусства в летние месяцы планировали свои гастроли на побережье Черно Морья и, конечно, заезжали в Сочи. Нередко на пляже можно было встретить известных людей.
Как-то раз на пляже, спев несколько песен своим знакомым, меня стали часто просить спеть, а вскоре я стала популярной певицей приморского пляжа. В репертуаре у меня были песни советских авторов и еврейские песни из репертуара Сестёр Бэрри. Любимой песней пляжников была «Тум-балалайка». В тот год мне исполнилось 16 лет. И, поступив в музыкальное училище им. Октябрьской Революции на дирижёрское—хоровое отделение, я чувствовала себя вполне взрослой и самостоятельной. В один из дней на пляже появился известный музыкант, трубач и руководитель джаз – оркестра Эдди Рознер, приехавший на гастроли в Сочи со своим оркестром. Молва о знаменитом музыканте мгновенно разлетелась по всему пляжу, и люди, желая увидеть живую легенду, вокруг
и около ходили, стараясь получше разглядеть звезду. Понимая, что своим присутствием Рознер привлёк внимание большинства отдыхающих, он старался не обращать на них внимание.В какой-то момент к нам подошёл один знакомый, певец из Тбилисского оперного театра и обратился ко мне со словами:
«Нина, здесь на пляже сидит знаменитый музыкант Эдди Рознер. Ты обязательно должна ему спеть! – сказал он многозначительно. – Ты наверное слышала о нём? Это сам Эдди Рознер! Мировая величина! Деточка! Я уверен, ты ему понравишься. Пойдём, я познакомлю тебя с ним!».
Я росла смелым и отважным ребёнком, не боясь ничего, и могла вступить в любую драку с мальчишками, даже старше по возрасту. Но в тот самый момент от услышанного предложения у меня внезапно затряслись ноги. Страх обуял меня, а тело словно не подчинялось. Такого со мной ещё не бывало! С детства я мечтала стать певицей и теперь, когда представился случай испытать себя на прочность, желание словно покинуло меня! Увидев меня испуганной, мужчина поспешил успокоить и, взяв за руку, тихо пригласил:
«Пойдём – пойдём, девочка!»
«Никуда я не пойду!» – испуганно закричала я.
«Не пойдёшь, так силой поведу!», – что он и сделал.
Эдди Рознер мирно сидел на деревянном топчане под навесом зелёных вьющихся растений. На лице были очки от солнечного света, а на голове спортивная белая кепочка с красно-синими полосами.
«Здравствуйте, товарищ Рознер!» – внезапно обратился к нему мой импресарио-представитель. Нехотя, слегка повернувшись в полуоборот, Рознер продолжал смотреть куда-то в даль, не обращая на нас никакого внимания.
«Понимаете, – снова обратился мужчина, – сам-то я оперный певец, но эта девочка очень способная, послушайте её, пожалуйста!»
«Какой стыд, подумала я, мужчина вынужден из-за меня унижаться. Вспоминая тот эпизод, понимаю, какой была неблагодарной и, встретив этого мужчину сейчас, я поклонилась бы ему за тот величайший шанс в жизни, который только благодаря ему был мне предоставлен! Рознер нехотя повернулся к нам со странным выражением лица. Но в ту самую минуту толпа моих слушателей окружила нас плотным кольцом, и кто-то крикнул: – «А ну-ка, Нина, спой-ка ему, не бойся!» Этот выкрик прозвучал горном в моём сознании!
Увидев толпу и услышав восторженные выкрики, Рознер словно проснулся и жестом руки подозвал к себе, начав задавать мне вопросы – кто я, сколько мне лет, где живу и т. д.
Не помню, с какой песни начался мой показ, но отчётливо запомнила, как в момент моего пения Эдди Игнатьевич, приоткрыв рот, внимательно слушал. После спетой песни он просил спеть ещё и ещё! Не помню, сколько песен я спела и сколько раз приходилось их повторять. После выступления, улыбаясь, он обнял меня и попросил познакомить с родителями. Я привела папу. Увидев его, Рознер тот час же воскликнул: «Сашя! Так это вашя дочка?» Они были знакомы. Было время, когда Эдди Игнатьевич приглашал отца работать в оркестр, но по семейным обстоятельствам отец вынужден был отказаться, о чём не раз жалел. Рознер обнял моего папу, и оба стали ходить вокруг клумбы, обсуждая что-то важное. Не знаю, о чём был тот разговор, но мне он был понятен. Как я и предполагала, Рознер заинтересовался мной, убеждая отца в том, что мне нужно петь, и при этом пообещал приложить все усилия, чтобы создать из меня настоящую звезду. Он также попросил отца отпустить меня с их оркестром в следующие города, которые следовали по маршруту Черно Морья. Но родители не решились отпустить меня, договорившись о том, что по приезде оркестра в Москву, если Эдди Игнатьевич не изменит своего желания пригласить меня на работу в оркестр, то родители готовы будут вернуться к разговору о моей дальнейшей судьбе. Я была счастлива! Такое мне не могло присниться даже во сне!
По приезде в Москву начинался учебный год, и у меня начались занятия в музыкальном училище. Но мысли об оркестре Эдди Рознера не давали покоя. «А вдруг он передумает и откажется от меня?» – мучилась я, бесконечно задавая себе одни и те же вопросы и просьбы, обращаясь к Богу.
«Господи, помоги!» – молилась я днём и ночью.
Я считала дни, когда оркестр вернётся в Москву, и дождалась. Первым Рознеру позвонил мой дядя Лёва, родной брат моего отца. Дядя Лёва был талантливым человеком и в прошлом был прекрасным танцором-чечёточником и музыкантом – ударником в одном из небольших ансамблей, работающих в Москве. Они были знакомы и знали друг друга. Позвонив Эдди Игнатьевичу и назвав своё имя, мой дядя сказал о том, что я являюсь его племянницей, на что Рознер удивлённо воскликнул: «Ловочка! Ах, какая у тебья плэмьянныца!»
«Эдди Игнатьевич, но ведь я вам о ней говорил несколько раз!» – сказал мой дядя. «Золётько, ну я же не зналь, что она токая толянтлывая?! Лова! Нэ обижяйса! Я скажю тебье прявду! Все еврэйские родытелы считают, что их дэти вундеркинды!» Через день, договорившись о встрече, мы поспешили в гости к Эдди Рознеру. Рознер жил в Каретном ряду, в многоэтажном кирпичном доме, выстроенном специально для артистов эстрадного искусства. В доме жили Леонид Утёсов, Борис Брунов, Александр Шуров, Николай Рыкунин и многие другие известные люди.