Звезда упала

Нету дяди Миши, появился на минутку, как красное солнышко, и больше его не будет, был и пропал, говорить больше не о чем. У дяди Миши семья, жена — тётя Вера.

А то, что Миша рассказывал, будто жизнь у них с Верой вконец разладилась, так это ерунда, это временно… Он ведь сам же говорил, что мечтает о ребёнке, стало быть, как только ребёнок появится, все проблемы исчезнут. Или по крайней мере не будут казаться столь острыми…

Сейчас это вопрос двух-трёх дней. Миша вернётся, расскажет Вере, и она, конечно, сразу примчится за Алёшей…

Снова возникла старая отчаянная мысль. Вместо того чтобы идти в детский сад, надо собрать вещи, рвануть на вокзал и первым же поездом как можно дальше уехать отсюда, уехать туда, где их никогда не найдут. Как-нибудь все устроятся. Главное, что их никто уже больше не потревожит.

Надя дошла до ворот сада, сдала Алёшу этой придурочной, вечно улыбающейся Лидочке. Потом, прикусив губу, смотрела, как та ведет его к тяжёлой детсадовской двери.

Решиться на побег она не могла. И дело не только в Вере, дело теперь ещё и в Мише, невозможно ещё и егообманывать, и от него тоже бежать. Вчерашний вечер показал, насколько они близки, как тесно связаны всем прожитым, пережитым, передуманным.

Во имя убитого Коли, погибшей Наташи она поступит так, как должна, вернёт Вере сына и после этого…

Что после этого,она не знала. Она только понимала, что жизнь после этогокончится, ей не для чего и не для кого будет жить…

Ей не нужны никакие молоденькие, пышущие здоровьем мужчины — ни беззаветно влюбившийся в неё там, в лесу, бесстрашный партизан Рома, ни поедающий теперь её жадным взглядом Кирилл, никто другой. Ей нужен только её любимый мальчик Алёша, и вот такой Миша, может быть, ещё ей нужен…

Однорукий, одноногий, но зато родной, желанный, всё знающий, всё помнящий, всё понимающий…

Но Алёша — чужой сын,а Миша — чужой муж,а её муж убит, и никого больше у неё нет, кроме Веры с её сыном и её мужем…

— А-а-а-а-а! — вдруг отчаянно, не в силах больше сдерживаться, заголосила Надя.

— Что такое, Нина Анатольевна? — сразу подбежала к ней Лариса, наводившая порядок в читальном зале, прежде чем уйти домой.

Но она уже взяла себя в руки.

— Палец прищемила! — жалобно объяснила встревоженной помощнице. — Пустяки, всё в порядке. Просто неожиданно.

Надя стояла на стремянке в глубине книгохранилища, расставляла книги на верхней полке.

Был уже вечер, день пролетел непонятно как. Вчерашнее появление Миши совершенно выбило её из колеи.

— А то вы так закричали!.. Насмерть меня напугали! — засмеялась Лариса. — Ну, я там убралась, так что, пожалуй, пойду, Нина Анатольевна?

— Иди, я сейчас тоже закончу и всё запру. До завтра.

— До свиданья, Нина Анатольевна!

Было слышно, как хлопнула дверь за ушедшей Ларисой.

Надя продолжала машинально работать, погружённая в свои невесёлые мысли.

Опять жалела то Веру, то себя, безнадёжно искала выход. Ей мнились какие-то невозможные картины, как они замечательно живут все вместе, как любят друг друга…

Она горько усмехалась, пожимала плечами. Почему так несуразно сложилась её жизнь?! Ведь она хороша собой, работящая, порядочная, неглупая.

И ещё далеко не старая, в трамвае позавчера вон сказали: девушка, передайте за проезд!

Почему же она обречена на ужасное одиночество и тоску, на это бессмысленное, ждущее её впереди прозябание?

То, что судьба не собирается её баловать, было понятно ещё в детстве, но неужели она не заслужила, не заработала права на самую обыкновенную, нормальнуюжизнь? Ей ведь ничего такого особенно не надо, просто чтобы рядом находились те, кого она любит, вот и всё…

Неожиданно снизу у неё за спиной раздался весёлый голос:

– Вот ты, оказывается, куда забралась!

Надя от неожиданности выронила книгу, и та, распушив страницы, шлёпнулась на пол, обложкой кверху. На обложке был нарисован смеющийся во весь свой уродливый, до ушей, рот человек. Книга так и называлась — «Человек, который смеётся».

Наде же, однако, было совсем не до смеха. Она растерянно смотрела в какое-то чужое, непривычное лицо Миши. По её разумению он уже давно должен быть на пути к Дарьино.

— Господи, как ты меня напугал!.. — проговорила она.

Михаил улыбнулся. Тут же снова стал родным, близким. Надя с давних пор любила эту его обаятельную, с разбегающимися морщинками улыбку, всегда помнила её.

В своей единственной руке он помимо портфеля ухитрялся держать ещё большую, перевязанную бечёвкой коробку.

— Смотри, чего я Алёшке твоему купил!..

Тут же, как был в костюме, уселся на пол, ловко открыл коробку. Внутри её оказался игрушечный ярко-зелёный грузовик. Так же сноровисто завёл его, зажав между колен, потом тронул какой-то рычажок, и грузовичок поехал между полок.

— Настоящий «АМО»! — наблюдая за ним, с гордостью произнёс Михаил. — Точная копия. То есть, вернее, теперь «ЗиC», я всё по старинке.

— Зачем ты это! — ласково укорила его Надя, тоже с неподдельным интересом глядя на удаляющийся зелёный грузовичок. — Небось, уйму денег стоит!..

Михаил оторвался от игрушки, задрал голову, серьёзно посмотрел на неё.

— Надь, я хочу, чтоб ты знала. Колин сын — для меня всё равно что мой сын. Так что давай, чтоб у нас впредь никогда таких разговоров не возникало.

Надя промолчала, не знала, что на это ответить. Её очень тронули его слова. Он так хорошоих произнёс, просто, без всякого пафоса.

Интересно, что бы он сказал, если бы узнал правду?

Она начала спускаться, одновременно рукой придерживая юбку, чтобы ему ничего не было видно. Он понял, деликатно отвернулся.

— Ну хорошо, извини, Миш, — сказала Надя уже на полу. — Не обижайся. Давай положим твой грузовик обратно в коробку. Сам ему и подаришь. Сейчас заберём его и пойдём ужинать.