Зверобой (Художник Г. Брок)

В Зверобоя стреляли несколько раз, когда он брел по воде; когда же он показался на опушке леса, ружейный огонь сделался еще чаще. Но в лагере царил страшный переполох, ирокезы в общей сумятице стреляли торопливо, не успевая прицелиться, и благодаря этому Зверобою удалось ускользнуть невредимым. Пули свистели над ним, некоторые сбивали ветки совсем рядом, и все же ни одна не задела даже его одежды. Проволочка, вызванная этими бестолковыми попытками, оказала большую услугу Зверобою, который на сотню ярдов успел обогнать даже впереди других бежавших гуронов, прежде чем среди преследователей установился относительный порядок. Гнаться за охотником с тяжелыми ружьями было невозможно; наспех выстрелив, в смутной надежде случайно ранить пленника, лучшие индейские бегуны отбросили ружья в сторону, приказав женщинам и мальчикам поднять и снова зарядить их.

Зверобой слишком хорошо понимал отчаянный характер начавшейся борьбы, чтобы потерять хоть одно из этих драгоценных мгновений. Он знал также, что единственная надежда на спасение состоит в том, чтобы бежать по прямой линии. Поверни он в ту или в другую сторону — и численно значительно превосходивший неприятель мог бы его настигнуть. Поэтому он взял направление по диагонали и стал взбираться на холм, который был не слишком высок и не слишком крут, но все же показался достаточно утомительным человеку, убегавшему от смертельной опасности. Здесь Зверобой начал бежать медленнее, чтобы иметь возможность время от времени перевести дух. В тех местах, где подъем был особенно крутой, охотник переходил даже на мелкую рысь или на быстрый шаг. Позади него выли и прыгали гуроны, но он не обращал на это внимания, хорошо зная, что им еще предстоит одолеть такие же препятствия, прежде чем они взберутся наверх. До вершины первого холма было уже совсем недалеко, и по общему строению почвы Зверобой понял, что придется миновать глубокую балку, за которой лежала подошва второго холма. Смело поднявшись на гребень, он жадно огляделся по сторонам, отыскивая, где бы укрыться. Почва на вершине была совершенно ровная, но перед ним лежало упавшее дерево, а утопающий, как говорится, хватается за соломинку. Дерево свалилось параллельно оврагу по ту сторону вершины, где уже начинался спуск. Забиться под него, тесно прижавшись к стволу, было делом одного мгновения. Однако, прежде чем спрятаться от своих преследователей, Зверобой выпрямился во весь рост и издал торжествующий клич, как бы радуясь предстоящему спуску. В следующую секунду он скрылся под деревом.

Лишь прибегнув к этой уловке, молодой человек почувствовал, каких отчаянных усилий это ему стоило. Все тело его трепетало и пульсировало, сердце билось учащенно, словно готовое вот-вот выскочить из грудной клетки, легкие работали, как кузнечные мехи. Однако мало-помалу он отдышался, и сердце его стало биться спокойнее и медленнее. Вскоре послышались шаги гуронов, поднимавшихся по противоположному склону, а угрожающие крики возвестили затем об их приближении. Достигнув вершины, передовые испустили громкий вопль, потом, опасаясь, как бы враг не убежал, они один за другим стали перепрыгивать через упавшее дерево и помчались вниз по склону, надеясь, что успеют заметить беглеца прежде, чем он доберется до дна оврага. Так они следовали друг за другом, и Нэтти временами казалось, что уже все гуроны пробежали вперед. Однако тут же появлялись другие, и он насчитал не менее сорока человек, перепрыгнувших через дерево. Все гуроны спустились наконец на дно оврага, на сотню футов ниже его, а некоторые уже начали подниматься по склону противоположного холма, когда вдруг сообразили, что сами толком не знают, какого направления им следует придерживаться. Это был критический момент, и человек с менее крепкими нервами или менее искушенный во всех уловках индейской войны, наверное, вскочил бы на ноги и пустился бежать. Но Зверобой этого не сделал. Он продолжал лежать, зорко наблюдая за всем, что творилось внизу.

