Зверь 4

— Что же, тогда назначь наместника вместо себя. Я смогу перенести тебя в другой мир, но ты… ты должен пожертвовать всем. Ты готов к возможным бесконечным скитаниям?

Принц на миг замер, затем тряхнул головой, прогоняя малодушные мысли и рявкнул:

— Готов!

— Я жду тебя при первых лучах утренней звезды. Через три дня. А теперь прощай… и забери с собой эту отрыжку тролля, пока он всю пещеру не провонял.

Принц коротко кивнул. Меч скользнул в ножны, чем вызвал у Гопеля вздох облегчения. На трясущихся ногах староста поднялся из желтой лужицы. Он едва не падал, а ещё нужно было идти обратно. И проклятая икота напала так не вовремя. Топарин всё также безучастно изучал ноготь на ноге.

— Через три дня, маг! — кинул на прощание Алекард и ступил следом за икающим от страха старостой.

— Через три дня, принц Алекард, — проговорил старый Топарин и криво ухмыльнулся. — А пока мне нужна свежая кровь для приготовления эликсира…

— Свежая кровь? — нахмурился принц и оглянулся по сторонам.

— Не-е-ет!!! — что есть силы закричал успевший всё понять староста.

Меч резко выпрыгнул из ножен, чтобы в следующую секунду погрузиться в податливую плоть. Староста охнул и осел на каменный пол.

— Этого тебе хватит? — спросил Алекард.

— Вполне, — ответил Топарин. — Правда, придется искать нового посыльного, но… чего не сделаешь ради такой любви?

Его улыбка блеснула ярким пламенем, а в следующий миг прогремел гром.

Кощей вскочил и сел на большой кровати, тяжело дыша. Он смахнул рукой холодный пот со лба. Опять этот сон. Как же он надоел за все прошедшие года. Опять это напоминание от королевы смерти.

Схватив с тумбочки стакан воды, Кощей выхлебал его в несколько глотков. После этого опустил голову и выдохнул:

— Тариэль…

Глава 3

— Господа, сходитесь! — раздался громкий голос секунданта противника.

После этого возгласа мы с Михаилом Павловичем Лавриным начали сближение. Когда оставалось меньше трех метров, нервы Лаврина не выдержали.

Он хлестнул огненным кнутом, стараясь попасть по ногам. Кнут мелькнул в воздухе, превращаясь в сплошную горящую полосу.

Лихо! Но недостаточно быстро!

Ага! Я такой дурачок, что буду ждать пока эта полоса захлестнет мне щиколотки? Конечно же нет!

Прыгнул назад, делая красивое сальто мортале. Можно было обойтись и без него, но мне нужно было произвести впечатление на Светлану. Всё-таки из-за неё сейчас сражаемся с Лавриным.

Кнут пролетел подо мной огненным шлейфом, а я эффектно приземлился с выбросом вперед левой руки. С кончиков пальцев сорвались маленькие шаровые молнии, не больше бусины в диаметре. Мог бы и побольше запустить, но тогда бы меня посчитали убийцей, а так…

После всех приключений в прошлом наша учебная группа поредела, поэтому нас объединили с другой группой. А в этой новой группе как раз и был Михаил Павлович Лаврин, сын барона Лаврина, хозяина золотодобывающих приисков. И у этого сына количество мозгов обратно пропорционально денежному состоянию его бати. То есть, если закрома банков ломились, то вот в голове сыночка гулял ветерок.

Ему бы жить и не тужить, но сегодня на перемене колкость сорвалась с языка и полетела в сторону Карамазовой:

— Я бы всех предателей на кол сажал. А вот их прекрасные половинки повертел бы на колах другого толка.

Его двое друзей-подхалимов тут же заржали, пуще орловских рысаков. На его беду, рядом ошивался защитник и заступник Карамазовой. Я увидел, как вспыхнуло лицо Светланы, а потом она опустила голову и понуро пошла прочь, словно собака, получившая незаслуженный хозяйский пендель. Ну что же, у меня в подчинении была Чопля, а эту мелкую занозу хлебом не корми, дай только хозяина подколоть. Вот, в ответах служанке и заточился мой язык до остроты бритвенного лезвия.

— Подобные вещи не престало говорить лицам с интеллектуальным багажом знаний. Но что требовать от человека, которого обидел аист? — со скучающим выражением лица заметил я так, чтобы другие тоже слышали.

На нас тут же устремили взоры стоящие рядом одноклассники.

— Что вы имели в виду, Эдгарт? — тут же ощетинился Лаврин.

— А то, что когда вас принес аист, то родители долго смеялись, и сначала хотели взять аиста, — ответил я.

На грубость я привык отвечать грубостью. Чтобы задира получил по сусалам гораздо сильнее, чем ударит сам. Подобное всегда находило отклик в моих оппонентах и заставляло впредь подумать сто раз прежде, чем возникнет желание ударить вновь.

— У кого-то очень острый язык. Его не мешало бы затупить кирпичом, — хмыкнул Лаврин.

— А у кого-то другого дерьмо вместо мозгов, раз оно выплескивается через рот, — парировал я.

Это было очень грубо. Очень. Однако, я не собирался соревноваться в витиеватости языковых изысков, а хотел достичь иного…

— Жду сегодня после уроков за черным рестораном, — процедил побледневший Лаврин.

— Да базара ноль. Раз на раз смашемся, как настоящие быдлофаны. Ведь шутка в адрес девушки была недавно отпущена именно в таком тоне, — хмыкнул я беспечно.

— Там мы и выясним, кто быдлофан, а кто нет, — с пафосом произнес Лаврин.

— Слушайте, если вам так важно оставить за собой последнее слово, то хорошо, оставляй. Мне-то наплевать, а вам приятно будет себя потешить. Только осторожнее, не упадите с уровня самомнения на уровень своего интеллекта — разобьётесь. До встречи, — махнул я рукой и двинулся прочь.

Вслед мне полетело «пык… мык… не мужик», но я уже не оборачивался.

Савелий Александрович Говардский, сын боярина Говардского, шлепнул меня по плечу:

— Я обязательно должен быть секундантом!

— А я на стреме могу постоять, — отозвался Кирилл Иванович Лопырев, он сын барона Лопырева.

— Ребята, я в вас ни капли не сомневался, — улыбнулся я в ответ и хлопнул обоих по плечам. — А когда закончим, то пиво с меня.

— Это глупо, господин Южский, — раздался женский голос.

Это была она — Светлана Карамазова. Та самая, которую я должен был охранять и защищать.

— Может быть и глупо, зато это не идет в разрез с моими принципами, которые не позволяют обижать женщин, — ответил я, даже не обернувшись.

— Какой же он всё-таки мужественный, — произнесла в спину другая девушка. — Так бы его и пригласила на ужин. Да и сама бы не отказалась быть приглашенной…

Не скажу, что это мне не польстило. Всё-таки подобные знаки внимания со стороны женской половины Царскосельской гимназии редкие случаи. Обычно дамы более щепетильны в вопросах восхищения своими одногруппниками.

Всё из-за того, что многие ученицы уже знали, за кого выйдут замуж по окончании учебы. Увы, это удел аристократии — редко кто волен сам выбирать себе спутника или спутницу жизни. Зачастую о женитьбе и замужестве договариваются ещё при младенчестве, когда суженые-ряженые только на горшки учатся ходить.