«Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага

Майор, комендант укрепрайона, не сомневался, что на рассвете, а может, и в темноте его атакуют недобитые танки и самоходные установки, прорвавшиеся на высоту.

Он был также уверен, что русские активно разминируют какой-то участок для будущей атаки. Это подтвердила и разведка. Но определить, где работают саперы, было сложно.

Чистяков сформировал три саперные группы: одну основную и две отвлекающие. Пленные немецкие саперы начертили более-менее достоверную картину минного поля. Хотя знали далеко не все.

— Хотите жить — вспоминайте, — поставил жесткое условие капитан.

И два сапера, подавленные, уверенные, что русские будут их пытать, выдали всю информацию. Но без карты информация могла помочь только отчасти. Саперы старшины Авдеева работали вслепую.

Комендант укрепрайона сосредоточил на полосе будущей атаки огонь минометов, непрерывно взлетали ракеты. Пулеметчики ловили любые движения и стреляли. Несомненно, русские саперы несли потери. Однако такая активность дала вскоре обратный результат.

На его участок обрушили ответный огонь тяжелые 120-миллиметровые минометы. Русские решили не мелочиться, и десятки мин весом шестнадцать килограммов каждая окутали позиции густым дымом. Прямые попадания разворотили противотанковую пушку, блиндаж, где находились более десятка солдат.

Эти увесистые чушки, набирая высоту, падали вниз, как бомбы, с таким же воем и свистом. Капитан, заместитель коменданта, едва не угодил под взрыв. Его отбросило метра на три. А когда он поднял голову, то увидел впереди воронку и отползающего пулеметчика с оторванными ногами.

Саперы тоже несли потери, но упорно пробивались сквозь хитросплетение противопехотных и танковых мин. Порой раздавался взрыв. Срабатывала невидимая в темноте ловушка, и все знали, что сапер погиб. Мины взрывались возле головы, в руках и убивали чаще всего наповал.

У молодого сапера не выдержали нервы, когда на глазах оторвало по самые плечи обе руки его товарищу. Он пополз прочь, не думая ни о чем, лишь бы уйти от этого ужаса.

Его остановил старшина Авдеев, командир саперного взвода.

— Не разминируем до утра — нас здесь всех на рассвете добьют. А ну возвращайся!

Ствол нагана смотрел в лицо восемнадцатилетнему мальчишке — саперу, и тот отчетливо понимал, что старшина сейчас выстрелит.

— Не могу я… взорвемся мы на этих минах.

— Тогда пойдем вместе. Не вздумай улизнуть. Старшина спрятал наган и пополз вместе с сапером.

«Тридцатьчетверку», поврежденную взрывом фаустпатрона, удалось восстановить. К рассвету кое-как склепали и натянули гусеницу на самоходку Воробьева. Колесо закрепили, но, оглядев ходовую часть, Чистяков только покачал головой. Далеко этот «зверобой» не уйдет.

Главное — действует орудие, а передвигаться придется осторожно. Четыре танка, две самоходки и около сотни десантников — не так и мало. Если ударить дружно, результат будет.

Обходя машины, Чистяков повторял одно и то же:

— Ребята, выход только один. Либо мы их, либо они нас. Бежать некуда, позади склон да овраг.

— Все мы понимаем, — сказал командир десантной роты Олег Пухов. — Боеприпасов маловато. Всего по диску на автомат, гранат тоже в обрез. Одна надежда, что у фрицев разживемся.

Снарядов было тоже не густо, особенно к орудиям самоходок. Их продолжали подтаскивать снизу измотанные подъемами с тяжелым грузом бойцы из взвода боепитания.

Перед рассветом старшина и два его помощника принесли термосы с кашей, хлеб, махорку и бачок с разбавленным спиртом.

Самоходчики, как и танкисты, перед боем не пили, слишком быстрая реакция требовалась в предстоящей атаке. Десантники не отказывались и опрокидывали по «сто пятьдесят», загрызая спирт сухарем или занюхивая рукавом бушлата. Пшенную кашу со свининой не трогали. Срабатывало старое солдатское правило, идти в бой с пустым желудком. Поймаешь пулю в набитое брюхо — верная смерть.

Перекусывали только некоторые танкисты и самоходчики. К ним присоединился Никита Зосимов, который слишком наголодался в лагерях. Старшина выудил из термоса еще кусок мяса и доложил в котелок бойца, чью невеселую судьбу все уже знали.

— Ешь, Никита, пока не остыло. Такой каши, небось, давно не едал? Четвертушку свиной туши в котел заложили.

— Давно, — соглашался бывший военнопленный, не отрываясь от котелка. — Кажется, никогда не наемся.

— Чем фрицы-то вас кормили? — спросил один из бойцов.

— Свеклой, брюквой, картошкой мороженой. А на дорожных работах суп из свиных голов варили. Там без еды камни да землю не поворочаешь. Кто обессилел — считай, кранты.

— Старался, значит, — поддел его другой боец.

Никита внимательно поглядел на него. Он уже чувствовал себя уверенно и мог ответить, как следует:

— Может, ты и герой, но не дай бог пройти, что я прошел. У нас в лагере под Винницей виселица никогда не пустовала. Виноват или нет, а кого-нибудь каждое утро из строя выдергивали и в петлю совали. У эсэсовцев шутка такая была: «Чтобы веселее работали».

— Не обращай, Никита, на дурака внимания, — сказал сидевший на броне самоходки Василий Манихин. — Он на войне без году неделя, а язык распускает как бывалый.

Но Зосимову, после выпитой водки и в ожидании атаки, не давали покоя воспоминания.

— Щебенку трамбуем, песок таскаем, а между нами полицаи расхаживают. В сорок третьем многих немцев на фронт отправили, потери большие. Заменили украинскими полицаями и пожилыми немцами из резерва.

— Ну и как они?

— Старики особенно не придирались, а полицаи-западники изо всех сил выслуживались. Один с наганом в руке все время ходил. А в барабане один патрон. Подкрадется к какому-нибудь доходяге со спины, ствол к уху приставит и курком «щелк!». У человека от страха дыхание перехватывает, иной раз штаны мокрые делаются, а он ржет: «Вот вам, москали, русская рулетка!» Поначалу вхолостую щелкал, а потом одному да второму голову насквозь прострелил. Патроны у наганов сильные, навылет пули бьют, только мозги вылетают. Мы его, как огня, боялись.

— И чем все кончилось? — спросил Вася Манихин.

— Немцы-охранники у него наган забрали. Хватит, мол, дурить, рабочей силы и так не хватает.

— Гляди-ка, еще уговаривали суку! Он что, там главный был?

— Так они его сами побаивались. Донесет наверх, что охранники пленным сочувствуют и дисциплину не держат, могут в окопы отправить. А это верная смерть. Наши уже крепко наступали.

Рассвет еще не начался, но на востоке тускнели звезды и вырисовывалась светлая полоска. Разговоры приумолкли. Все ждали сигнала к атаке.