Теперь гуроны напоминали сбившуюся со следа стаю гончих. Они мало говорили и рыскали по сторонам, осматривая сухие листья, как гончие, выслеживающие дичь. Множество мокасин, оставивших здесь следы, сильно затрудняли поиски, хотя отпечаток ноги шагающего на цыпочках индейца легко отличить от более свободного и широкого следа белого человека. Убедившись, что позади не осталось ни одного преследователя, и надеясь ускользнуть потихоньку, Зверобой внезапно перемахнул через дерево и упал по другую сторону ствола. По-видимому, это прошло незамеченным, и надежда воскресла в душе пленника. Желая убедиться, что его не видят, Зверобой несколько секунд прислушивался к звукам, доносившимся из оврага, а затем, встав на четвереньки, начал карабкаться на вершину холма, находившуюся не далее десяти ярдов от него. Охотник рассчитывал, что эта вершина скроет его от гуронов. Перевалив за гребень холма, он встал на ноги и пошел быстро и решительно в направлении, прямо противоположном тому, по которому только что бежал. Однако крики, доносившиеся из оврага, вскоре встревожили его, и он снова поднялся на вершину, чтобы осмотреться. Его тотчас же заметили, и погоня возобновилась. Так как по ровному месту бежать было не в пример легче, то Зверобой, избегая покатого холма, держался теперь самого гребня. Гуроны, догадавшись по общему характеру местности, что холм скоро должен понизиться, помчались вдоль оврага, ибо этим путем было легче всего обогнать беглеца. В то же время некоторые из них повернули к югу с целью воспрепятствовать охотнику спастись в этом направлении, тогда как другие направились прямо к озеру, чтобы отрезать возможность отступления по воде.

Положение Зверобоя стало теперь гораздо серьезнее. Он был окружен с трех сторон, а с четвертой лежало озеро. Но он хорошо обдумал все шансы и действовал совершенно хладнокровно даже в самый разгар преследования. Подобно большинству крепких и выносливых пограничных жителей, Зверобой мог обогнать любого индейца. Преследователи были опасны для него главным образом своей численностью. Он ничего не боялся бы, если бы ему пришлось бежать по прямой линии, имея всю шайку позади себя, но теперь у него не было, да и не могло быть такой возможности. Увидя, что впереди идет спуск к оврагу, Зверобой сделал крутой поворот и со страшной быстротой понесся вниз, прямо к берегу. Некоторые из преследователей, совсем запыхавшись, взобрались на холм, но большинство продолжали бежать вдоль оврага, все еще не потеряв надежды обогнать пленника.

Теперь Зверобой задумал другой, уже совершенно отчаянный план. Отказавшись от мысли найти спасение в лесной чаще, он кратчайшим путем направился к тому месту, где стоял челнок. Если бы Зверобою удалось туда добраться, благополучно избежав ружейных пуль, успех был бы обеспечен. Ни один из воинов не взял с собой ружья, и Зверобою грозили только выстрелы, направленные неумелыми руками женщин или какого-нибудь мальчика-подростка; впрочем, большинство мальчиков также участвовали в погоне. Казалось, все благоприятствовало осуществлению этого плана. Бежать приходилось только под гору, и молодой человек мчался с быстротой, сулившей скорый конец всем его мучениям.

По дороге к берегу Зверобою попалось несколько женщин и детей. Правда, женщины пытались бросить ему под ноги сухие ветви, однако ужас, внушенный его смелой расправой с грозным Пантерой, был так велик, что никто не рискнул подойти к нему достаточно близко. Охотник счастливо миновал их всех и добрался до окраины кустов. Нырнув в самую чащу, наш герой снова очутился на озере, всего в пятидесяти футах от челнока. Здесь он перестал бежать, ибо хорошо понял, что всего важнее теперь перевести дыхание. Он даже остановился и освежил запекшийся рот, зачерпнув горстью воду. Однако нельзя было терять ни одного мгновения, и вскоре он уже очутился возле челнока. С первого взгляда он увидел, что весел в челноке нет. Все усилия его были напрасны. Это настолько огорчило и озадачило охотника, что он уже готов был повернуть и со спокойным достоинством направиться на глазах у врагов обратно в лагерь. Но адский вой, какой способны издавать только американские индейцы, возвестил о приближении погони, и инстинкт самосохранения восторжествовал.

