Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого
Шрифт:
Но и впоследствии, когда племенные образования сменяют княжества, порядок самоуправления продолжает оставаться в них прежним. В этих государственных древнерусских образованиях:
«…высшая власть была не у князя, а у веча — народного собрания, которое стояло над княжеской властью и контролировало ее» [155, с. 131].
Разберем основу этого инструмента исконно нашего отеческого народоправия несколько подробнее.
Ну, во-первых, что на сегодняшний день подтверждено даже нашей исторической наукой, данная форма управления существовала не только в Новгороде, но и вообще в любом ином населенном пункте Русской Земли, включая и деревенские поселения наших пращуров. Во-вторых, сама структура выборности на эти собрания
что на вече сходилась огромнейшая пестрая толпа горожан из всех сословий и решения принимались либо криком, либо большинством голосов;
сравнительно невеликие размеры вечевой площади, обнаруженные в Новгороде, позволили предположить, что на вече приглашались лишь самые богатые люди Новгородской Республики.
Но на самом деле вот на чем всегда основывалось наше народное самоуправление:
«На собрании были старейшины. А почему они названы «вече»? Подумайте. Слово «вече» — вечерняя слава народа — люди, пришедшие к вечеру своей жизни, имеющие ум, опыт жизненный» [115, с. 89].
Именно по этой причине и страна наша всегда именовалась — Отечество. И вот как просто объясняется этот столь нам свойственный уклад жизни:
«Младенцев, детей воспитывала бабушка дома. У отца 5, 6, 7 сыновей, все женятся — под одной крышей живут, и никто не хочет уходить. Почему?» [115, с. 89].
И действительно. Какая причина заставляет жить в тесноте? А вот в чем тут дело. Нам на сегодняшний день, когда наконец ужаснулись скотообразием выросших без воспитания людей, густо заполонивших сегодняшние улицы, по которым и ходить-то теперь крайне опасно, слишком наглядно показано, что детей надо начинать воспитывать еще тогда, когда они пока поперек кроватки лежат: когда вдоль лягут — будет уже поздно. Нашим пращурам, имеющим опыт выращивания детей еще начиная с детей Адама и Евы, «польза» кем-то выращенных безпризорников была прекрасно ясна.
Потому самым главным для молодых родителей были не удобства личного проживания, но возможность наиболее качественного воспитания своих детей. Молодым матерям, что и понятно, и иных дел по дому более чем хватало. Потому маленького ребенка старались доверить бабушке.
«Сповит ребенок, лежит. Младенец заплакал, а бабушка над ним молитвочки, да песенки поет. А ребенок уже запоминает и с этим спит» [115, с. 89].
Кто может подменить собою такое воспитание? Никто и никогда. Потому бабушка среди взрослых детей была всегда нарасхват:
«И сыновья, и невестки слушались одного слова, никакого пререкания, чтоб только не отправили с этого жилища. Вот такую давали возможность, что у детей с самой юности дар речи развивался, и песни пели. Был правильный уклад для развития личности» [115, с. 89].
Понятно, каким уважением пользовался и сам глава дома, которому было чему научить подрастающих внуков, которых он принимал на воспитание после бабушки: накопленная веками память поколений передавалась по наследству. Отцу, что и понятно, было некогда. Он поле пахал, сеял, урожай собирал.
А вот деду доставались лишь интеллектуальные виды деятельности: руководство домашними; прочтение молитв, псалмов и глав из Евангелия; вынесение решений по каким-либо хозяйственным вопросам. А ведь самый пик развития умственных способностей мужчины приходится на 60 лет! Так что руководство доверялось не просто старшему мужчине в доме, но самому на тот период умному.
Вот из какого контингента формировался древнейший наш инструмент самоуправления — вече.
«И никогда Бог не оставлял славян, потому что они по естеству жили… Сама природа, сам уклад жизни им давал развитие, возможность формирования для вечной жизни. И это формирование, это благочестие не с юга, не с запада. Это осталось еще, я не сомневаюсь, от Ноя, от Адама» [115, с. 89].
Принадлежность нашего народа
к самому древнему на земле этносу, то есть к единственному на земле народу, не подвергнутому вавилонской мутации, теперь доказывается и генетиками [156, с. 7–10]. Так что наши корни, что не может не отметить и сегодняшняя наука, являются и действительно самыми древними на планете. И уходят в седую древность к нашим прародителям: Адаму, Ною, Симу, Палеку (Палеху) …Потому и впоследствии именно наш жизненный уклад являлся единственным наиболее приемлемым для выращивания человека, достойного своего Создателя. И никто во всем мире не имел никогда ничего даже и в самой малой степени приближенного к нему:
«Традиция земского самоуправления, оформленная юридически в сер. XVI в., пронизывает общественную жизнь Древней Руси. Земские соборы — съезды всех сословий государства — проходили в то время, когда по всей Западной Европе царил холод абсолютизма.
Русская монархия вплоть до XVIII в. носила сословно-представительный характер. Россия XV–XVI вв. обладала единственной в то время среди других стран мира системой управления, основой которой было самоуправление на всесословной основе…
Согласно Судебнику 1550, представитель центральной государственной власти (воевода и т. п.) не имел права арестовать человека, не предъявив доказательств его вины представителям местного самоуправления — старосте и целовальнику. Если этого не происходило, то староста и целовальник, по требованию родственников арестованного, могли освободить его и взыскать с представителя администрации штраф за «безчестье».
Таким образом, первый закон о неприкосновенности личности впервые был принят в Древней Руси, а не в Западной Европе, где он появился только 120 лет спустя» [92, с. 753–754].
Однако же, судя по содержанию новгородской грамоты № 531 [152], этот срок смело можно отнести как минимум еще на пару-тройку столетий вглубь веков. Судя же об удивительнейшей нашей привычке жить свободно, этот ни у какой иной нации в древности не встречающийся закон и составляет основу нашего русского менталитета, накрепко увязанного с поклонением Богу истинному, близкое общение с которым только-то и могло воспитать в человеке такое чувство.
«Хотя наши князья и вели воинственный образ жизни, но в обращении с народом они нередко проявляли черты истинно отеческой заботливости, добродушия и кротости. В народных песнях не слышится ни малейшей жалобы на притеснения со стороны бояр и князей, на худую, тяжелую жизнь, — значит, жить было хорошо [ровно в 370 раз лучше, чем теперь! — А. М]. За самые тяжелые преступления виновный платился лишь своим имуществом, отдавая определенную законом пеню. К телесному наказанию не прибегали. Слова «да будет мне стыдно» служили порукой в верности и нерушимости принятых на себя обязательств… Все государственные расходы главным образом ограничивались издержками на содержание князя, его семейства и двора, которые не могли быть тяжелы для населения, так как для покрытия их князья обыкновенно имели свои княжеские села, доставлявшие им все необходимое, свои заповедные леса, рыбные ловли и т. п.» [78, с. 388–389].
«Народный характер российской монархии становится очевиден, если вспомнить, что именно ее народ восстановил в Смутное время» [41, с. 169].
Но когда объявилось у нас столь не свойственное нашему народу некое такое «общежительство», именуемое крепостничеством?
В нашей стране эта форма межлюдского общения завелась лишь после того, как густо окружившим троны наших монархов масонам удалось внедрить систему попугайничания у невежественного Запада. Ведь крепостничество в безграмотной Западной Европе бытовало еще за три века до искусственного введения этого вида мракобесия, то есть некого такого «прогрессивного» вида взаимоотношений между людьми, теперь еще и у нас: