Зверюшки
Шрифт:
Рокборк затарахтел:
– Во враждебной клевете на Великую Редакцию, заговоре против Ответственных Товарищей, покушении на моральное состояние сограждан и распространении Зверюшек.
– Надо же, выучил, - с усмешкой произнес Акрор, закуривая сигарету. Значит, так, - продолжал он суровым тоном.
– В деле имеются ваши признания. Но их недостаточно. Вы обязаны назвать всех своих сообщников.
– Я назвал, - поспешно сказал Рокборк.
– Вы что, издеваетесь над следствием?
– спросил Акрор, поднявшись со стула, упираясь руками в столешницу и нависая над подследственным. Думаете, сказали три выдуманных имени, и отделались. Тех, кого вы назвали, не существует в природе!
– Нет, нет, что вы, - залепетал Рокборк.
– Они... они...
Но больше он ничего не успел произнести: подошедший сбоку Ирсон сильным ударом сшиб его на пол, и они с Акрором принялись избивать Рокборка ногами. Бедняга Рокборк сначала пытался протестовать и оправдываться, но скоро из него вылетали уже только полузадушенные вопли, обрывающиеся с каждым новым ударом. Н. крепко вцепился руками в стул. Его трясло. При каждом ударе он сжимался, как будто били его самого, и рот заполняла едкая горечь.
Ирсон мгновенно забыл об искалеченном Рокборке, неподвижно замершем на полу, и кинулся к Н., явно намереваясь отбить о него руку. Но в последний момент будто спохватился, отскочил к столу, и занесенный кулак обрушился на столешницу. От сваленных на столе бумаг вверх поднялось облачко пыли. В столе что-то зазвенело. Следователь, остыв, с озабоченным видом открыл ящик стола и извлек из него бутылку водки.
– Целая...
– удовлетворенно пробормотал он, затем бросил на Акрора виноватый взгляд, но тот демонстративно отвернулся. Тогда его подручный откупорил бутылку, налил стакан и протянул Н.: - На, выпей.
Н. тупо помотал головой.
– Прекрати, Ирсон, - пробормотал Акрор. Он поднял трубку телефона и рявкнул в него:
– Уборщицу и санитаров!
Двое крепких мужчин в белых халатах уволокли изувеченного, потерявшего сознание Рокборка, а баба с ведром и тряпкой принялась наводить порядок. Когда она небрежно смахнула в ведро вместе со рвотой ужасный влажный шарик, Н. снова скрутили судороги, но желудок уже опустел.
– Вот итог вражеских происков, - сказал Акрор, когда Н. снова сидел перед ним, и вздохнул.
– Все их коварные планы с треском проваливаются, но они вербуют многих наших сограждан, пользуясь их неопытностью, и мы вынуждены карать их со всей строгостью. Тебя спрашивают - не был ли ты, не состоял ли, не участвовал?
– и сперва ты твердо уверен в обратном. Но затем начинаешь вспоминать, и что-то смутное приходит на ум... Может, и состоял, и участвовал, но тебя накачали наркотиками, отнимающими память, закодировали так, что ты только по условному сигналу вспомнишь последнее заседание вашего тайного общества, а вслед за ним - и все предыдущие, но никакие пытки не вытянут из тебя этой информации. Ну да, подследственные только жертвы обстоятельств, в сущности, они такие же сознательные граждане, как и те, что остались на воле. Они стремятся помочь делу Социальной Безопасности, и толково и охотно отвечают на все вопросы. Беда в том, что они нередко не знают нужных ответов, но мы-то знаем, что они должны их знать!
У Н. возникло чувство, что они говорят на разных языках - как будто он действительно попал в другой мир, где в разговоре употребляют те же самые слова, но вкладывают в них совсем другой смысл. Или, если можно так выразиться, его слова и слова полковника находились в двух непересекающихся плоскостях и просто не воспринимались тем, к кому были обращены. Н. скорее бы поверил, что он действительно обладает какой-то непонятной властью над Зверюшками, чем тому, что Рокборк участвует в террористической организации - этот тщедушный человечек, чем-то напоминавший муравья, который мог прийти на лекцию в ботинках с развязавшимися шнурками или с незастегнутой ширинкой. Но после того, как тебе глаз вышибут, ты в чем угодно признаешься. Может быть, именно поэтому с Н. обращались подчеркнуто вежливо?
Пальцы стали ватными, неуклюжими, как и все тело. Н. с трудом ухватил карандаш и начал выводить на бумаге каракули, наезжающие друг на друга, местами напоминающие множество запутанных узлов на графитной нитке, затем, наоборот, превращающиеся в почти ровную линию с небольшими выступами намеков на буквы.
