Звезда Гаада
Шрифт:
— Из-за неё мой названный брат напал на меня! — белокрылый мрачно прищурился, — Из-за неё Благ сам на себя не похож! Таким молчаливым и подавленным я видел его только два раза: когда отравили его родителей и тогда, когда убили последнего Посланника!
Значит, он так сильно тревожится за Блага, что дошёл до такого состояния!
И мне вдруг стало даже жаль этого белокрылого, ведь в нём осталось что-то человеческое.
А Гаад упорно пытался достучаться до его сознания:
— Ты погубишь себя, но ничего не добьёшься: я несколько веков общаюсь с Тьмой, потому знаю, как подчинить её себе, а ты не способен на это.
— Иногда
Он понимает, что это убьёт и его — и готов собой пожертвовать. Думает, будто от моей смерти Благу станет легче. Потрясающая верность! И она граничит с ужасающим безумием.
Ощутила боль, идущую от сердца чёрного Старейшины. Видимо, он разуверился, что сможет удержать Кайера на грани, и теперь, чтобы спасти себя и меня, решил его уничтожить. Никогда не любила этого белокрылого, с того самого дня, как он в первый раз надсмехался надо мной. Вот только его преданность другу и названному брату меня зацепила: не хочу, чтобы тот, кто способен на это редкое и глубокое чувство, погиб!
О, если б я могла использовать силу, которая спасёт моего врага и нейтрализует удар, который готовит Гаад!
Тьма окончательно подавила сопротивление наглеца, дерзнувшего вызвать её, вздумавшего ею командовать. Глаза у Кайера стали жуткими, леденящими тело и душу. Отчаянно хотелось отодвинуться, уйти куда-нибудь от его жуткого взгляда, сбежать.
Тьма, охватившая тело Гаада, тоже была жутко холодной — вот даже поверхность Горы справедливости вдруг покрылась инеем.
Так много Тьмы рядом со мной… такое жуткое чувство… ужас… паника…
И чёткое понимание, что эти двое готовятся нанести последний удар.
Но в Кайере осталось что-то человеческое! Может, он сумеет одуматься?..
Холодом полыхнуло на меня от них. Холодом теперь уже веяло и от Кайера, так же как и от чернокрылого. Кажется, Тьма завладела душою белокрылого. Два страшных источника холода. И…
Застыла, в ужасе смотря на крылья нападавшего, вдруг ставшие заметными.
Огромные, белые крылья. Сильные. Но белоснежные перья за мгновение стали чёрными, будто вымазанными сажей.
И два чернокрылых хранителя застыли передо мной, собирая силы для последней атаки.
Но ещё до взрыва разрушающей силы, до того, как Старейшина чернокрылых собрал свою мощь и вложил её в единственный смертоносный удар, я успела переместиться и встать между ними. В результате оба оглушающих болезненных удара Тьмой попали по мне. Удар Кайера в сердце. Удар Гаад в спину. Боль нахлынула, заглушая вырвавшийся у меня крик.
Зелёный огонь вокруг нас…
Растерянные глаза Кайера, уплывающие вверх…
Комната родителей и фотографии на стенах, заклеенных полосатыми обоями. Цветные яркие фотографии и чёрно-белые, тусклые. С одной из фотографий на меня смотрят знакомые глаза…
Приближающийся горный склон, покрытый коркой иней…
Красивые узоры инея…
Ледяная шаль подо мной…
И тишина…
Страшная тишина…
Чей-то отчаянный вопль разорвал ледяную тишину. Чьё-то расплывающееся лицо надо мной. Огромные изумрудные крылья, закрывшие нас от низкого неба…
Мир утонул в темноте.
Как спокойно. Наконец-то стало так спокойно
и хорошо.Темнота…
Я погружаюсь во мрак…
Тишина…
Я тону в бездонном колодце, в какой-то вонючей, вязкой, липкой, ледяной жиже. Завязла, погрузилась в эту дрянь с головой. В рот, раскрытый для того, чтобы глотнуть воздуха, проникла окружившая меня дрянь. Захлебнулась ею, забарахталась ещё яростней, чем прежде. И быстрее, чем раньше, стала погружаться вниз…
Часть 3.8
Камилл ходил по краю скалы, у пропасти, столь же безмятежно и увлечённо, как дети в моём мире ходят по поребрику. Испугалась, что окликну — и он потеряет равновесие, сорвётся вниз. Потому бросилась к нему, вцепилась в его руку, дёрнула изо всех сил на себя. И больно приложилась об скалу. Как и хранитель.
— Ты что делаешь?! — сердито проорала ему в лицо.
— Гуляю, — отозвался он не менее сердито, — В моём положении только это развлеченье может ненадолго вырвать меня из плена тоскливых мыслей. А сорвался бы — и ладно. Я уже устал от жизни.
Возмутилась:
— Думаешь, мне приятно смотреть, как ты падаешь?
— А тебя волнует жизнь такого никчёмного человека как я?
Мы сели, сверля друг друга взглядами.
— Что там у тебя опять случилось? — угрюмо осведомился мужчина, — Кажется ты и сама между жизнью и смертью.
— Да вот, полезла между двумя большими ударами Тьмой.
Он проворчал:
— А на вид — не дурочка.
— Сам-то что делаешь?!
— Что я делаю? — потерянный взгляд, — Меня в этом мире ничего не держит: с Эррией быть не могу, к тебе приблизиться даже не рискну.
Удивлённо моргаю:
— Я такая страшная?
Он фыркнул, потом серьёзно объяснил:
— Если подойду к тебе — ты сама от меня сбежишь. Особенно, если объясню, что являюсь тем самым Камиллом, старым, влюблённым в тебя дурнем.
Хмурюсь и недовольно произношу:
— Мне и без того гадостно, а ты пристаёшь со своими бесконечными загадками! Нет, чтоб прямо сказать, что ты из себя представляешь, где мы с тобой уже встречались и о чём именно говорили!
— Боюсь, от моего признания тебе станет ещё хуже, — мужчина отвернулся и слишком серьёзно посмотрел на обрыв.
Придвинулась к нему, сжала его ладонь в своих:
— Ты совсем не страшный, правда! Живи, Камилл! Может, ты встретишь другую Эррию!
— Мне нужна только она. Но её нет — и только ты способна удержать меня в этом мире, — мужчина всё ещё любовался пропастью, — Но я не осмелюсь назвать себя. Если ты позволишь мне тайно следить за тобой, тогда я вернусь и больше никогда по своей воле не приду на последнюю равнину: так у меня на родине зовут грань между жизнью и смертью, — он высвободил свою руку, — Впрочем, теперь моя родина в другом месте.
Жаль его, одинокого и несчастного. Хочется ему подарить хотя бы каплю тепла, чтоб ему не было так холодно!
Красные светящиеся искры появились у меня на ладони, я протянула их ему. Помедлив, хранитель взял подарок…
Красная искра, с трудом сдерживающая наползающий мрак, вспыхнула, засветилась ярче. Свет её заполнил темноту и пустоту, согрел их. Брызнул из моей души, затопляя замершее пространство. И схлестнулся с бушующей вокруг Тьмой…
Глотнула живительный воздух. И ко мне вернулась способность видеть.