Звезда цесаревны. Борьба у престола

Со слезами на глазах, смущённая и взволнованная, слушала его Берта, боясь остаться, не смея уйти, полная нежного сострадания к прекрасному князю.

— Князь, выпейте вина, — наконец проговорила она и сама, расплёскивая вино, налила князю.

Князь взял стакан и выпил его. Он глубоко вздохнул. Лицо его несколько прояснилось.

— Ты добрая девушка, Берта, — ласково сказал он. — Не пугайся моих слов. Ты будешь счастлива. За твоё здоровье!

Арсений Кириллович налил себе вина и снова выпил. Берта сделала ему низкий реверанс.

— Пришли ещё вина, да побольше, — сказал Шастунов. — Ко мне сейчас придут друзья.

Он вспомнил о Макшееве, который словно старался залить вином какой-то неугасаемый огонь, пылающий в нём.

Берта вышла, сошла вниз, распорядилась отправить князю всяких вин, а сама пошла к себе, в маленькую спаленку, легла лицом вниз на свою узенькую, девичью постель и горько, безутешно расплакалась…

Васька бросился сперва за Макшеевым. К его счастью, Фома неверный, хотя и полупьяный, был дома. Он только свистнул, когда Васька спросил его, где Макшеев.

— Ищи ветра в поле, — сказал он.

Однако, выпив ещё стаканчик водки и угостив Ваську, тоже малого не промах по этой части, он подумал и торжественно начал:

— Алексей Иванович может быть у себя в полку, скажем, раз. — Фома загнул палец. — У просвирни, что у Николы, направо за углом второй домишко. Зелёный такой. Там всегда хорошие господа бывают, потому у просвирни того… — И Фома лукаво подмигнул, загнул второй палец. — Во-третях, повадились они теперь к графу Фёдор Андреичу Матвееву — тот самый что ни есть крутель, как есть под стать моему. Может ещё быть у кавалергардов — там народ богатый, до карт и вина охочий. Бывает и в остерии. А более, ей-ей, не знаю. Должно, надо все кабаки в Москве объездить.

По просьбе Васьки Фома согласился пойти к просвирне, куда не всякого пускали, но где Фома, как человек Макшеева, был известен. Фома обещал исполнить поручение, если найдёт там своего барина, за что Васька отвалил ему целую полтину, а сам помчался сперва в лейб-регимент, потом к кавалергардам и в конце концов нашёл Алёшу у графа Матвеева.

Васька через лакея, которому тоже дал три алтына, вызвал Макшеева и передал поручение князя.

— Еду, — коротко ответил Макшеев и тут же велел подать себе плащ.

Фёдора Никитича Васька сразу же нашёл у Юсуповых.

Алёша и Дивинский приехали почти одновременно, Алёша ещё не успел выпить стакан вина. Видя расстроенное лицо князя, Макшеев молча поздоровался с ним, налил себе вина и стал поджидать Дивинского. Когда приехал Дивинский, князь плотно затворил дверь и сказал:

— Я хочу просить у вас дружеской услуги. Только, если вы истинные друзья мои, не спрашивайте меня ни о чём.

Макшеев и Дивинский, чувствуя что-то важное и значительное в тоне князя, молча наклонили головы.

— Так вот что, — продолжал Шастунов. — Я прошу вас, не теряя времени, поехать сейчас к обер-гофмаршалу графу Рейнгольду Левенвольде и предложить ему от моего имени поединок.

Друзья с изумлением взглянули на Шастунова, но не сказали ни слова.

— Поединок, — с какой-то злобой продолжал Шастунов. — Поединок на смерть! Драться до тех пор, пока правая или левая рука может держать оружие… Скажите графу, что я согласен на любое оружие: кинжалы, шпаги или палаши. Пусть выбирает любое. Но только скорее, скорее! — почти задыхаясь от бешенства, закончил князь.

— Сделано, — произнёс, вставая, Макшеев.

— Арсений Кириллович, — проговорил Дивинский. — Мы всегда друзья твои. Мы верим тебе. Если ты хочешь поединка, — значит, так надо. — Он крепко пожал руку князю.