"Разные люди во всех концах края наблюдали ожившие горы и самых кошмарных чудовищ, какие только может породить воспаленное воображение. То из озера вынырнет чешуйчатый гад, потопив лодку с рыбаками, а одного съев, то по деревне пройдет гора живого мяса на ногах-колоннах, превращая дома в щепки. В конце концов, несколько тысяч людей видело на северной окраине ** огромного волосатого слона. Он прошелся по улице, общипывая листву с деревьев, завернул за угол и исчез, успев затоптать двух собак. А так как источники информации упорно молчали, то проверить достоверность всех этих рассказов было трудно; может, все преувеличено, а может, наоборот, дошла лишь малая часть сведений обо всех происшествиях. Как стало известно чуть позже, некоторые районы края были затерроризированы огромными муравьями и ядовитыми мухами, и многие серьезно полагали, что урожай хлеба будет погублен полчищами прожорливых птиц, против которых не помогали даже ядовитые газы. Зверюшки появились и в мире микробов: возникли новые, неизвестные прежде болезни, против которых не находилось лекарств. Люди, правда, болели редко, но тем не менее никто не мог считать себя в безопасности - эти микробы буквально самозарождались в крови! К счастью, так же часто они и исчезали сами по себе. Но вот скот погибал в массовых количествах. К этому времени появления Зверюшек стали настолько обычными, что на мелких уже никто не обращал внимания. Крупные Зверюшки досаждали жителям далеких окраин; почему-то именно там они обосновались и крушили все на своем пути - дома, сады, мосты, затаптывали посевы. На юге края исчезло несколько горных цепей, и из тех мест в панике разбегались люди. Статистики, конечно, не велось, а если и велась, то хранилась где-нибудь в величайшей тайне, и никому не было известно, сколько людей осталось без крова и без средств к существованию, и какой урон нанесен хозяйству края."
Постепенно Н. вновь погрузился в состояние между сном и бодрствованием, ежеминутно проваливаясь в другой мир, где был тот же самый кабинет, где за письменным столом так же сидел Акрор, а Ирсон, изо рта у которого неизменно несло перегаром, шагал на нетвердых ногах от стены к стене. Но когда окрик следователя или просто подсознательный
сигнал в глубине мозга возвращал его в реальный мир, оказывалось, что на самом деле Ирсон вовсе не ходит по комнате, а роется в сейфе, битком набитом бумагами, а Акрор распечатывает пачку сигарет. А в следующий момент все опять куда-то проваливалось, и снова Ирсон шагал из угла в угол, а Акрор вертел диск телефона.– Хавиу?
– произносил он, прикрывая трубку рукой, но все же достаточно громко, так что Н. мог его слышать.
– Это Акрор. Да. Ну как ты насчет завтра? Нормально? Выберемся? Отлично. Позвони Гартабагену, пусть даст машины. Ну, знаешь... он-то сам не собирается, а мне у него просить не очень удобно. Лучше ты. Водкой мой Филипп займется, как всегда. Ну, само собой... Да. Да. Конечно, о чем речь? Хоть десятерых, не помешают. Только чтоб не слишком страшные. В прошлый раз Флавий такую уродину приволок, не знаю, где он её выкопал. Ну, он у нас скромник, ха-ха! А в тот раз-то... Да, конечно, помню. Ну знаешь, кто бы говорил? Сам как начал, потом так весь день и провалялся в кустах. Мы уж думали, тебя откачивать надо. Что? Насосом? Все равно, течет слишком сильно. Трубы давно менять пора. У тебя же были какие-то знакомства в... ну, помнишь, ты говорил? Нет? Странно. Ну, значит, я перепутал. Ну, извини, извини. А накладные ты, значит, мне пришлешь. Да, подпишу. Я-то подпишу. А вот этого обещать уже не могу... Да брось ты! Ну, в этот раз не пройдет, пройдет в следующий. Ты же знаешь, как подобные вещи делаются. Да уж, нашел кого учить. Что? Нет. И не пытайся. Да. Ну хорошо. Жду, - он положил трубку телефона на рычаг и поднял глаза, сложив руки на столе, заваленном бумагами.
– Извините, - сказал он, продолжая прерванный звонком разговор.
