«Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага
Шрифт:
— Куртка великовата… ладно, сойдет. Автомат замени. С ППШ, что ли, будешь светиться?
Возле опрокинутого грузовика хлопнул выстрел. Добили второго шофера. Ерофеев инструктировал взводного Андрея Дергача, лейтенанта лет двадцати.
— Никаких разговоров вести не пытайся. Ты же все равно по-немецки ни бельмеса.
— Тройка с минусом в аттестате. Но десяток фраз на войне выучил.
— Лучше помалкивай. Твоя задача отвлекать на себя внимание и следить за шофером. Моя самоходка двинется следом.
Из кузова, накрытого брезентом, уже выгружали последние
— Не всполошатся раньше времени? — с сомнением оглядел «зверобой» и «тридцатьчетверки» лейтенант-десантник. Звезды бы как следует затерли.
— Как получится, — хлопнул его по плечу Ерофеев. — А получится как надо!
Андрей Дергач был призван из Ростовской области. Почти земляки с Виктором Ерофеевым.
— Двинулись, земеля!
— Трогай, — сказал лейтенант немцу-водителю. — И без фокусов.
Именно в эти минуты Виктор Ерофеев связался по рации с Фоминым и передал короткое сообщение. Он рассчитывал на успех внезапного удара с тыла, но ему требовалась помощь.
Комендант укрепрайона предусмотрел многое. На подъеме дорогу перегораживали бетонные плиты, а по обочинам торчали таблички с надписями «мины». Пост состоял из трех солдат полевой жандармерии. Впереди торчала на холме длинноствольная самоходная установка «штурмгешютце».
Лейтенант Андрей Дергач находился на фронте около года. Был ранен, награжден медалью и уже имел достаточный опыт.
Он сразу понял, что натасканные жандармы разгадают не слишком затейливый план прорваться вперед под прикрытием немецкого грузовика.
Так оно и произошло. Двое жандармов замахали издалека руками, требуя, чтобы колонна остановилась, не доезжая до поста. Третий бросился к мотоциклу и поднял трубку рации, установленную на багажнике. До мотоцикла было метров семьдесят — из немецкого автомата МП-40 можно промахнуться.
— Вперед, — толкнул шофера в бок лейтенант.
— Они будут стрелять и убьют нас.
— Я тебя убью раньше. Гони! — высунувшись из кабины, дал команду отделению: — Огонь!
Десантники были вооружены более прицельными и дальнобойными отечественными автоматами ППШ. Сержант среагировал мгновенно. Откинул брезент, и сразу несколько автоматных очередей свалили постовых, ударили по мотоциклу и склонившемуся над рацией старшему из жандармов. Не успев включить рацию, унтер-офицер, раненный в спину и ноги, упал, закрутился, а затем поднял руку с зажатой в ней ракетницей.
— Ах, сволочь…
Андрей Дергач стрелял в него длинными очередями. Поняли опасность и другие десантники. Пули перебили руку, хлестали по добротной шинели, перетянутой портупеей. Унтер не сумел выпустить сигнальную ракету и остался лежать возле мотоцикла. Окровавленные пальцы продолжали сжимать рукоятку ракетницы.
Расстояние от поста до «штуги» составляло около километра. Обе самоходки ударили из своих гаубиц одновременно, с короткой остановки. Столбы взметнувшейся земли и дыма закрыли приземистую немецкую машину.
Когда дым осел, увидели, что «штуга» стоит на месте, хотя и не стреляет. На
всякий случай добавили еще два фугаса, выпустили несколько бронебойных снарядов обе «тридцатьчетверки». Немецкая самоходка завалилась набок, из развороченной рубки шел дым. Снарядов на нее не пожалели.— Вперед! — дал команду Ерофеев.
Грузовик был уже не нужен, но продолжал ехать впереди, обладая большей скоростью, чем танки и «зверобои». Вспомнил ли кто в эти минуты слова пленного, что дорогу прикрывают два штурмовых орудия?
Вряд ли. Слишком стремительно развивались события. Небольшая колонна набирала скорость. «Опель» шел впереди, чуть отставали «тридцатьчетверки» и заметно отстали обе тяжелые самоходки.
— Уменьшить скорость! — кричал в рацию Ерофеев, снова собирая машины в один кулак.
Но какие-то минуты были упущены. Вторая «штуга», хорошо замаскированная, приземистая, почти незаметная в кустарнике, выстрелила в «тридцатьчетверку», идущую следом за грузовиком.
Кумулятивный снаряд, выпущенный с расстояния трехсот метров, пробил боковую броню танка пониже башни. Выстрел был точный. С хорошей оптикой на таком расстоянии не промахнешься. Мгновенная вспышка внутри «тридцатьчетверки» превратилась в клубок огня, который сжигал тела экипажа, воспламенял промасленное тряпье и раскалял снаряды, готовые сдетонировать.
Успел выскочить механик-водитель. Потянул за руку стрелка-радиста, который за что-то зацепился. Пламя выбилось острым скрученным языком, прожигая радиста. Но механик, мелкий ростом, жилистый, продолжал упрямо вытаскивать товарища. Они воевали вместе полгода, и механик не мог оставить его.
В раскалившихся снарядных гильзах вспыхнул порох, разрывая их оболочку и превращая пламя в ослепительный огненный сноп. Механик все же выдернул товарища, который горел, как факел, от сапог и до спины.
Он сорвал с себя куртку, намереваясь сбить пламя, но обезумевший от боли стрелок-радист оттолкнул его, вскочил и куда-то побежал. Болевой шок лишил радиста возможности осознавать, что с ним происходит. Он из последних сил пытался убежать из огня, который сжигал его заживо. Сил хватило на десяток шагов, и он свалился на траву, которая тоже вспыхнула.
За считанные минуты произошло многое. Немец-шофер повернул машину к узкой траншее, где находился пехотный взвод. Лейтенант Дергач вырвал у него руль, нажал на педаль тормоза. Водитель, извернувшись, ударил Андрея кулаком в лицо и вывалился из кабины. Он бежал изо всех сил и кричал на ходу:
— Камераден, нихт шиссен! Не стреляйте!
Но пулеметчик в траншее не хотел рисковать и длинной очередью прошил колеса и радиатор. Он понимал, что с машиной что-то не так. Однако не стал стрелять в унтер-офицера, сидящего в кабине, и на всякий случай дал еще одну очередь по колесам.
Скорострельность «штуги» составляла несколько выстрелов в минуту. Она успела выпустить еще три снаряда, целясь в массивную русскую самоходку «Дозеноффер» — консервный нож, так иногда называли эти громадины, способные вскрыть своим снарядом, как консервную банку, даже «королевский тигр».