Звезда Тухачевского

Тугаринова опустилась в кресло и, стараясь не встречаться взглядом с нагловато-требовательными глазами Ежова, заговорила:

— В последнее время я неоднократно встречалась с Бегемотом. (Такую кличку Тухачевский получил еще в Пензенской гимназии, и эту же кличку присвоил ему Ежов для разговоров со своими агентами.) Теперь не остается никаких сомнений, что во главе заговора стоит именно он.

— Факты? — нетерпеливо спросил Ежов.

— Мне удалось выяснить, что еще в 1932 году Бегемот передал начальнику штаба рейхсвера генералу Адаму сведения о вооружениях Красной Армии. На банкете в Берлине он выдал Адаму тайну о ста пятидесяти дивизиях, которые в войне против Польши будут развернуты Советским Союзом.

Ежов тут же смекнул, что по данным, имеющимся в его распоряжении, в соответствии с оперативным планом начала тридцатых годов предполагалось в войне против Польши использовать лишь девяносто четыре стрелковые и двенадцать кавалерийских дивизий. Но сто пятьдесят — это звучит, это производит впечатление!

— Немецкому генералу Боккельбергу, который приезжал в Москву в мае 1933 года, Бегемот передал сведения о мощности ряда военных заводов, — продолжала Ласточка. — Боккельберг — начальник вооружений рейхсвера. Это был ответный визит на посещение Бегемотом военных заводов в Германии. Боккельберг и его сопровождающие посетили авиационный и артиллерийский заводы и Тульский оружейный завод. Во время осмотра гости задавали много вопросов, ответы на которые содержали совершенно секретную информацию…

Ежов знал об этой поездке, знал и то, что ответы на вопросы группы Боккельберга содержали в себе заранее разработанную явную «липу», но какое это имело значение для пополнения досье Тухачевского!

— Через Путну Бегемот в 1935 году передал секретные сведения о состоянии авиации ПВО и механизированных войск в Белорусском и Киевском военных округах и о графиках сосредоточения войск на западных границах. Участники группы Бегемота — Якир, Уборевич, Фельдман, Корк, Эйдеман — находились в тайных шпионских связях с германским военным атташе в Москве Кестрингом. Для передачи информации использовались официальные дипломатические приемы.

«Этого достаточно, чтобы предъявить Тухачевскому обвинение в том, что он разработал план поражения Красной Армии и согласовал этот план с представителями германского генерального штаба, — с удовлетворением подумал Ежов. — А до чего же хитер! В прошлом году опубликовал в «Правде» свою статейку «Военные планы нынешней Германии»! Не более чем дымовая завеса! В пух и прах раздраконил фашистов, разоблачил цели ихнего четырехлетнего плана создания мощных вооруженных сил, запугал всех тем, что Германия вот-вот собирается напасть на СССР, заставил выметнуться из своего кресла обычно спокойного и невозмутимого немецкого посла Шуленбурга, помчавшегося немедля в МИД заявлять протест. Протест заявил и новый германский военный атташе полковник Гартман, который сказал начальнику внешних сношений Генштаба РККА Геккеру, что он имеет указание сообщить об отрицательном эффекте, который произвела статья Тухачевского на командование рейхсвера. А Тухачевский за этой дымовой завесой передал все секретные планы тем же самым немцам!»

— Бегемот шпионит и в пользу Польши, — невозмутимо продолжала Ласточка, видя, что ее сообщения производят должный эффект на Ежова, у которого прямо-таки разгораются глаза. — Он находится в связи с польским шпионом Домбалем. Этот тип маскируется под коммуниста и даже как член парламента в двадцатом году выступал за поражение польской армии. По заданию Бегемота Туровский и Саблин передали польской разведке секретные планы Летичевского укрепленного района.

— Да… — Ежов был чрезвычайно доволен. — Скоро мы докопаемся и до того, что Бегемот — не только германский и польский шпион, но и шпион японский.

— Таких данных у меня пока что нет, — деловито отозвалась Ласточка.

— Не беда, я уверен, что вам удастся их добыть. Мы очень ценим вашу работу. Вы — истинный талант в сфере нашей разведки и контрразведки. Партия воздаст вам должное.

— Вы прекрасно знаете, Николай Иванович, — мило улыбнулась польщенная похвалой Зинаида Аркадьевна, — что я работаю не за деньги, не за награды. Это — мое призвание, я выполняю свой долг во имя безопасности моей родины.

— И это мы знаем! — Ежов не мог отвести от Тугариновой своего восхищенного взгляда. — Однако на сегодня довольно о делах. Я хочу, общаясь с такой прелестной женщиной, просто отдохнуть, хоть на короткое время сбросить с себя груз огромной ответственности. И очень надеюсь, что вы можете помочь мне в этом. Какое шампанское вы предпочитаете? У нас есть французское…

— Ни за что! — порывисто воскликнула Тугаринова. — Я — советская патриотка. И потому предпочитаю «Советское шампанское»!

— Прекрасно! — возрадовался Ежов. — Вы патриотка до мозга костей! На таких патриотах держится наша государственная безопасность! Я непременно доложу о вас товарищу Сталину.

— Это моя мечта — увидеть вождя вот так же близко, как я вижу вас. А уж потом можно и умереть.

— А вот этого мы вам не позволим! — Ежов подсел к ней вплотную и нажал кнопку звонка.

Внесли шампанское и виноград.

Уже после первого бокала Ежов вдруг спросил:

— Зинаида Аркадьевна, меня давно мучает один назойливый вопрос. Простите, если я вас этим вопросом обижу, но поймите меня, я сгораю от любопытства.

— Не обидите, меня невозможно обидеть, — хвастливо заявила Тугаринова. — Я готова ответить на любые вопросы.

— Скажите, как вы можете, будучи любовницей Тухачевского, в то же время предавать его?

Зинаида Аркадьевна ничуть не смутилась, ей пришелся по душе этот вопрос.

— Все очень просто. — К удивлению Ежова, она ответила совершенно буднично. — Чем больше я его предаю, тем больше влюбляюсь в него как в мужчину. Вам это непонятно?

— Мне это действительно непонятно. Считайте, что я вас не спрашивал. Главное, что сегодня вы будете любить меня.

И Ежов глазами указал ей на диван. Она безропотно повиновалась.

Он набросился на нее с давно терзавшей его жадностью.

— Вы не хотите раздеться? — спросила Зинаида Аркадьевна.

— Нет! — едва не зарычал он. — Дорога каждая секунда!

19

В отличие от многих военачальников, завоевавших свой авторитет в годы гражданской войны лихими атаками, безудержной, а порой и безрассудной смелостью, но в условиях мирного времени застывших на старых, уже отживших методах боевых действий и неспособных отречься от них и потому продолжавших молиться на эти отжившие методы, как на икону, Тухачевский стремительно воспринимал и старался осуществить на практике все новое, что рождалось в военном искусстве и что объяснялось не прихотью нового поколения военных теоретиков, а было прямым следствием новых явлений в развивающейся экономике государств и развития военного дела на новом этапе жизни, а также нового переплетения межгосударственных отношений как в Европе, так и во всем мире.

И потому, занимаясь практическим решением вопросов обороноспособности страны, Тухачевский со свойственным ему азартом и целеустремленностью работал над научным обоснованием стратегических и тактических проблем применительно не к прошлому, а к настоящему и будущему. Свои научные работы он писал сам, не полагаясь только на помощь референтов и советников, как это делали иные крупные военачальники, которым все статьи и речи сочиняли штатные «спичрайтеры», используя для этого свой основной метод — разбойничью компиляцию из множества доступных им источников, иными словами — плагиат.