Звезда Гаада
Шрифт:
Мне подурнело. Кажется, я упала на что-то мягкое… вонючее…
— Я смотрю, вы подушку себе хорошую нашли?
Дёрнулась, задевая что-то мохнатое локтём. А оно сердито на меня зарычала. И такая морда на меня зыркнула, медвежья.
— Тиишеее, моооя пррееелесть, тииишеее! — запел-замурлыкал Карст.
И, пока я сидела, выпучив глаза на большую морду, а та шумно на меня дышала, будучи почти вплотную ко мне, на спине зверя возник рыжий. Прямо за шею обнял. Погладил за нос, от меня отвлекая. А медведь, как ни странно, злиться да плотоядно смотреть на меня прекратил. И даже… томно зажмурился. Впрочем, нет-нет, да и глаза открывал, бдительно смотря
— Ну, я смотрю, у вас тут любовь взаимная, — осклабился Гаад, сидевший сверху у края ямы над берлогой, — Можно никого и не спасать.
Тут только медведь дёрнулся, морду к главному злыдню мира обратил. Но… вроде тот был главный злыдень, а звери, говорят, агрессию чувствуют и не доверяют злым людям. Собаки так точно. Ну, в моём мире. Мимо них злой не пройти — облают, если на цепи или поводке, а если свободные — за спину подкрадутся, да как гавкнут в ухо, доводя до инфаркта. Но если в миролюбивом состоянии идти — они тебя не видят. Но то собаки. И в моём мире. А тут был медведь. Но на сосредоточие местного зла он как-то вообще не реагировал. Почему? Или медведи… они того? Они на тёмной стороне?!
Хищник повернулся уже ко мне, зарычал.
— Тииишеее, хааарооошшааая, тииишеее, — запел, вновь наглаживая его, Карст.
— Зря только время потратил, — проворчал Гаад, отходя от края немного и вставая.
— Спасать нас вчера надо было! — проворчала.
И снова на меня мрачно посмотрели: и морда хищная, и главный злыдень.
— Хаарооошие, вы моооии, — рыжий нагладил медведя за ухом, нос ему потёр легко, потом голову поднял, с трудом взгляд Старейшины чёрных хранителей вытерпел, со второй попытки, — Ноо помооочь бы нам нааадооо, — и сказал это ласково-ласково, но на Гаада смотря.
В берлоге стало ещё теснее — Гаад вдруг оказался там, около меня, подхватил меня под мышки, на ноги ставя. Резко так рванул. И миг — и мы уже у новёхонького дома, что свежесрубленной сосной благоухает. Такого, бревенчатого. С резными ставнями, да подоконником. Гаад исчезнул — и я пошатнулась от неожиданности, опору потеряв, да на ногах затёкших. Но устояла. В следующий миг напротив появились Гаад и Карст: первый второго держал за запястье.
— Значит, так, — заявил хозяин нового дома, — Карст — на кухню, а ты… — мрачно сощурился, на меня глядя — идёшь за мной.
Счас мне припомнят дом былой разрушенный!
Но парень так посмотрел на меня, что возражать не осмелилась. Натуральный взгляд мирового зла. Да ещё и чьё имущество было мной развалено.
Уже на веранде заметила, что её расположение, да и размеры дома на старый походят. Да и размер коридора, двери. Разве что мебель наполовину была новая, тоже благоухала свежим деревом. О, вот там кедровым.
— Из-за тебя наши парни весь день провозились, — сердито бросил Гаад.
Я уже испугалась, что меня сейчас потащат в подвал, в пыточную комнату. Приготовилась звать на помощь Карста — последнюю и единственную мою надежду. Нов место этого мы поднялись на второй этаж по деревянной лесенке со ступеньками, чуть шире предыдущей. А, нет, две двери прибавилось и, соответственно, комнат. Да, точно, та сосна напротив маленького окошка в коридоре, сейчас стала ближе. С этой стороны дом стал шире. И запах сосны и кедра дурманил, такой сладкий, душистый и аппетитный.
