Звезда цесаревны. Борьба у престола

— Скорей, в окно, — крикнул он. — Там лошади!

Сумароков бросился к окну, но едва вскочил на подоконник, как в горницу ворвался Дивинский и крикнул:

— Капитан, я буду стрелять. Стойте!

В то же мгновение вбежавший преображенец направил ружьё на Якова: сопротивление было невозможно.

Сумароков всё же хотел прыгнуть в окно, но, к ужасу своему, увидел у окна солдата, взявшего наперевес ружьё со штыком.

Сумароков прыгнул назад. Со шпагой в руке, негодующий и озлобленный, он остановился среди комнаты.

— А, Фёдор Никитич, — произнёс он. — Здравствуйте. Я думал, разбойники напали, ан оказался свой же брат, офицер гвардии. Чего вам надобно?

Дивинский побледнел и обнажил шпагу.

— Капитан Сумароков, — сурово начал он. — Я не разбойник. Разбойник вы, что хотите зла России. Сама императрица против вас… Я должен арестовать вас и доставить в Митаву, по приказанию Верховного тайного совета.

Лицо Сумарокова исказилось судорожной улыбкой.

— А, — произнёс он. — Так, значит, сама императрица против меня! Что ж, — продолжал он. — Ваше счастье…

— Вашу шпагу, — прервал его Дивинский.

— Мою шпагу? — насмешливо повторил Сумароков. — Нет, я не отдам её вам. В чём обвиняют меня? И в чём виноват я? Я приехал по поручению, коего ослушаться не мог. Вы сами знаете субординацию. Мог ли я ослушаться!

— Это разберут те, кто приказал мне задержать вас, — сдержанно ответил Дивинский. И, заметя, что присутствие остальных, по-видимому, стесняет Сумарокова, он приказал увести Якова и немца.

Яков покорно последовал за солдатом.

Оставшись вдвоём с Сумароковым, Дивинский спокойно вложил шпагу в ножны и сел к столу.

— А теперь, капитан, — начал он, — поговорим без помехи, начистоту.

Сумароков тоже спрятал шпагу и ответил:

— Я ничего лучшего не желаю. — Он сел и любезно предложил Дивинскому подкрепиться. — Я сам не успел кончить ужина, — с улыбкой добавил он.

Дивинский поблагодарил, и не прошло пяти минут, как молодые люди ели и пили, как добрые приятели. Сумароков был смел. Он понял, что ни бежать, ни сопротивляться невозможно, и мужественно глядел вперёд. Он был уверен, что в Митаве его не казнят, а в Москве всё же он надеялся на Ягужинского и его тестя великого канцлера Головкина и, главным образом, на императрицу. Не позволит же она казнить офицера гвардии только за то, что он ради её пользы пренебрёг верховниками!

— Вы победили, — говорил он Фёдору Никитичу. — Не знаю, будет ли то на благо России, но не будьте жестоки. Вспомните Меншикова. И что может ожидать вас! Императрица смела и лукава. Она не дастся без боя. Одно хорошо затеяли господа министры — это не пускать в Россию этого подлого конюха Бирона!

— Ага, — ответил Дивинский. — Он стал как шёлковый. Прямо как собака смотрит в глаза князю Василию Лукичу.

— Дай ему только воли, он покажет себя, — заметил Сумароков.

— Так едем? — спросил Дивинский.

— Слово дворянина — я не сделаю попытки к бегству, — ответил Сумароков. — Но… — добавил он. — Вы захватили меня, но кто-то был у неё до меня, быть может, важнейший…

— Как так? — с тревогой спросил Дивинский.

Тут Сумароков подробно рассказал Фёдору Никитичу дорожные приключения Якова и свои подозрения. Дивинский внимательно выслушал его.

— От кого же он мог быть?

На этот вопрос он не находил ответа. Только тревожное чувство сжимало его сердце. Где-то в темноте терпеливо и настойчиво кто-то подготовлял им гибель. Нет врага страшнее незримого.

Яков, узнав об обещании своего господина, заявил, что барина своего ни за что не оставит.

Солдаты с Яковом вывели за ворота лошадей и ждали офицеров. В это время вдали на дороге, ярко озарённой луной, показался несущийся во весь опор всадник.

— Надо задержать, — произнёс один из солдат. Но едва он выехал на середину дороги и крикнул; — Стой! Кто едет? Как всадник уже наскочил на него.

— Прочь! — закричал незнакомец.

В ту же минуту блеснул огонёк, раздался выстрел, лошадь преображенца встала на дыбы, шарахнулась в сторону, и незнакомец пронёсся дальше.

— Он! Он! Это он! — как сумасшедший, закричал Яков. — Бей его, кто в Бога верует!

Почти одновременно раздались два выстрела. Это выстрелили из ружей оба солдата. Кроме того, конный помчался за незнакомцем. Но сразу было очевидно, что погоня, если лошадь незнакомца не ранена, не может достигнуть никакого успеха.

— Это чёрт, а не лошадь, — произнёс оставшийся вахмистр.

Действительно, незнакомец нёсся, как привидение. Лошадь расстилалась по земле, отбрасывая от себя и всадника резкую, чёрную тень на светлую дорогу.

Скоро незнакомец скрылся из глаз, а нёсшийся за ним преображенец всё ещё виднелся вдали.

На выстрелы выбежали офицеры. В нескольких словах Яков объяснил, что случилось. Он хорошо узнал незнакомца. Это был тот самый человек, который отнял у него лошадь и запер в клеть.

Сумароков вздохнул. Он подумал, что, если бы таинственные враги не опередили его, он был бы встречен иначе и не был бы в таком унизительном положении.

— Ну, что ж! — произнёс Фёдор Никитич. — Теперь не поймаешь. Думаю, что и унтер сейчас вернётся. Гайда! В Митаву!

Он вскочил на коня, и маленький отряд шагом направился по дороге в Митаву. И у победителя, и у побеждённого были одинаково невесёлые думы.

У самой заставы они встретили Алёшу Макшеева. Радостный и возбуждённый, Алёша пожал руку Сумарокову, выразил сожаление по поводу недоразумения с капитаном и коротко рассказал Дивинскому о своей удаче. Дивинский поздравил его и, в свою очередь, передал ему о встрече, посоветовал поторопиться и, если ещё возможно, задержать подозрительного незнакомца.

— Поймаю — не вырвется, — ответил Макшеев и, вздохнув, добавил: — Опять не спавши! Когда-то Бог приведёт выспаться!..

Он попрощался и понёсся дальше.

Пока Дивинский докладывал князю Василию Лукичу подробности ареста Сумарокова и встречу с таинственным гонцом, бывшим в Митаве раньше Сумарокова, князь Шастунов дружески приветствовал Петра Спиридоновича и от всей души жалел его.

— Но, — говорил он, — конечно, всё выяснится. По всей справедливости в ответе должен быть граф Ягужинский. Вы его адъютант, вы не смели его ослушаться.