Зверь

Закиров первым делом бросился к "Браунингу", с которого свисал, уходя в коробку, еще приличный кусок патронной ленты, нашпигованной огромными патронами. Открыв крышку, снайпер сразу обнаружил причину задержки стрельбы, стоявшей пулеметчику жизни - досылатель замял гильзу, и она застряла в выбрасывателе. Только Маркину с Елисеевым от этого нифига не легче.

– Смотри-ка!
– восхищено воскликнул Татарин, демонстрируя патрон .50 Browning Machine Gun.
– Какая форма сердечника! Я таких еще не видел.

Я бы удивился, если пулемет и патрон, простоявший на вооружении более семидесяти лет, не подвергся бы хоть маломальской модификации. Но больше всего я удивился поведению Булата. Только что положили кучу народа, подстрелили двоих наших, а его больше интересует оружие, чем что-то еще.

В Чехословакии, как-то раз, повезло мне оказаться на экскурсии в замке Франца Фердинанда. Да-да, того самого, убийство которого в 1914 году послужило предлогом для начала Первой Мировой Войны. Так вот, с первых минут экскурсии я чуть было не подумал, что принц - заядлый охотник. По всему замку были развешаны охотничьи трофеи - оленьи рога, кабаньи головы, медвежьи шкуры и так далее. Но первое впечатление оказалось ошибочным, и понял я это, когда увидел огромный гроссбух со скрупулезным подсчетом, где, кого и как подстрелил Франц Фердинанд. А цифра "5000" под кабаньими клыками на стене, как оказалась, означала, что это - пятитысячный убитый охотником кабан. Не пятитысячное подстреленное животное вообще, а именно кабан. Про такие трофеи, как "семья барсуков", где на стенде вывешены головы папы-барсука, мамы-барсука и басучат и говорить нечего.

Через пятнадцать минут экскурсии я понял, что Франц Фердинанд не охотник, и охотником никогда не был. Это маньяк, которому от жизни было нужно одно - стрелять. И, по большому счету, все равно куда, лишь бы стрелять. Видимо, в начале двадцатого века стендовая стрельба по подданным как-то не котировалась, вот и пришлось несчастному принцу на животных отрываться. Я понял, почему его, мягко говоря, недолюбливали в Европе.

Если бы его перед войной не замочили, то и война, скорее всего, продлилась бы недели две, от силы. Дай такому маньяку пулемет - и всем хана. Вернее, всем, кроме Франца, ему - море удовольствия.

Так вот, порою мне кажется, что Булат - такой же маньяк, которому все равно по кому и из чего дуплить, лишь бы дуплить. Стрелять много и часто - вот истинное наслаждение для Татарина. Остальное - так, прикрытие.

– Можешь с собой взять, - предложил я.
– Только тащить на себе придется.

Любовь любовью, но взвалить на себя лишние двадцать килограммов стрелок не спешил. Оно и понятно - раньше нас возили на себе бронетранспортеры, теперь придется переться пешком. Почти триста километров! Удовольствие не самое завидное.

– Наиль, ты как?
– спросил я.
– Идти можешь?

– А куда я денусь?
– ответил боец.

– Ладушки, - кивнул я.
– Ладушки. Слушай мою команду: из БТРов забрать только самое необходимое - боеприпасы, сухпайки, аптечки. Машины взорвать...

– Командир, жалко же...
– попробовал возмутиться Булат.

– Так, оставить, - отрезал я.
– Меня нифига не обрадует, если через месяц, год, или пять лет ко мне придут ребята в сапогах, и поинтересуются, а, что, собственно, я делал на Северном Кавказе, и не знаю ли, случайно, куда потерялись совершенно миролюбивые американские морпехи. Тебя обрадует?

– Нет, - признался Татарин.

– То-то же, - кивнул я.
– Раз жалко - можешь пойти и сам взорвать. Да, спутниковый телефон принести не забудь.