Гаад сжал пальцы на моём предплечье, сильно. Неприятно было.
— Идешь за мной, — проворчал.
Новая спальня великого и ужасного была в точности как предыдущая, разве что только лавка была чуть потемневшая от времени. А шкаф, комод, стол,
лавка, два стула и кровать пахли свежим деревом. И это они за один день сделали? Да у них тут целая бригада работала! Строители и столяры.— И даже не скажешь спасибо, что тебе дал отойти от работы? — Гаад мрачно прищурился.
Запоздало подумала, что вроде бы это должен был быть повод для благодарности: и что от пыток в наказание милостиво освободили, и от эксплуатации меня на стройке.
Робко затылок погладила, свой, смущённо начала:
— Ну… это…
Вроде я виновата. Нет, точно виновата. Но как извиниться перед главным злыднем мира? Он меня взглядом испепелить может. Но в ногах у него с поклонами валяться как-то не хочется. А просто виноватое что-то сказать, наверное, не покатит? Просто так извиниться, словами, вроде слишком мало?
Гаад немного подождал какой-то реакции — а я смущённо обдумывала, как же ж лучше выразить ту виноватость и благодарность за сохранение моего здоровья — и, не дождавшись, проворчал:
— Дрянь неблагодарная!
И после мне уже извиняться расхотелось. И даже захотелось его чем-то стукнуть.
Мрачный взор на меня. Испепелять сейчас будет?! А это очень больно?..
Гаад вдруг усмехнулся, кратко, мимолётно, будто и не было. И как ни в чём ни бывало растянулся на кровати.
Но в общем-то, он прав. Дрянь я. Дом ему развалила. Он меня за то не убил, но даже извинения толком не сказала. Хотя обидно, когда обзывают, да ещё и так. Но если ему от этого словоизлияния легче будет — пусть обзывается.
Главный злыдень на бок перевернулся, голову рукой подпирая, взглянул на меня мрачно. И пригрозил:
— Не вылечишь — будешь сидеть голодная.
Блин, нашёл как нагадить!
Но… хотя я вчера вдребезги ему дом разнесла, он сейчас при мне спокойно уснул. У него сейчас какая-то магическая защита? Видимо, крутую установил, раз так безмятежно дрыхнет рядом со мной. Но, блин… жрать-то снова хочется!
Спал Старейшина чёрных хранителей до темноты. Соня, блин! А я то стояла у его ног, то садилась, плюя на гордость. И рада бы его вылечить, да не понимала как. Снизу тихо-тихо шуршал и слегка гремел посудой Карст, который там, кажется, еды готовил на целую толпу.
Наконец Гаад проснулся и недовольно поинтересовался:
— Почему все нормальные хранители могут лечить, а ты — нет?!
— Может, я — чокнутый хранитель?
— Шутки шутить вздумала?
Мгновение — и он уже находится около меня, скрестив руки на груди.
— Раз ты такая упрямая — уснёшь без ужина.
Прибить бы его за издевательства. Да понятия не имею, как. Размазать бы его вместе с домом, но не выходит. Наверное, всех моих сил хватает только на то, чтобы защититься, когда на мою жизнь покушаются. Эй, а помощь в создании возможности умереть голодной смертью, это, что ли, не покушение?!
Он недовольно шевельнул пальцами левой руки, как бы отмахиваясь от меня. И я очутилась в другой комнате, со шкафом, большим столом, одним единственным креслом и кроватью. Обессилено упала на постель, даже не сняв обувь. И забылась каким-то суетным кошмарным сном.
С утра всё повторилось: Гаад сам меня разбудил, чашкой ледяной воды окатив, прямо плеснул с размаха в лицо — и потребовал топать в его комнату и его вылечить. Сам бессовестно дрых, пока я стояла около него и пыталась что-то изменить, мокрая, озябшая, голодная. В полдень он проснулся, бросил на меня недовольный взгляд — и пошёл есть. Меня за собою даже не позвал. Всё-таки, он вообще не добрый.