ЗвеРра
Шрифт:
Марк шагнул к волку и запнулся обо что-то, неразличимое в тумане. Пошарил — рука наткнулась на шнурок с клыком на ещё не окоченевшей груди.
— Осторожно, — предупредил он Птеку. — Тут труп. Разногласия в стане волков успешно преодолены.
Лунный волк наклонил голову. Облизнулся чёрным языком.
— Странное место, — сказал он задумчиво.
— Ты об этом пустынном бреге или о ЗвеРре вообще? — полюбопытствовал Марк, обходя убитого. — Мы, вообще-то к тебе с новостями. На тот случай, если ты не знаешь, кто украл Артефакт.
— Вы вовремя, — глаза у волка замерцали. — В тёмные поля я поведу одного из своих детей, возомнившего себя взрослым, чуть позже, луна ещё не пришла в нужное место.
— Боюсь даже спрашивать, не было ли иного способа уладить отношения, — буркнул Марк, подыскивая местечко, чтобы можно было сесть.
Лунный волк легко прыгнул с валуна в клубящийся туман. Утонул в нём, как белая лошадь. Нашёл в туманных разливах реку и принялся лакать воду.
Птека замер возле Марка, ему было страшно.
Из тумана прозвучало.
— Он сам предложил уйти сюда. Не хотел говорить ни в Могильниках, ни у Пасти, чтобы не смущать ни живых волчат, ни мёртвых. Мне говорить с ним было не о чем, но я согласился ради стаи. Думал, он знает, что делает. Знает, что в тумане он передо мной беззащитен. Волчья добродетель — осторожность и беспощадность. Гордость и пренебрежение к опасности — людские пороки. Как напоминание о них я держу под лапой череп пророка. Это нельзя забывать.
— Вы не смогли договориться?
Марк нашёл корягу, влажную от тумана, но, всё ж таки, не такую стылую, как камни, снял рюкзак и сел на него. Ныла нога, по которой проехались клыки кабана. Птека сел рядом, прижался тёплым боком.
— Я не собирался договариваться, — повторил неразличимый Лунный волк. — Он же не вёл переговоры с рекой, с туманом, с луной. Он решил, что раз волчата его слушаются, его будут слушаться и камни, и деревья, и восходы солнца.
Из тумана резко вынырнула белоснежная голова с острыми ушами.
Птека вздрогнул.
— Как айсберг в океане! — выругался Марк. — Не пугай нас так, пожалуйста. Мы мирные обыватели, недостойные инфернальных тайн.
— Я нападал на него из тумана вот так, — сообщил Лунный волк, пропустив слова Марка мимо ушей. — Он меня не видел. Как слепой щенок.
Голова исчезла. Вокруг Марка и Птеки остался один туман. Где-то в нём текла ЗвеРра-река, на её берегу лежало тело главаря волков, в котором было, по мнению Лунного зверя слишком много человеческого.
— Остальные волки тебе подчиняются? — спросил Марк у тумана.
— Да. Я не оставил им выбора.
Лунный волк легко заскочил на валун.
— Будут ли светиться по ночам Волчьи Башни?
— Всё зависит от твоих новостей, шестой человек.
— А-а-а… Ну тогда слушай: новости плохие. Артефакт утоплен. Его хранителей убили кислые мыши. Собственно говоря, вот и всё.
Волк молчал. Смотрел на луну.
— Всё к тому и шло, — сказал он, наконец. — Может быть, я зря убил сегодня
одного из своих детей.— А может и не зря! — обозлился Марк. — Он закрыл мне вход в Волчьи Башни, отказал в защите и помощи, и выставил под клыки кабана на верную смерть. Ему, видите ли, нескольких дней до полной луны ждать не хотелось.
— Я сам приду к тебе. Завтра, — сказал Лунный волк. — Сейчас же уходи. Настало время отправляться мне в тёмные поля.
Марк с Птекой слезли с коряги. Туман теперь доходил до груди. Луна стояла высоко, светила ярко.
Они побрели обратно к мосту, не оборачиваясь, оставив Лунного волка на гранитном валуне.
Лунный волк встал над клубящимся белым морем, запрокинул голову к луне и низко, глухо завыл.
Вой потек над рекой, над городом, надо всем миром, заключённым в Круг Безумия.
Услышав этот вой, волки зажгли костры на верхушке Волчьей Пасти. Скоро засветились в ночи и все остальные башни, оба круга замерцали красными огнями. Сверху мертвенно-бледно светила луна.
За мостом туман стал реже, стелился ниже.
Марк шагал по дымчатым разливам и декламировал для Птеки (с выражением) Пушкина:
Сквозь волнистые туманы пробирается луна,
На печальные поляны льёт печальный свет она.
По дороге зимней, скучной, тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный утомительно гремит.
Стихийный табор у реки приготовился к ночи. Зубры патрулировали территорию. Около каждого костра сидел дозорный звеРрик с оружием (каким-нибудь топором или ломом) в руках. Остальные — отрастив шубы погуще и подлиннее — мирно спали вповалку, тут же, у костров. Проходя мимо, продрогший Марк в который раз позавидовал, насколько просто в ЗвеРре решен вопрос с одеждой.
На мельнице же разразился семейный скандал.
Диса в гневе была очень, просто демонически красива. Яростно горящие глаза, развевающиеся тёмные волосы, белоснежные зубки.
— А если бы он вами закусил после того, как с главарём волков расправился? — шипела она. — Ниса с Илсой соболей трясут! Мы, как дурочки, весь город обежали!
— Жертв и разрушений нет? — поинтересовался Марк.
— Сейчас будут! — пообещала чернобурка.
— Валяй! — разрешил Марк. — А может направить твою энергию в мирных целях? Сходи на тот берег, разберись с мышами.
Диса скривилась и увяла.
— Они воняют противно. Пусть кто-нибудь другой с ними разбирается — вон, полный город желающих.
— Желающих много, но способных реально что-то сделать — единицы, — Марк под прикрытием полога стянул с себя носки, холодные, влажные джинсы, рубашку и жилет, завернулся в подвернувшуюся под руку подстилку и, оставляя мокрые следы на дощатом полу, стал развешивать одежду у теплой трубы для просушки.
Росомаха лежал под кроватью обиженный.
— Меня не взял! — выплёскивались волны гнева из-под нависающего покрывала.