Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы

Кажется, эта простая мысль начала пробивать дорогу в разгорячённых длительной предыдущей ссорой мозгах участников конфликта. Уходить похитители собираются на Русь. А там — по «Русской Правде».

* * *

Тема хищения княгинь в законодательстве детально не рассмотрена. Ближайший аналог — сто гривен золотом за изнасилование женщин старших вятших по «Уставу церковному». Что в реале означает смерть с конфискацией.

«И над могилкою твоей

Гори-сияй… её звезда».

Логики в действиях «похитителей» нет. У лидера — компульсия с иррациональностью. Остальные… Просто — идти им некуда. Одна надежда — вернуться, вопия:

– Животов не жалея! Очей не смежая! Рук-ног не покладая! Вызволили! Спасли княгиню православную из лап зловредных иноверцев-иноземцев.

А вот хочет ли она такого «вызволения»? Отличить «заложника» от «соучастника» не всегда удаётся даже в морге. Причём и самооценка персонажа может со временем меняться. Не в морге, конечно.

Фактически, их жизни зависят от того, что она скажет в конце, при «разборе полётов».

* * *

Напоминание об общеизвестном, о возможности признании «захватчиками» их самих, а не «зловредных иноземцев», о последующих вирах и казнях, исполненное спокойным тоном — подействовало: люди, державшие Самборину за руки на крыльце, переглянулись, по-бурчали, ослабили хватку.

Княгиня раздражённо дёрнула, отряхнула смятые в чужих ладонях широкие рукава платья, и гордо вскинув голову, пошла с крыльца к нам. Нурманы начали убирать мечи в ножны.

– А-а-а! Сдохни сука!

– Курт! Убей!

Всё произошло очень быстро. Княгиня сошла с крыльца и сделала три-четыре шага. Сигурд шагнул ей навстречу, протягивая руку.

В этот момент у «спесивца» окончательно «снесло крышу». Он весь искривился лицом, заорал и, высоко вскинув руку с ножом, кинулся вдогонку. Одни не успели среагировать, другие — не успевали. Нурманы, снова вытаскивая мечи, рванулись на помощь, но…

Курт прыгнул с места. Через головы людей, через головы Сигурда и Самборины. Два тела — волка и человека — опрокинулись в пыль у крыльца. Полежали мгновение одной непонятной кучей. Потом мохнатая туша волка неторопливо поднялась и, между делом, мотнула крокодилячьей башкой. Отбрасывая в сторону оторванную голову человека.

Светлым футбольным мячом та полетела, кувыркаясь, к кучке сложенных у крыльца брёвен, застучала, скатываясь по ним, костяным стуком, пару раз перекатилась по земле и замерла, воткнувшись носом в песок.

Курт фыркнул, сдувая кровь с морды, и неторопливо потрусил ко мне, сквозь строй замерших с поднятыми мечами нурманов, мимо Самборины и Сигурда.

– О-о-э-х…

Княгиня вдруг странно выдохнула и, сворачиваясь по спирали, осела на землю. Сигурд едва успел её подхватить. Я растерялся и отреагировал штатно — позвал эксперта:

– Итить… Охренели! Угробите бабу! Рада! Твою… Не спи! Принимай красавицу!

Самборина почти сразу очухалась, сидела на земле, слабо отмахиваясь от набежавших служанок, пытаясь вспомнить — как она сюда попала, пытаясь сфокусировать широко распахнутые мутные глаза. Я присел перед ней:

– Ты как, живая?

Она что-то хотела сказать. Но замерла с выражением ужаса. Через моё плечо всунулась окровавленная морда Курта. Я почесал ему за ухом.

– Ты его не бойся. Он убивает на раз. Сам его учил — ворогу хрип вырвать. Своими зубами показывал. Но ты-то не враг. Тебе он — спаситель, защитник. Успокойся. С такой обороной тебе никто вреда сделать не сможет.

И обернувшись к стоящему рядом Сигурду, уточнил:

– Так что вы решили?

Тот снова пожевал, помолчал. Сморщился как от кислого. И громко произнёс:

– Остаёмся. У тебя. На твоей воле.

* * *

Я не был уверен в правильности своего решения. Я ожидал от этих людей разного рода «измены», мятежа.

У меня нет проблем с подчинённостью Ивашки, Николая, Ноготка… многих других в моём «стрелочном народе». Но ведь каждый из них видел и не однократно, как я убиваю. Причём, как-то… необычно, особенно, извращённо.

Это — не страх, это… — элемент нормальной жизни, техника безопасности. Как на будке трансформатора: «Не влезай — убьёт». Вы же не боитесь трансформатора? Риск погибнуть в собственном доме гораздо выше, чем погибнуть в самолёте или автомашине. Один из 36 случаев смерти в 21 веке. Но вы же не боитесь своего дома?

А вот новенькие… Они — увидели. Впервые. Дойдёт ли? Необходимо предпринять меры предосторожности. Из первейшего — «проверка на вшивость». В прямом и переносном смыслах.

* * *

Стандартная процедура приёма новосёлов. Уже — вполне стандартная. В чуть нестандартном варианте. С разоружением, с отправкой небольшими группами во Всеволжск. С баней, стрижкой, раздеванием…

Рычащий боярин:

– Бороду брить?! Голомордым?! Аки кастрат какой?! Бесчестье! Не дам!

– Никого не неволю. Вон — душегубка с веслом. Дальше — сам.

Вопящий духовный:

– Не смей сымать! Сей крест со Святого Афона привезённый! Сам игумен его благословил!

– Забирай. С благословением афонским ты отсюда до Твери в миг выгребешь.

Уходить вверх по реке в одиночку… Дикие места, дальняя дорога, без припасов… Вот если бы все вместе, с охраной, с гребцами… Дураков — нет.

Кое-что, в части предварительной обработки, мы могли сделать здесь, основная медицинская часть только — в городе. Попутно, самое для меня важное — разговоры с людьми. Кто ты, что ты умеешь, чего хочешь…

В очередной телеграмме в центр:

– Фрицу. Необходим гостевой двор в Балахне. План, с привязкой и сметой — через неделю.

Позже меня несколько раз охватывало сожаление. О том, что я «рассыпал» людей Сигурда. Казалось, что очередная проблема так удобно бы решалась, имей я под рукой его отряд как боевую единицу. Потом приходило понимание — я потерял бы больше.

В Тверском караване были разные люди. Которым достались разные судьбы. По их… личным свойствам. Четверть из них умерла к весне. В казнях, в боях… Но более — просто жизнь новосёлов тяжела.

Весной Самборина и Сигурд, уже — венчанные супруги, с четырьмя десятками своих людей отправились в Гданьск. Сами бы они не дошли, но к весне у меня образовалась ещё одна команда. С острым желанием убраться в ту сторону.

Я дал им людей, товаров. С того лета в Гданьске заработала одна из первых наших факторий.