В эту минуту раздался стук в двери:

— Можно! — крикнул Шастунов.

Вошёл Васька.

— Ваше сиятельство хочет видеть какой-то человек, — доложил он.

— Какой, от кого? — в изумлении спросил князь.

— Не могу знать, — ответил Васька. — Едва понял, что ваше сиятельство ему надо. Лицо всё закрыть норовит, ростом маленький, словно горбатый.

Князь Шастунов пожал плечами.

— Позови его, — приказал он.

Странная маленькая фигурка, вся закутанная в плащ, в нахлобученной шляпе, переступила порог и остановилась.

— Кто вы? — спросил Шастунов.

Таинственный посетитель указал головой на Ваську.

— Васька, уйди, запри двери и никого не пускай, — приказал князь.

Васька вышел, плотно закрыв за собой двери. Тогда маленькая фигурка сорвала с головы широкополую шляпу и сбросила на пол плащ. Густые чёрные кудри рассыпались по плечам. Огромные чёрные глаза глядели зло и насмешливо.

— Авессалом! — в изумлении воскликнул Шастунов, помнивший шута ещё с Митавы и встретивший его здесь во дворце императрицы.

— Да, так зовут шута её величества, — ответил Авессалом.

Маленький горбун, как и всякий убогий, вызывал в князе чувство жалости.

— Простите, — мягко сказал он. — Я не знаю вашего другого имени.

— У меня нет другого! — резко ответил Авессалом.

— Зачем вы хотели меня видеть? — спросил Шастунов.

Горбун бросил на Макшеева и Дивинского быстрый взгляд.

— Вы можете говорить при них, — заметил князь. — Сядьте, Авессалом, выпейте вина и расскажите, зачем пришли.

Авессалом не сел, но налил себе вина и с жадностью выпил его.

— Я не долго пробыл в России, — начал он. — Но я увидел, что люди у вас добрее, чем при дворе Курляндской герцогини. Сперва я удивился, что здесь не считают меня за собаку, что сама бывшая герцогиня Курляндская вдруг перестала бить по щекам своих камер-юнгфер и рвать мне волосы, что меня хорошо кормят и дали мне человеческое помещение. Потом я узнал от слуг (я почти не говорю по-русски, но почти всё понимаю), узнал, что ваши министры не дают воли императрице Анне. И это хорошо. Ей не следует давать воли, потому что волю свою она отдаст сейчас же Бирону, а Бирон жесток и не считает за людей тех, над кем имеет власть… Да, так было, и я радовался, — продолжал Авессалом. — У меня до сих пор не зажили рубцы от хлыста Бирона. Он хлестал меня так себе, походя, только потому, что у него в руках был хлыст, а Бирон не выпускает из рук хлыста, потому что вся жизнь его проходит в конюшне… да в покоях Анны. Так берегитесь же теперь участи несчастного шута, избиваемого хлыстом, — зловещим голосом, протягивая вперёд руки, крикнул Авессалом. — Вы, потомки русских рыцарских родов, гордые, счастливые и богатые, вы, избравшие на российский престол не герцогиню Курляндскую, а сына берейтора! Берегитесь вы, потому что этот палач, этот конюх, этот дьявол в образе человека теперь здесь, во дворце императрицы всероссийской! И вот его первый дар, — весь дрожа, закончил Авессалом, обнажая на руке выше локтя сочащийся кровью рубец.

— Бирон здесь! — отшатнувшись, повторил Шастунов.

Далее Алёша внезапно побледнел от нахлынувшего в его душу негодования…

— Он погиб! — прерывающимся голосом произнёс Дивинский.

Авессалом выпил ещё вина и с каким-то злорадством передавал, как ему удалось узнать о прибытии Бирона.

Впервые на эту мысль навёл его детский плач, который он услышал в комнатах фрейлин. Он подглядел и узнал Карла. Он стал следить и встретил в тёмном коридоре поздно вечером Бирона, выходящего из покоев императрицы. Бирон был взбешён этой встречей, ударил его ногой, потом неизменным хлыстом и обещался повесить его, если он кому-нибудь скажет о том, что видит его.