Звезда Аделаида - 2
Шрифт:
Хотя мачеха с утра была зеленее пожухшей, осенней травы, когда она уже покрывается изморозью, и всё жаловалась на сильные, скручивающие боли в районе живота.
И высокорожденный отец сейчас, наверняка, вовсе не в духе из-за дневного, позорящего его с супругой, просыпания. Значит это только одно - сколько бы пряжи ни успела насучить Адриана, хоть прибегая для этого нехитрого занятия к магии, чтобы напрясть побольше, свёкор будет зол на неё из-за ранения рабыни - своей самой большой, несравненной любимицы.
Верно, Фортуна, хоть и припоздала несколько, но решила улыбнуться любящим братьм. И вот - Адриана, вскочившая со приступочки лесенки и тут же упавшая на колени, с ужасом в глазах и нелепою поспешностию
Однако не только за ней пришёл младший брат, но хотел он отвести дрянную жёнку к болящему по её вине супругу да так, что не может уже с ложа подняться, совсем обессилел от потери крови и невероятно сильной боли. Жизнь Адрианы - вероломной, покусившейся на убийство даже!
– теперь оценивалась только покойным ростом и развитием во чреве её чудесным, волшебным, не иначе, как образом, зачатого высокорожденным братом плода - столь необходимого роду Снепиусов будущего наследника - мага, чтобы началась династия волшебная в семействе.
Пора бы уже, пора бы доказать этой шлюхе, коя, наверное, сама повелела кровям своим отойти в столь… подходящий момент, жестокую вину её. Выставлялась женщина до броска пуго словно бы невинностию самою, обыкновенною молодою матроной. Ведь Квотриус искал Адриану сначала в опочивальне брата, думая, надеясь, что она уже проснулась после глубокого, во всех смыслах удовлетворенная, пробежал он по коридору и не заметил грязной путаны в библиотеке - самом почитаемом им месте в доме после… собственной опочивальни, где они с братом предавались любовным утехам.
Видел он и кровь на простыне супружеской, но ни туники ректа на полу, ни измятого венка Северуса, не сняв коего, прямо-таки завалила его, сопротивляющегося до конца, на ложе Адриана, не узрел. Ибо рабыни прибрались в опочивальне возлюбленного паче жизни брата, впервые осквернённой женщиною да какою нескромною!
Неужли брат, северный ветер переменчивый, снизойдёт хоть ещё раз до жены своей, не в меру похотливой? Нет, она же понесла, а, значит, по ромейским законам, к коим привык уж высокорожденный брат и наследник, не притронется он к супруге ради спокойствия дитяти во чреве её.
Превелико зол был Квотриус, и не за себя, а за брата пострадавшего тяжко, за неудачу в их любовном единении, лишь обещавшем начаться. А ведь должно оно было быть воистину неповторимым, неизъяснимым и прекрасным, превосходным. Ещё бы, это было бы первое, самое сильное по мощи, в него вложенное, соитие волшебника сильнейшего, мага могучего, заключившего самого Уробороса в кольцо и мага Стихий.
О, сколько наслаждения ласками горячими и обменов магическими, неизмеримыми силами могло бы произойти, если бы… не она, эта злая знахарка, это её колдовство! Знать, заснула она позже вымотанного Северуса, и у неё, удовлетворённой сполна, как раз хватило силы колдовской, дабы наложить сие заклятие, а скорее проклятие на братьев.
Одно лишь утешало полукровку - сейчас ведьма злая снимет проклятие своё страшное с возлюбленного брата, и он перестанет истекать кровью, а, значит, они смогут продолжить начатое. Хотя… Для придания сил Северусу надо будет, необходимо будет обязательно произнести то, Оживляющее, сложное в произношении слово. А если не восхочет брат больше любить его, Квотриуса, сейчас, когда до пира осталось столь немного времени, есть и иная возможность забыться, по словам высокорожденного брата.
Накуриться, так называет это вдыхание и выпускание дыма изо рта брат любезный, впервые в жизни этих ароматных трубочек, из-за которых приходят мысли нестройные, словно облечённые в выдыхаемый горький дым, особенно для новичка, только что и сделавшего, что научившегося курить.
