Звездная река

Здесь находился один из источников. «Интересно, – подумал он, – почему это меня так удивило? Ведь мародеры не могли унести горячие источники». Наверное, он думал, что они могли забиться землей.

Там стоял запах лекарств, серы и чего-то еще. Он подошел, опустился на колени и окунул руку в воду. Она была очень горячей. Он понюхал пальцы. Да, сера. Две разбитых мраморных скамьи стояли у стены комнаты. Когда-то их было, наверное, много. На дальнем краю он увидел помост – для музыкантов, как он догадался. Они должны были играть, пока обнаженные мужчины и женщины двора принимали целебные ванны или лежали друг с другом рядом с ними. Это он тоже мог себе представить. Вероятно, музыканты сидели за ширмой.

На стенах он увидел фрески, краски на них потускнели. Освещение было хорошим, так как на окнах здесь тоже не было занавесок. Он подошел и посмотрел. Мужчины верхом на конях, играющие в поло. Одним из них был император, это было видно по его одежде. На другой фреске изобразили одного коня с конюхом. Если этот человек не был карликом, то жеребец был таким большим, что рядом с ним степной конь Дайяня показался бы детским пони. Он прочел иероглифы рядом с конем: Великий Красный. Это было знаменитое имя. Небесный конь императора Тайцзу с далекого запада.

Жэнь Дайянь присмотрелся получше, потому что теперь он сам имел хорошего коня. Он сомневался, что конь действительно был темно-красным. Рыжим, может быть. Это было великолепное животное, даже спустя столетия оно выглядело живым на стене. Художник нарисовал его очень искусно.

На следующей панели он увидел еще всадников: женщину, за которой следовали еще две, все богато одетые. Первая женщина была прекрасна. С драгоценными камнями в шпильках ее волос, в ушах, на шее. Сама Вэнь Цзянь, должно быть. За спиной у этой женщины возвышались холмы, и Дайянь понял, что это холмы к северу от Ма-вая. К северу отсюда.

Он снова посмотрел на бассейн. И ему показалось – во второй раз, – что он слышит музыку. Могло ли это место хранить память о музыке, когда-то звучавшей здесь?

Он вышел наружу, охваченный неожиданной грустью. Спустился к озеру. Оно ярко блестело в лучах солнца, белое и синее, волнующееся под ветром. На нем не было лодок, хотя он видел причалы, где они когда-то стояли. Озеро оказалось больше, чем он ожидал. Он знал, что по его юго-западному берегу проходит дорога, ведущая прямо к имперской дороге. Постоялый двор почтовой станции у этого берега стал свидетелем великой трагедии. Он подумал, стоит ли он еще на прежнем месте, и работает ли, или заброшен, сожжен, уничтожен, как приносящий несчастье, когда восстание во времена Девятой династии наконец закончилось.

Он увидел маленький островок, поросший деревьями, заросший кустарником. Он вспомнил, что читал, будто там тоже стояли беседки из алебастра и розового дерева, где музыканты играли на флейтах, пипах и барабанах, пока лодки с придворными лениво плавали по озеру, взад и вперед, взад и вперед, и свечи плыли по вечерним водам.

Он уловил аромат духов у себя за спиной. Он не должен был его почувствовать. Ветер дул ему в лицо.

Он так никогда и не понял, что заставило его не оборачиваться. Может быть, дело было в этом: ветер дул ему в лицо, но он почувствовал запах. Нечто неестественное. Ему следовало обернуться, ему следовало обнажить меч.

Он сильно вздрогнул. Потом застыл в неподвижности, глядя на воду, но ничего не видя, в ожидании. Волосы у него на затылке встали дыбом. Он услышал на тропинке шаги. Музыка прошлого больше не звучала. Он не знал, что это за аромат, но здесь была женщина.

Он боялся.

