Звезда бегущая

Кодзев прижался к перилам, пропуская, тот прошел, Кодзев стал подниматься дальше, и тут парень окликнул снизу:

— Простите, а вы не из медбригады?

Кодзев обернулся. Шофер из лесопункта, мелькнула мысль. Приехал уже, стоит где-то, ищет их…

— Из нее, — сказал он.

— Очень приятно. — Парень, улыбаясь, развернул чемодан вдоль ступеньки, поставил и шагнул наверх. — Кодзев, да?

— Точно, — согласился Кодзев. И окончательно уверился: из лесопункта. — А вы нас ищете? Шофер?

Но парень оказался корреспондентом областной молодежной газеты. Правда, он и в самом деле искал их бригаду — приехал писать о них в газету.

Кодзев почувствовал досаду на себя. Конечно, какой шофер, по виду ясно. Да и по речи.

— Да ну что вы, ничего, пустяки, — заторопился парень прервать его извинения. — А мне в краевом штабе обрисовали вас. Говорят, бригадиром Кодзев такой, узнать легко: усы и бородка.

Ему было года двадцать два, двадцать три, моложе, пожалуй, даже Воробьева, но в том, как говорил, сыпля скороговоркой, однако и с достоинством вместе с тем, как держал, представляясь Кодзеву, руку, не отпуская много дольше, чем требовалось для приветствия, как, наконец, улыбался, и открыто вроде и просто, а и с затаенным, оценивающим приглядом, — чувствовалось во всем этом что-то профессионально-умелое, ласково-обволакивающее и по-мертвому цепкое.

— А я прилетел, сразу же сюда, очень боялся, что вы приехали и уже уехали, — объяснялся парень, — пошел узнавать, и мне говорят: вы где-то в тени тут сидите…

— Да, сидим. — Кодзев, ответно улыбаясь парню, высчитывал, хорошо это или плохо — корреспондент. К чему это? Но вроде ни к чему плохому не могло. Ездили себе и ездили, что было прошено, то и делали: производили профосмотры всего населения от мала до велика. Не на высшем, конечно, уровне, так откуда высший и взять: какое у них оборудование, походное, самый минимум. Нет, к плохому вроде не должно. Если только жалобу кто послал. Мог кто-нибудь и жалобу. Почему нет. — Вы подождите меня немного, — попросил он парня. — Я как раз узнавать иду, скоро ли мы уедем. А то с одиннадцати утра сидим уже.

— До вечера сидеть, — сказал парень. — Можете не ходить, только что мне сообщили. Там у них свободного автобуса нет, куда вы ехать должны. Привезет из леса со смены и тогда за вами поедет.

— Тогда? — Кодзев и не представлял себе, что это так может его расстроить. До поселка, куда они должны были ехать, отсюда сто пятьдесят километров, смена заканчивается в четыре, пока автобус привезет лесорубов в поселок, пока выедет, пока доедет… Раньше десяти нечего ждать. И снова, выходит, ехать ночью.

Была, правда, во всем происшедшем и маленькая радость: не подниматься наверх, не болтаться в этой духоте по кабинетам, ища того, кто мог бы более или менее путно ответить на вопрос.

А видно, вымотался, подумал Кодзев, когда вновь проходил входную дверь, остановившись подержать ее открытой, чтобы корреспондент мог со своим чемоданом вытолкаться наружу. Устал, видно. С чего иначе так дергаться от всего: что Кошечкина с Воробьевым пропали, что Дашниани с Лилей того и гляди расцапаются, что сидеть здесь, ждать автобуса еще пять часов? Как будто не так все с самого начала.

— Ох, а возьмите-ка, — вытиснувшись на крыльцо, поставил корреспондент чемодан. — Натаскался. Для вас ведь чемодан.

— С лекарствами, что ли? — догадался и не поверил Кодзев.

— С ними.

Кодзев поднял чемодан и крякнул: килограммов тридцать было в нем верных.

— Это Пикулев прислал?

