Зверь

– Спасибо, - прошептала Ленкара, невольно смущаясь, с трудом понимая, почему вдруг по ее коже от самых пальцев побежала дрожь.

Мужчина просто отступил. Она поставила две большие чашки, а он, обернув кувшин полой своей накидки, налил содержимое в обе кружки. Горячий густой напиток имел удивительный пряный запах.

– Что это? – спросил Эеншард, пытаясь понять, что именно напоминал ему этот аромат.

– А вы никогда раньше не пили кронт? – удивилась Ленкара.

– Нет.

– Тогда попробуйте, а потом я отвечу.

Она улыбалась, сжимая свою кружку двумя руками, а он только посмотрел на нее, затем ухватив свою кружку, сделал глоток. Напиток был обжигающе горячим, густым и чуть сладковатым, но его тепло, не имеющее ничего общего с алкогольным дурманом, бодрящей волной расплывалось по телу.

– Это сок дерева крон, если его нагреть, он становиться очень вкусным и помогает не замерзать, - сообщила Ленкара, открыто улыбаясь.

– Так вот, как вы тут выживаете, - усмехнулся Эштарский принц так, словно только что узнал величайший секрет в истории мира.

Она опустила глаза, по-прежнему загадочно улыбаясь, а потом вновь взглянула на его руки, замечая огрубевшую и потрескавшуюся кожу.

– Можно?
– спросила она, ставя кружку и несмело прикасаясь к его руке.

Он не ответил, а просто позволили ей двумя руками взять его левую руку. Ее пальцы ласково и бережно скользнули по мозолям на его ладонях, грубым и старым. Его руки привыкли к оружию, а не к прикосновению женских пальцев, и она это понимала, но все равно бережно прикасалась к ранам, возникшим из-за холодного ветра ее страны.

– Неужели у вас нет перчаток? – прошептала она.

– Есть, но в них неудобно, - пробормотал Эеншард.

– Вы просто не привыкли.

Она отпустила его руки и отступила в сторону, чтобы взять с маленького столика, некий флакон.

– Позвольте мне помочь вам.

Эеншард смотрел на нее растерянно, откровенно не понимая, чего хочет эта женщина.

– Это пустяки, - буркнул он, показывая руки. – Само пройдет.

– Не упрямьтесь, пожалуйста.

Она взяла его за руку, усадила в кресло и, сев напротив и разместившись на самом краю сидения, вновь взяла его руку. Эеншард, о котором так никто никогда не заботился, смотрел то на нее, то на ее бледные руки, бережно наносящие мазь на обветренную кожу. Из чего бы ни было это белесоватое снадобье, но от него по руке шла приятная легкая прохлада и болезненные ощущения отступали.

– Теперь другую, - попросила она, мягко улыбаясь.

Эеншард, не споря, взял кружку в другую руку и протянул ей правую ладонь, куда более грубую с рваным шрамом на запястье.

– Боевая рана? – просила Ленкара, нащупав пальцем отметину.

– Волк укусил, - спокойно ответил Эеншард.

Стало тихо. Она просто намазала кожу мазью, не зная, что спросить.

– Спасибо, - сказал он, глядя в ее глаза.

– Должна же я хоть немного скрасить впечатление о свой стране, а то вы подумаете, что здесь только горы да бури.

– Не подумаю. Здесь есть вы.

Он снова машинально коснулся шеи, опуская глаза. Подобной чуши он еще никогда не говорил и не заметил, как девушка смущенно опустила глаза.

Вернув мазь на место, она забрала свою кружку и замерла у стола, с интересом поглядывая на мужчину.

– Можно я задам не очень приличный вопрос?

Эеншард кивнул, хоть и нахмурился. Ему сложно было представить, вопрос, который он сам счел бы неприличным, а что неприличным могла назвать эта северянка - и подавно.

– Не сочтите за дерзость, просто я никогда не была знакома с эштарцами, но это правда, что у вас много жен?

– Нет, у нас много женщин, но жена может быть одна, правда знать редко берет кого-то в жены, имея много наложниц – это бессмысленно.

– А как же наследник?

Эеншард нахмурился, не совсем понимая вопрос.

– Когда женщина принадлежит мужчине, все ее дети – его дети, а все сыновья – наследники.

– И при этом отцы лишают девственности своих дочерей, которые потом сами выбирают себе мужчин? Я явно чего-то не понимаю.

Она сжала кружку двумя руками, сделав глоток.

– Наверно, не понимаете, - прошептал Эеншард, не представляя как это можно объяснить.

Почему-то он стал мрачным и задумчиво посмотрел на темный напиток, подставляя лицо ароматному пару.

– У вас много женщин? – спросила внезапно Ленкара.

– Около двадцати, - признался Эенард.

– Так много!

– Для сына короля это мало.

– А детей?

– У меня нет детей. Не хочу, чтобы они были.

Ленкара сделала глубокий вдох, жалея, что затеяла этот разговор, поддавшись любопытству. То, как мужчина мрачнел, ее пугало. Мышцы на его плечах напрягались, перекатывались под одеждой и смуглой кожей. Пальцы все сильнее сжимали кружку.

– Простите, я не должна была все это спрашивать, - спешно проговорила Ленкара. – Меня ведь это совсем не касается.

Он вдруг посмотрел на нее, странным, мрачным и в то же время теплым взглядом и внезапно произнес:

– Если бы вы уехали со мной, когда буря закончиться, я бы наверно задумался о детях и браке.

Ленкара побелела, понимая, что эти слова совсем не шутка, и ей прямо сейчас делали предложение в странной, извилистой, манерой, словно проверяли почву перед настоящим шагом.

Видя, как она изменилась в лице, он встал.

– Простите, я зря пришел.

Ему внезапно стало тошно и противно от сильного желания понравиться чужеземке, от того, что по глупости сбрил бороду, только потому, что мечтал ее поцеловать, от того, что робел перед женщиной, которая ему уже отказала, а он всем своим видом напрашивался на повторный отказ.

Поставив кружку на стол, он шагнул к двери, не оборачиваясь, а она внезапно заговорила:

– Простите меня, но даже если бы я захотела уехать с вами, то не смогла бы. Моя семья не простит мне подобного.

Он обернулся, пытаясь понять, стоит ли говорить о том, что он мог бы ее и украсть, согласись она на подобную авантюру.

– Ступайте и простите меня, господин Эеншард, я не должна была звать вас к себе.

Она отвернулась, а он быстро приблизился, осторожно, как никогда бережно касаясь ее подбородка, чтобы повернуть ее голову и взглянуть в глаза.

– Уходите, - прошептала она.

Он внимательно смотрел в ее глаза, чувствуя, что говоря одно, она думала о чем-то другом.

– Я обручена, уходите, - проговорила она дрогнувшим голосом.