Она сказала:

– Я позволила тебе увидеть меня в лесу. Дала тебе возможность вернуться, уехать к людям. Ты вместо этого пришел сюда. Ты сделал выбор. Я люблю, когда мужчина так поступает.

Она говорила тихо, медленно, невероятно соблазнительным голосом. У него пересохло во рту. Желание окатило его приливной волной, гораздо более мощной, чем любой прилив в бурном море. Он не мог говорить.

«Дайцзи, – подумал он. – Женщина-лиса».

Это Цзыцзи боялся всех лисиц, сказок о дайцзи, которые могли превращаться в женщин и губить мужчин.

– Я знаю твое имя, – прошептала она, словно выдохнула.

Ее голос словно ласкал Дайяня. Он проник в него, окутал его, словно уверенные пальцы нашли его мужское естество. И в нем он услышал, был уверен, что услышал, зарождение желания. Его собственного желания.

Он не обернулся. Легенда гласила, что они не могут тебя заставить. Они могут заманить тебя, завлечь. Ты идешь к ним, тебя влечет желание. Как может мужчина ответить на это «нет»? Им ответить? Они бессмертны или почти бессмертны. Они разрушают тебя любовью в облике женщины, бесконечной, губительной, оставляющей после тонкую, пустую оболочку того, кем ты был. И ты возвращаешься в свою деревню, в город, на ферму и обнаруживаешь, что прошло сто лет или еще больше, что все, кого ты знал, умерли, а мир изменился.

Он услышал еще один ее шаг. Она стояла прямо у него за спиной. Он ощущал дыхание на затылке, теплое, как приглашение в летних сумерках. Он дрожал. И упорно с отчаянием смотрел на воду, на остров.

Она прикоснулась к нему. Он закрыл глаза. Одним пальцем провела вниз по его спине. Потом вернула палец на затылок, потом, медленно, опять спустила вниз.

Дайянь заставил себя открыть глаза. Он продолжал стоять лицом на запад, к воде, к заходящему летнему солнцу, но почти ничего не видел. Он испытывал страшное возбуждение, плоть его восстала – способ облегчить вожделение. Он сейчас обернется к ней. Как можно этого не сделать? Он погиб. Он сейчас погибнет.

Ее аромат окружал его. Он не знал, что это за аромат. Он почти чувствовал его вкус, ее вкус. Ее прикосновение возбуждало его так, что меркли все прежние представления о желании. Оно рождало нечто, похожее на безумие, на голод. Они были здесь одни, у вод озера Ма-вай, где так долго властвовали музыка и любовные игры.

Он произнес, с большим трудом подыскивая слова:

– Дайцзи, богиня, у меня есть задачи в этом мире. В… в этом времени.

Она рассмеялась низким, горловым смехом.

Его звук лишил его сил. Ноги ослабели. Он подумал: «Я могу упасть». Она дотронулась до его волос под черной, приколотой шпильками шляпой на голове. Она была здесь, прямо у него за спиной, и он понял, что это ее запах, а не духи. Он повернется, яростно обнимет ее и…

– У каждого мужчины есть задачи, – ответила она. – Я повидала стольких из вас. Возможно, я даже видела тебя раньше. Мне восемьсот пятьдесят лет. Я бывала далеко на юге и на западе. Я была у рек и у гор. Одни мужчины выполняют свой долг, другие бегут от него. Все это не имеет для меня значения.

– Богиня, я не хочу бежать от своего долга.

Он снова ощутил на затылке ее дыхание. Она сказала, словно размышляя:

– Я могла бы позволить тебе вернуться к нему, потом. Я могу это сделать.

Он снова закрыл глаза. Им нельзя доверять, дайцзи. Они не принадлежат к миру людей, только иногда пересекаются с ним, как дороги, встретившиеся в темноте.

– Богиня, я боюсь.

– Я не богиня, глупый человек, – пробормотала она и опять рассмеялась.

– Для меня ты богиня, – с трудом выговорил Дайянь.