Тщательно приготовившись и направив нос челнока в нужном направлении, молодой человек вошел в воду, толкая лодку перед собой. Потом, сосредоточив всю силу и всю ловкость в одном последнем усилии, он толкнул лодку, а сам подпрыгнул и свалился на дно так удачно, что нисколько не затормозил движения легкого суденышка. Лежа на спине, Зверобой старался перевести дух. Чрезвычайная легкость, которая является таким преимуществом при гребле на челноках, в данном случае оказалась весьма невыгодной. Лодка была не тяжелее перышка, а потому и сила инерции ее оказалась ничтожной, иначе толчок отогнал бы ее по такой спокойной водной глади на достаточно далекое расстояние, так что можно было бы безопасно грести руками.

Отплыв подальше от берега, Зверобой мог бы привлечь к себе внимание Чингачгука и Юдифи, которые не замедлили бы явиться к нему на выручку с другими челноками, — обстоятельство, сулившее несомненный успех. Лежа на дне, молодой человек следил за движениями челнока, глядя на вершины деревьев по склонам гор, и вычислял расстояние, учитывая время и быстроту движения. На берегу раздавались многочисленные голоса; охотник слышал, как предлагали спустить на воду плот, который, к счастью, находился довольно далеко, на противоположном берегу косы.

Быть может, еще ни разу за весь этот день положение Зверобоя не было столь критическим; во всяком случае, несомненно: оно даже наполовину не было таким мучительным. Две или три минуты он лежал совершенно неподвижно, полагаясь исключительно на свой слух и зная, что плеск воды непременно долетит до его ушей, если какой-нибудь индеец рискнет приблизиться к нему вплавь. Раза два ему показалось, что кто-то осторожно плывет, но он тотчас же замечал, что это вода журчит на прибрежной гальке. Вдруг голоса на берегу замолкли, и повсюду воцарилась мертвая тишина, тишина такая глубокая, как будто все окружающее уснуло непробудным сном. Между тем челнок отплыл уже так далеко, что Зверобой, лежа на спине, видел перед собой только синее пустынное небо и несколько ярких лучей, которые указывали на непосредственную близость солнца. Молодой человек не мог больше томиться в неизвестности. Он хорошо знал, что глубокое молчание сулит ему беду. Дикари никогда не бывают так молчаливы, как в ту минуту, когда собираются нанести решительный удар. Он достал нож и хотел прорезать дыру в древесной коре с целью поглядеть на берег, но раздумал, боясь, как бы враги не заметили это и не определили бы таким образом, куда им направлять свои пули. В этот миг какой-то гурон выстрелил, и пуля пронзила оба борта челнока всего в восемнадцати дюймах от того места, где находилась голова Зверобоя. Это значило, что он был на волосок от смерти, но нашему герою в этот день уже пришлось пережить кое-что похуже, и потому он не испугался. Он пролежал не двигаясь еще с полминуты и затем увидел, как вершина дуба медленно поднимается над чертой его ограниченного горизонта.

Не понимая, что означает эта перемена, Зверобой не мог больше сдерживать нетерпение. Передвинув свое тело несколько вперед, он с чрезвычайной осторожностью приложил глаз к отверстию, проделанному пулей, и, к счастью, успел увидеть побережье мыса. Челнок, подгоняемый одним из тех неуловимых веяний, которые так часто решают судьбу людей и конечный исход событий, отклонился к югу и медленно дрейфовал вниз по озеру. Было великим счастьем, что Зверобой дал челноку сильный толчок, который отогнал суденышко дальше оконечности косы, прежде чем изменилось движение воздуха, иначе челнок опять подплыл бы к берегу. Даже теперь он настолько приблизился к земле, что молодой человек мог видеть вершины двух или трех деревьев. Расстояние не превышало сотни футов, хотя, к счастью, легкое дуновение воздуха с юго-запада начало медленно отгонять лодку от берега.