— Пикулев, да. Разыскал меня, когда узнал, что еду, и попросил.

Ну вот, еще один повод огорчаться. Кодзев не выдержал и ругнулся.

Хотя в медбригаде студентов было всего-то две девушки-третьекурсницы, исполнявшие обязанности медсестер, остальные — из ординатуры и аспирантуры, бригада подчинялась краевому штабу студенческих строительных отрядов, числясь отрядом спецназначения. Пикулев отвечал в штабе за медобеспечение отрядов, являясь кем-то вроде главного врача, медикаменты, которые привезли с собой еще из Москвы, давно были на исходе, давно Пикулев обещал приехать и доставить новую порцию, но все не ехал, и вот теперь, когда осталось до конца срока всего ничего, меньше двух недель, прислал целый чемодан.

— Что, Санечка? — Только Кодзев вывернул из-за угла, засияла, залучилась ему улыбкой Лиля.

Кодзев хмуро глянул на нее, потом на Дашниани: не поцапались? Дашниани пасся немного в отдалении, ковырял спичкой в зубах. Чем еще ему и заниматься. Раз стоматолог, ходи с дуплами, кто их тебе залечит.

Нет, вроде не поцапались. Пока обошлось миром.

— Решили, Лилечка, нужно тебе с достопримечательностями этого славного города получше ознакомиться. А то всего седьмой раз в нем. — Кодзев опустил чемодан с медикаментами на землю и снова невольно крякнул: — Ну тяжеленный, однако!

— Неужели опять вечером только? — спросил, подходя, Дашниани.

— Сань, нельзя так огорчать женщину, — протянула Лиля. — Ты шутишь. Специально. Что здесь смотреть? Это только Кошечке с Воробьем, чтобы от нас сбежать. Выехал уже, скоро будет, да?

А ведь, наверно, с ума может мужика свести, если возьмется за него. Не красавица, и нос великоват, и губы толстоваты, волосы разве только — лен, впрямь лен, да глаза — так и брызжут синими брызгами, но сами они по себе — это ничто, мертвый, как говорится, капитал, а вот улыбка, этот вздерг подбородка, этот напор душевной энергии…

— Нет, вы знаете, — опережая Кодзева, ответил Лиле корреспондент, — никаких шуток. Действительно, только вечером будет автобус. Смену, сказали, привезет из леса, и тогда за нами.

— И за вами? — спросила Лиля.

Тут же подковырнула.

— Это товарищ из областной молодежной газеты. С нами поедет. — Кодзев, когда корреспондент представлялся, пропустил мимо ушей его имя, плохо там соображал, на лестнице, не до того было, и сейчас мучился: поймет тот это, не поймет. — Будет о нас писать. — Кодзев сделал паузу, потянул время, надеясь, что корреспондент представится заново, но корреспондент все не называл себя, и пришлось представлять своих. — Лилия Николаевна Глинская, гинеколог, — показал он на Лилю.

— Вам, к сожалению, помочь ничем не смогу, — сожалеюще пожав плечами, тут же просветила корреспондента Лиля.

— Лилечка у нас в своем репертуаре, — также обращаясь к корреспонденту, сказал Дашниани.

Не утерпела Лиля, не утерпел и он.

— Галина Максимовна Костючева, невропатолог, — показал Кодзев.

Галя подняла голову от книги и слепо покивала, никого и ничего, наверное, не увидев. Кодзев представил Дашниани.

— А как зовут товарища корреспондента? — спросила Лиля.

Вид у нее был самый невинный.

— Владимир. Прищепкин.

Кодзев глянул на корреспондента и увидел, как уши у того, когда называл себя, стало медленно заливать красным. Вот так, знай наших, нечего особо важничать.

Кодзев поймал себя на этой мысли и понял, что появление корреспондента у них все-таки ему неприятно. И почему, собственно, так уж неприятно? Умотался, видимо. Видимо. Просто уж нервы торчком стоят.

— А о чем, Вова, писать будете? — все с тем же невинно-безмятежным видом спросила Лиля.