Зверь в тени

Мое внимание привлек стук. Я поняла, что смотрю вверх, на чертово колесо. Смотрю с открытым, пересохшим ртом. Сомкнув губы, я перевела взгляд на Джерома Нильсона в полной униформе. И Морин, и Бренда, и я – мы все посмотрели этим летом «Смоки и бандит» в «Синема 70». А потом, когда вышли после просмотра фильма из кинотеатра, Морин заявила: если можно было бы смешать Джеки Глисона и Берта Рейнольдса в блендере, то получился бы шериф Нильсон. «Униформа Джеки Глисона, его тело и осанка и усы Берта Рейнольдса – вот вам и шериф Нильсон, – хохотнула она. – Теперь я только об этом и буду думать при встрече с ним в церкви». Мы с Брендой прыснули со смеха, потому что оценка подруги была справедливой.

Рядом с шерифом Нильсоном стоял мой отец; глядя на меня, он сиял так, словно я готовилась заявить об изобретении лекарства от рака. Агент из Бюро уголовных расследований – по виду ирландец – стоял чуть позади обоих с угрюмым выражением лица.

– Мы так рады, что вы выступаете, – громко провозгласил шериф Нильсон, обведя рукой толпу. – Местные девушки. Это хорошо. Правильно. Пэнтаун вами гордится.

– Спасибо, сэр, – сказала я, усомнившись в том, что он смог бы расслышать мои слова в гомоне ярмарки.

– Хотя, – продолжил шериф, поглядев на Бренду и Морин, а потом на ярмарочных рабочих, таращившихся на нас из будок, – мой совет вам на будущее: не стоит так сильно краситься. Ни к чему привлекать к себе ненужное внимание.

Глаза Морин сузились:

– Вместо того чтобы запрещать нам сиять, лучше велите им прекратить пялиться.

Губы приезжего агента задергались, как будто его подмывало рассмеяться. Гулливер Райан – вот как его звали. Я вспомнила.

Но то, что он все еще оставался в нашем городе, было недобрым знаком.

Шериф поднял вверх руки, задабривая Морин; рот изогнулся в легкой улыбке:

– Увы, такие уж мы, мужчины. Под красивыми словами и одеждой мы животные. И с этим нужно смириться.

Повисшую в воздухе неловкость разрядил зазвеневший бубен Джуни. Сестренка пряталась за динамиком; высотой платформы ее сандалии не уступали босоножкам Морин, короткие малиновые шорты и кроваво-красный топик открывали больше, чем прикрывали.

«Она старается казаться взрослой», – подумала я. Я тоже старалась, пока Джуни не сказала мне без всяких обиняков: «В этой мешковатой футболке, необъятных брюках палаццо и шлепках без задника ты похожа на древнюю старушенцию».

В свете того, что присоветовал нам сейчас шериф Нильсон, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание, замечание сестренки показалось мне смешным – точнее, ироничным. Потому что в какой-то момент я сама предложила поменять название нашей группы на «Бабусек», разделять волосы пробором посередине, надевать очки в круглой оправе и бесформенные платья. Тогда нам точно не пришлось бы беспокоиться о том, как мы выглядели. Но Бренда с Морин мигом наложили вето на мое предложение.

– Я действительно горжусь вами, девочки, – заявил отец, вторя Нильсону.

Бренда, отвернувшаяся от шерифа, вежливо улыбнулась ему. А взгляд Морин устремился поверх толпы. Кого она ждала? Я нажала носком ноги на педаль барабана: послышался слабый «бум», который можно было услышать, лишь стоя на сцене. Мне не понравилось, что Морин проигнорировала отца. Это было грубо с ее стороны. Словно почувствовав мое неодобрение, Морин обернулась и моргнула, как будто очнулась от дремы. А потом ухмыльнулась.

– Спасибо, – сказала она, обращаясь к отцу и Нильсону. И принялась возиться с циферблатом своего усилителя.

– Вы не возражаете, если я поднимусь на сцену и представлю вас? – спросил шериф, обратив вопрос мне.

Еще больше разволновавшись, я посмотрела на Бренду. А та вдруг резко побледнела. До нашего выступления остались считанные минуты. Мы, наконец, полностью осознали: оно действительно состоится!

– Все готовы? – спросила Бренда.

Морин кивнула, ее лицо запылало. Джуни затряслась так сильно, что бубен в ее руке зазвенел, не дождавшись удара. При виде напуганной сестры я, как ни странно, ощутила прилив уверенности.

– Ты готова, Июньский Жучок? – подмигнула я девочке.

Джуни кивнула, но рта не открыла. И я заподозрила, что услышала бы клацанье ее зубов, разомкни она губы.

– Мы в порядке, – кивнула я Бренде, подкрепив слова заверяющей улыбкой.

Та свирепо ухмыльнулась шерифу:

– Представьте нас.

Глава 14

– Это было потрясно! – завопил в восторге Клод. – Так хорошо вы еще никогда не играли.

Я кивнула, все еще ошеломленная. Клод был прав. Мы начали немного скованно и несогласованно, как будто играли три разные песни. Какой-то козел попробовал нас освистать. Но ко второй композиции даже те люди, что пришли на ярмарку не ради музыки, начали на полпути разворачиваться и стекаться к сцене, таща с собой чучела, доставшиеся в качестве приза, и надкусывая липкую сладкую вату.

Под нашу третью песню все пустились в пляс.

Люди принялись танцевать!

Чужие, незнакомые нам люди, с которыми нас ничто не связывало.

Вот тогда Морин прокричала: «Вальхалла!» И мы украдкой переглянулись над нашими инструментами, потому что уже пребывали в ней, в небесном чертоге нашей музыки, взмывали ввысь и падали, творя волшебство.

Я могла бы проиграть всю ночь, но все закончилось до ее наступления.

Шериф Нильсон запрыгнул на сцену, схватил Морин за руку, прошептал что-то ей на ухо, а потом пропыхтел в микрофон:

– Давайте похлопаем Girls из нашего Пэнтауна!

Аплодисменты пробрали меня так, словно их ввели мне с внутривенными инъекциями.

Техники Джонни Холма засновали по сцене, передвигая и подключая свое музыкальное оборудование; и каждый из них норовил пожать нам руки. Пока они складировали наши инструменты в углу, мы упивались успехом. А потом, не чуя под собой ног от радости, перебрались в зону за кулисами. Там нас поджидали Клод, Эд, Рикки и Ант. Морин бросилась в объятия Эда. Но даже это не смогло меня расстроить. Я слишком высоко парила от счастья.

– Что ты думаешь, Эд? – спросила Морин. – Тебе понравилось, как я играла?

– Конечно, – ответил парень, выпятив губы.

Похоже, он считал этот жест классным. Сегодня Эд выглядел круче Фонзи из ситкома «Счастливые дни» – в белой футболке, джинсах и ботинках на высоких каблуках, увеличивавших его рост почти на четыре сантиметра. В черных напомаженных волосах парня эффектно отражался свет прожекторов.

– Мне кажется, мы незнакомы? – Эд развернул Морин так, чтобы она не заслоняла ему Джуни, распаленную и сияющую после выступления. – Как тебя зовут, прелестница?