Для этого - успокоения и наслаждения - и воскуряет Северус трубочки эти во множестве, а ещё для спокойствия
душевного, которое им сейчас так пригодится.И станут помыслы вымыслами ненастоящими, потеряется боль и унижение реальности, ибо отныне на общих трапезах возлежать Квотриусу вослед ненавистной Адриане, как занимающей место ошую Господина дома и, главное, супруга своего пред богами и людьми.
Северус пообещал брату своему возлюбленному научить курить их, «эрзацы». И слово-то какое-то словно не из истинного языка Севруса - англского. Действо сие давно уже было желанным брату - бастарду, но всё не совершённым из-за чрезмерной робости его. Не осмеливался брат младший попросить высокорожденного брата о воскурении вместе с ним, полукровкой, а думал лишь, что из этих быстро истлевающих трубочек черпает свою магию Северус.
А ведь так сильно, до сосания под ложечкой хотелось этого Квотриусу ещё с самого первого вдыхания горьковатого, такого вкусного дыма опьяневшим с непривычки и усталости от ышке бяха тогда ещё недоступным, высокомерным, но уже тогда, полтора месяца назад - и только-то!
– возлюбленным и желанным братом.
Квотриус даже не удивился, что в многочисленных одеждах, скорее всего, замотанный в зону, но так, чтобы было легко достать, был у Адрианы кинжал. Но его насторожило то, что она достаточно, относительно хорошо владела этим оружием. Для глупой женщины, конечно. Потому и увернулся так легко полукровка от нацеленного оружия, летевшего, однако, с небольшим замахом слабой женской руки, а потому - медленно для него, закалённого в боях всадника, где стрелы, дротики и камни из пращей осыпают тебя со всех сторон, и если бы не щит… То не быть живым Квотриусу, сие уж наверняка. Никогда не терял щита Квотриус, никогда не отбрасывал его прочь.
Но ведь… Такая женщина может же и отомстить мужу своему за «неверность», каковой считала она связь любящих братьев, и правильно, в сущности своей женской, делала. Порезать в постели спящего Северуса… Это она вполне могла соделать. А после - поранить себя легонько да даже и посильнее, для убедительности, и закричать: «Измена! Измена!» и свалить вину на любого раба или даже домочадца, кроме высших по положению в доме, нежели она, свёкра и свекрови.
Даже на Квотриуса смогла бы показать женщина злая, похотливая, дабы муж остался только в её… распоряжении. Скажет, что вдруг вздумалось бастарду отмстить высокорожденному брату за доставшуюся не ему, не Квотриусу, непорочную девицу.
Ведь постарается заманить Адриана в опочивальню Северуса, ставшую на ночь прошедшую супружескою, свекровь свою и даже озлобленного на неё, Адриану, свёкра умудрится втащить под любым предлогом. Скажется на то, что, верно, бывает у по-настоящему честных девиц, ставших в единый миг женщинами, матронами, на слабость, головокружение, боли в паху…
В паху… Северус же!.. Он же там, в опочивальне брата своего младшего, неразумного - бастарда один-одинёшенек остался и, не приведите грозные, но и милостивые, милосердные боги отца Квотриуса, ибо иных не знал он, дабы кровотечение его стихло хоть на немного. А полукровка тут, с женою злою брата высокорожденного, сам думает о рабынях всяких отцовских, да о них заботится - не нашёл себе занятия лучше! И без него, Господина Квотриуса как-нибудь, да обойдутся.
Первое дело сделано - волшебная палочка, повинующаяся и ему, в руках, а теперь пришла пора идти к ослабевшему из-за ведьмы Северусу!
– Адриана, подымись с колен и знай, что если погубишь ты плод, коим наделил тебя супруг твой законный образом чудесным, в тот же миг муку на тебя напущу, Стихией Огня высушу и сожгу так, что и пепла от тебя для захоронения не останется. Так и сгоришь вся, без остатка, даже костей твоих сожжённых не соберут. Теперь же - идём за мною и ни о чём, ни о чём меня не спрашивай, ради сохранения жизни истинного первенца твоего.