Понурив голову, взяв в качестве носильщика Тараса, снайпер побрел выполнять приказ. Наиль, прислонившись спиной к остаткам "Ровера", занялся своей раной. Я, присев рядом, достал сигарету, и только сейчас заметил что мои руки сильно дрожат. Да и самого трясет. Нервы, нервы. Старею, что ли? Нет, быть не может! Прикурив сигарету, я с наслаждением затянулся полной грудью, ополоснул легкие, и выпустил густую струю сизого дыма. Одно слово - scheisse. Выражаясь по-русски - Жопа. С большой буквы.

План эвакуации полетел к чертовой матери. Впрочем, и сама операция, с самого начала, пошла далеко не так, как было задумано. Оставалась слабая надежда - дозвониться до Мороза, чтобы выслал вертолет. Иначе... иначе я даже не знаю. Эх, Игорь, лежит себе спокойно, похороненный на живописном речном берегу, и проблем не знает. Везунчик.

В этот момент с другой стороны джипа раздалась какая-то возня. Сафин, отложив бинт, потянулся за автоматом. Но я оказался быстрее. Отбросив окурок, я резко поднялся, уперев локти в капот джипа и наведя ствол в сторону шума.

Но это оказался всего лишь Алексей. На его плече, попкой вверх, трепыхалась Сохновская. На лице сержанта красовались четыре глубоких царапины от ногтей, а девчонка оказалась не только связанной по рукам и ногам, но и с кляпом во рту. Где уж ей справиться с бывшим десантником, перед которым капитулировал не один десяток прелестных frau...

– Вот, - резюмировал боксер, бросая ношу на землю.

– Так грубо-то зачем?
– поинтересовался я.

– Не верит, - пожал он плечами.

– Ну-ка, подними ее, и рот освободи.

Со вздохом, означавшим "ты командир, тебе виднее", Калачев поднял девушку и вытащил кляп из ее рта.

– Ублюдки! Мрази!
– сразу завопила она, не прекращая извиваться в руках сержанта.
– Да вы знаете, кто мой отец? Да он вас на шнурки порежет.

– Так, отставить, - цыкнул я.
– Так кто там, говоришь, у тебя отец?

– Антон Сохновский - слыхали?
– надменно произнесла Даша.

Ух, Gott sei dank - она! А то, еще не хватало, чтобы мы не ту спасли.

– Так что он там с нами сделает?
– полюбопытствовал я.

– Четвертует, подонки!

– Нет, не четвертует, - заверил я.
– И знаешь, почему? Да потому, что он нас и отправил тебя спасти.

– Врешь, бандит!

– Да, конечно... я - Евгений Железняк, начальник охраны твоего отца. Дядя Женя, помнишь?

– Врете вы все!
– выкрикнула журналистка, сделав очередную попытку вырваться.
– Папа за меня выкуп прислать обещал!

– Даша, Дашута, погоди, - произнес я.
– Помнишь... эх, сколько же тебе лет было? В общем, маленькая еще была. К вам в гости приходил военный, и привез тебе гостинец - круглые иностранные конфеты, разноцветные такие, со жвачкой внутри. Ты их жевала, потом в руках мяла, и снова в рот. И мама тебя за это ругала... что грязь в рот тащишь. А ты, чтобы мама не увидела, решила спрятать одну в волосы. И она у тебя там...

– Не было такого!
– решительно заявила девушка, но перестала отбиваться от крепко держащего ее сержанта.

– Ну, не было - так не было, - рассмеялся я.

– Дядя Жена?
– еще раз переспросила дочь Антона.

– Давай вот без "дядя", - попросил я.
– А то чувствую себя ужасно старым.

– Хорошо, - кивнула бывшая пленница.
– Развяжите меня.

– Калач, развяжи, - приказал я.

К этому времени подоспел и Татарин с казаком, неся в каждой руке по объемному рюкзаку. Булат протянул мне планшетку, которую я сразу нацепил на пояс, а Мищ воткнул в землю у моих ног антикварную шашку. Ее-то зачем притащили?