Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого

А находится то оно, между прочим, аккурат за Кукуевой слободой. То есть за владениями того самого «немца», чьим сыном Москва почитала Петра.

Каков процент вероятности подмены ребенка, родившегося где-то за Кукуем?

Так ведь в Петре нет вообще ничего русского!

И вот еще один из эпизодов последующей бурной деятельности нами рассматриваемого «реформатора», то есть очередная попойка Петра, проливает некоторый свет на его загадочное происхождение:

«…однажды, в пьяном чаду, Петр пробовал осветить эти потемки. Он крикнул, будто бы указывая на Ивана Мусина-Пушкина: «Этот хоть знает, что он моего отца сын. А я чей? Твой, что ли, Тихон Стрешнев? Говори, не бойся! Говори, а то задушу!» — «Батюшка, смилуйся! Что мне ответить?.. Ведь я не один был!!» [28] » [16, с. 5].

28

Вокеродт. Переписка, опубликованная Геррманном. Лейпциг, 1872. Соловьев. История России, Москва 1864–1878, т. 15. Семевский. Долгорукий. Мемуары.

Вот и это свидетельство подтверждает народную версию о царе антихристе. Ведь именно от блудной девицы из колена Данова, которое нынешние идеологи сионизма видят в темнокожих фалашах, он и обязан появиться.

Но не только уже описанные детали внешности Петра подтверждают народную версию о царе антихристе. Ведь в Петре нет вообще ничего русского.

Он очень боялся привычной стихии русского человека — воды:

«Петр чувствовал… такое отвращение к воде, что дрожал и бледнел при виде ручья» [16, с. 35].

Мало того, он терпеть не мог именно ту живность, которую в этой самой воде и вылавливают — рыбу!

А вы только лишь себе на секундочку представьте китайца, с раннего детства ненавидящего рис! Что на такое ответите?

Это вовсе не китаец!

Вот-вот…

А врагов у нас всегда было более чем предостаточно, и за всю нашу историю хоть единожды попытаться им произвести подмену государя — дело вполне возможное. Они прекрасно понимали, что склонить на свою сторону человека, в чьих жилах течет русская кровь, практически невозможно, а потому и нужен им на нашем троне такой человек, чьим генетическим особенностям чужда русская культура. И таковые особенности менталитета Петра видны за километр. Он не русский — ни телом, ни, тем более, душой:

«Малейшее волнение потрясло его морально и физически; он инстинктивно отступал перед опасностью; он легко приходил в ужас и терял самообладание.

…Он остался ребенком на всю жизнь, робким и потому жестоким… болезненная судорога кривила его надменное, суровое лицо и придавала ему ужасное выражение» [16, с. 32].

И ко всему вышеперечисленному:

«…его инстинктивно тянуло к иностранцам» [16, с. 33].

Вот и здесь о его инстинктивныхособенностях сказано вполне определенно. И цыганку столь же отчаянно потянет пристать к проходящему мимо табору. А потому он и пропадал в Кукуевой слободе, где уж доподлинно ведали о тайне его происхождения, а потому и знали наверняка, чем его к себе приманить, поскольку дети любой определенной нации имеют и определенные к чему-либо наклонности.

Из-за того столь ненавистна ему была рыба, употребляемая почти двести дней в году всеми его мнимыми родственниками. Его настоящие родственники в пищу употребляли ее крайне редко. Зато мясом питались каждый день: протестанты, чью веру с целью эмансипации столь всегда охотно перенимали адепты ортодоксального иудаизма, посты вообще отвергают. Вот и Петр стал есть мясо, когда получил такую возможность, каждый день. Мало того, ел по утрам, что в ту далекую пору в среде русских людей было делом просто невозможным.

И еще одна особенность. Он не спал днем (в те времена после первого приема пищи). Тогда как:

«…в старину наши предки, обедавшие часу в одиннадцатом утра, отдыхали, т. е. спали после обеда часа по два или по три. Об этом обыкновении Олеарий пишет: «нет ни одного россиянина, какого бы он состояния или качества ни был, который бы, пообедавши, не спал; от чего происходит, что в полдень все почти торговые лавки бывают заперты, и купцы или служители их спят каждый пред своею; а потому в это время, как бы в самую полночь, нельзя иметь никаких сношений с купцами». — Хотя повествование это и слишком увеличено, однако известно, что Лжедмитрия почитали не россиянином между прочим и потому, что он после обеда не отдыхал»[32, с. 32].

Так что и в этом отношении Петра, как и его далекого предшественника по императорству, обличает в инородстве даже обыкновенный распорядок дня.

Но и сам заказ на тотальное изменение русских традиций Петр позаимствовал именно у самозванца:

«Попытка нарушения старых традиций и обычаев, предпринятая мимолетным «гостем» на московском престоле Лжедмитрием I, окончилась его гибелью; она удалась лишь Петру Великому, после того как сами эти обычаи и традиции «поисшатались»» [42, с. 78].

А между тем русский человек еще задолго до этого имел столь несвойственный иным нациям распорядок дня:

«Послеполуденное время посвящалось отдыху. Это вполне понятно, если вставали до рассвета. «Спанье есть от Бога присужено полудне, — говорит Мономах, — от чина бо почивает и зверь, и птица, и человеки»» [78, с. 154].

Именно русские князья всегда являлись примером для подражания своих подданных, ведя слишком скромную на увеселения, чуть ли ни монашескую жизнь:

«…вставали они рано поутру, вместе с рассветом, и прежде всего шли в церковь… Некоторые благочестивые князья имели обыкновение приходить в церковь до начала службы и сами возжигали свечи» [78, с. 151].

А наиболее набожным из них считается, между прочим, якобы отец Петра — царь всея Руси Алексей Михайлович Романов! Так что своими чисто иноземными сидящими в его крови привычками не только на своего отца — примера для подражания — но и вообще на русского человека Петр явно не походил.

Его замедленное умственное развитие, по сравнению с ускоренным развитием физическим, очень сходно именно с генетическими особенностями столь знакомых нам южных народностей. Но и от Европы мы имеем очень ощутимое отличие — наши дети уже с пяти лет умеют читать, что в среде иностранцев встречается крайне редко.

Между тем это наше раннее умственное взросление прекрасно прослеживается по неизменно блистательным результатам именно в детском спорте. А в особенности в тех его видах, где требуется проявление ранних интеллектуальных способностей. Напротив, ранним половым созреванием славились всегда исключительно лишь южные страны. Именно у них вполне естественным считалось брать в жены одиннадцатилетних девочек. В Древней же Руси эти рамки были сдвинуты на пяток лет уж вовсе не случайно.

Петр же:

«В три года он питался еще молоком кормилицы, в одиннадцать не умел еще ни читать, ни писать» [16, с. 31]. То есть Петр начал вообще что-либо соображать только лишь к тому возрасту, когда учебу, по хорошему, пора было бы уже и заканчивать.

Тем и обнаружилась вопиющая, редкостная у нас, но закономерная у них генетическая неспособность даже не простолюдина, но наследника престола (!) к искусству жителей Великого Новгорода, чьи берестяные грамоты XI века сообщают нам о не встречаемой нигде в мире необычайной грамотности проживающего там населения. Однако ж эта наша традиция уходит куда как и еще далее (см. [26]). Но это о простолюдинах. А что можно сказать о наследственных способностях принца крови?