Зверь 5

— Опять отвлекаешься…

— Не гневайся, барин. Я же как тщательнее хочу, чтобы вся картинка разом по мозгам херакнула. Ивановы говорили, что в самой церкви есть подземный ход за алтарем, вроде кладовки, куда вход запечатан для мертвых. Намолено там, что ли… В общем, туда пробраться не получилось, но у мамашки получилось расслышать далекое детское пение, вроде как колыбельную. И всколыхнулося тогда в грудях призрачных — ведь эту колыбельную она Машке пела, она её, роднулечку, убаюкивала…

— Кузьма, хорош беллетристику втирать. Давай по существу. Значит, там двое работают и есть скрытый ход за алтарём?

— Да, всё так, но…

— Чего «но»?

Я почти подошел к магазинчику, когда остановился и сделал вид, что завязываю шнурок на кроссовках.

— Опять скажешь, барин, что я беллетристику затираю, — прогудел Кузьма.

— Да не тяни кота за орехи!

— В общем, сказали Ивановы, что темным тянет из этой церкви. Мы, призраки, более чутки ко всему такому, чем люди. И тянет свежей кровью из церкви, тянет болью и страданием. Вроде и намолено, и святые иконы висят по стенам, но вот тянет и всё тут. Я сам возле церквушки полетал и да — тянет чернотой смертельной. Как на неуспокоенном кладбище для душегубцев — точь-в-точь образы возникли на умишке моём недоразвитом.

— Понятно, дружище, понятно. Что-то черное там творится и неприятное. И бабеха на кукан не бросается, и служка рожу не показывает. Да, весьма и весьма неприятно.

Я хмыкнул, не скрывая ухмылки. Слишком уж белой и невинной церквушка казалась при солнечном свете.

— Вот ты хахалиться изволишь, барин, а я сурьёзно говорю — что-то там не такое творится. Надо бы эту церквушку сковырнуть, чтобы внутрях покопаться. Селезёнкой чую, что там девчулю прячут. Вот прямо-таки руку готов поставить на кон…

— И на хрена бы кому сдалась твоя призрачная рука? От пердежа порой толку больше.

— Ладно, барин, не хочешь об заклад побиться, тогда скажи — что делать надоть?

— Слетай-ка лучше на разведку — посмотри, что там наш гоблин делает? Как бы он без нас не сдернул.

— Будет сделано, барин, — шелестнуло по ушам ветерком и пропало.

Я же зашел в кондитерскую. Магазинчик стоял на углу, и он был из разряда таких, которые могли бы соблазнить даже самого строгого диетолога. Это место, где шоколадные батончики выстраивались в ряды, словно маленькие солдатики, готовые к битве с утренним голодом прохожих. Карамельные конфеты блестели под стеклянными крышками, как драгоценные камни в королевской сокровищнице, а марципановые фигурки так и манили взгляд, будто говоря: «Выбери меня! Съешь меня и обретешь кусман счастья!»

За прилавком стоял мясистый кондитер, мастер своего дела, который знал все о сладостях, как дирижёр о своём оркестре. Он улыбнулся мне приветливо, словно вручил ключ к секретному саду наслаждений.

А запахи? Они витали в воздухе, создавая ароматный туман, сбивающий с толку даже самого опытного пчеловода, заставляя его думать, что попал в рай мёда и пряностей.

— Чем могу услужить пану? — спросил щекастый продавец.

Мужику было прилично за сорок. Вон и залысины поблескивают под лампочками, и «гусиные лапки» в уголках глаз превратились в глубокие ущелья. Судя по размерам тела, продавец и сам не прочь был отведать товар, который продает. Мохнатые уши и характерный прищур глаз выдавал то, что в роду продавца могли быть и хоббиты. Заглядывать под стол не стал и убеждаться в наличии мохнатых ног не стал, всё-таки это не настолько важная для меня информация.

— Три мороженого. Одно с орехами, второе шоколадное, а треть самое обыкновенное, без всяких наполнителей, — проговорил я.

— Будет сделано, пан! — подмигнул продавец и начал ловкими движениями сооружать рожки с мороженым.

Сначала он забросил первый шарик, аккуратно, но уверенно, как будто начал рассказывать захватывающую историю. Затем последовал второй шарик, больше и смелее, добавляя интригу и ожидание. И, наконец, третий шарик, венчающий произведение, словно финальный аккорд в музыкальной композиции.

Каждый слой мороженого — это новый уровень вкуса, а каждый шарик — это обещание незабываемого лакомства. И всё это творение посыпалось сверху раздробленными кусочками ореха.

Думаю, что Чопля будет довольна. Дальше новое мороженое и новая симфония творца. Я даже загляделся — как же ловко у него это получалось.

— Супер! — сказал я, когда принял все три мороженых и заплатил картой. — Прямо глаз радуется, наблюдая за вашими движениями.

— Спасибо, пан, мне очень приятны такие слова, — улыбнулся продавец. — Всегда хорошо делать то, что нравится. А мне и в самом деле нравится заниматься с мороженым и сладостями. Душа прямо к ним лежит. А вы приезжий? Я никогда раньше не видел пана…

Судя по тому, что в такой час народа было немного, то продавец явно скучал. И ему хотелось с кем-нибудь поговорить. А нет никого лучше для добычи информации, чем скучающие люди.

— Да, мы туристы. Путешествуем с братом налегке. Сейчас вот собрались вашу церковь посмотреть, — закинул я удочку. — А потом и по городу пройдемся.

— Это чудно. При настоятеле Яне церковь необыкновенно расцвела и похорошела. Жаль, что его подкосила неизвестная болезнь и он пока что слёг. Дивно же он свои речи свои вел… Мать Гражина хоть и хороша, но её паства пока что мало знает. Как прислали её из Варшавы, так она особо ни с кем и не общается. Да, приветлива, вежлива, но держится как-то отстраненно, особняком от всех. А её помощник… он вообще какой-то странный. Молчит всё время, лицо своё скрывает.

Что же, удочка дернулась сразу. Продавец может стать тем самым бесценным источником информации, который дополнит картину Кузьмы и призраков четы Ивановых.

И в принципе продавец сказал примерно то же самое о новой хозяйке церкви, что и Кузьма. То есть «на кукан не прыгает», держится обособленно. И её служка тоже странный…

— А давно ли заболел отец Ян? — спросил я как бы между прочим.

— Да вот незадолго до того, как дракон появился, будь он сто раз неладен, — проговорил со вздохом продавец. — До этого всё здоров был, весел, а потом как-то резко захужело ему, пан, да и слег с непонятной болезнью, от которой все доктора руками только и разводят.

Ну что же, картинка и в самом деле становится понятной и весьма прозрачной. И мать Гражина появилась не просто так, и служка непонятный. А потом ещё и надпись в моей деревне на стене убитых Ивановых… И место намоленное, недоступное для мертвых, и дракон охреневший…

Всё сводится к тому, что прознал кто-то из слуг Кощеевых про настоящий схрон части меча, да и затеял всю эту дребедень ради выманивания меня из Руси-матушки. Скорее всего, виной подобному происшествию способность Маши находить то, что спрятано.

Нашла она по чьему-то настоянию гарду от Экскалибура, а потом решили уже и меня на радостях в ловушку заманить. И тут и там очень явственно прослеживаются следы виевичей, порождений Вия. Незаметность, скрытность, убийство, жадность, жажда власти, ярость и превращение в дракона — вот перечень немногих «достоинств» самого известного виевича, Змея Горыныча.

А что?

Слишком уж всё сходится. Правда, не совсем понимаю — как тут задействуется выпитая кровь? При чем тут вампирский след? Но думаю, что в скором времени всё выяснится и всё разузнается!