– Понимаете, товарищи студенты, вы обращаетесь немного не по адресу. Такими делами занимаюсь не я, а ректор. Только не тот ректор, которого вы имеете в виду. Видите ли, тот ректор, к которому вы можете попасть на прием, отнюдь не возглавляет институт. У него тоже есть начальник. Назовем его, скажем, ректором второго уровня, - и Н. вспомнил, что декан преподает матанализ.
– Над ним стоит ректор третьего уровня, и так далее. А сколько их всего, никто не знает. Кроме того, у ректора есть заместитель, у того - свой заместитель, у того - свой... И вы приходите к ректору на прием, не зная, какой он по счету - третий или две тысячи шестьдесят шестой. И никто не знает, кроме него самого. А может быть, и он сам не знает.
– Да, - прервал его Ирсон, - но можно же по объему здания примерно оценить, сколько их всего.
– Конечно, если бы они все сидели в здании, - ответил декан. Обращался он главным образом к Ирсону, который вообще задавал тон в разговоре. Н. не понимал, чего ради ему понадобилось составлять Ирсону компанию. Они даже знакомы почти не были. Кроме того, ему безумно хотелось спать. Что делать если хочешь сдать Грегасу Основы Великой Редакции, приходится зубрить несколько суток подряд. Сейчас Н. постоянно клевал носом, с нетерпением дожидаясь конца разговора, чтобы поспешить в общежитие, рухнуть на кровать и провалиться в блаженное забытье сна. Слова декана он слышал краем уха. ...Но ведь никто не говорит, что они сидят в одном здании. Очень даже может быть, и скорее всего, так оно и есть, что для них где-то построено ещё одно здание, и другое, и третье. Между прочим, вы же сами знаете, что для простых смертных большинство этажей института закрыто. Выше четвертого этажа просто так не попадешь. В лифте на каждой кнопке написано: "нажимать воспрещено!" Если такую кнопку все же нажать, то завоет сирена и загорится надпись: "Предъявите пропуск". Если этого не сделать в течение минуты, вам придется очень плохо: двери закроются, и лифт увезет вас неизвестно куда, где вам придется давать объяснения, не надеясь на снисхождение.
– Ну хорошо, - сказал Ирсон. Все это время он ходил по кабинету, заложив руки за спину, и в основном держась к декану спиной. Декана это почему-то совсем не возмущало. Но сейчас он остановился перед Акрором, по-прежнему держа руки за спиной.
– Я одного не могу понять. Откуда все это известно? Вы сами пробовали нажимать на эти кнопки? Откуда вы знаете, что происходит с теми, кто нажимает на запрещенные кнопки? Ведь если вас лифт увезет туда, где с вами будут разбираться, вы едва ли сумеете вернуться и рассказать, что там с вами сделали?
– Видите ли, товарищ студент, - ответил Акрор, - я не могу вам сказать, откуда это известно, но это должно быть известно. Ведь когда вы будете знать, чем вам будет грозить проступок, у вас будет меньше желания совершать его.
– А может, наоборот?
– заспорил Ирсон.
– Неизвестное пугает куда больше, чем известное, верно?
– Не всегда, не всегда, - покачал головой декан.
– И может быть, поэтому не все знают, что последует за нажатием запрещенной кнопки. Очевидно, Комиссия позаботилась сохранить в тайне от тех, кого неизвестность страшит, какое наказание им грозит, и просветила тех, кого, наоборот, неизвестность может только спровоцировать на совершение необдуманных действий. Однако, вернемся к нашей небольшой проблеме. Как я говорил, вероятность того, что вы попадете на прием именно к тому человеку, который решит ваше дело, настолько мала, что практически равна нулю. Вы, конечно, можете подать прошение, но шансы на положительное решение вопроса вряд ли сильно увеличатся. Написать на листе бумаги "не разрешаю" гораздо проще, чем отказать просителю лично. Но дело даже не в этом. Понимаете, бумага, поданная по инстанции, движется снизу вверх, но совсем не факт, что она дойдет до самого верха. Каждый начальник имеет свой предел компетентности, и в границах этого предела он решает те дела, которые доходят до него. Существует даже неписанное правило, согласно которому дело чести каждого ответственного лица - отправить наверх как можно меньше бумаг. Таким образом, возможно, что до какого-то уровня - может быть, того самого, на котором должно решаться ваше дело - бумаги снизу вообще не дойдут. Правда, с другой стороны перестараться тоже не стоит, поскольку начальство может подумать, что ты берешь на себя слишком много, если вверх идет чересчур мало дел. Не говоря уже о том, что эти дела могут дойти до начальства каким-то другим, параллельным путем, и оно увидит, что ты занимаешься тем, что не в твоей компетенции.