Звездная река

– Я знаю, кто вы, командир Жэнь, – ответила она.

Там, где он стоял, внизу, во дворе, было темно, только убывающая луна стояла за его спиной. Он не надел форменную тунику.

– Как? – спросил он. Ее волосы рассыпались по плечам.

На это она ничего не ответила, только стояла и смотрела вниз. Он услышал перезвон музыкальных подвесок на ветвях одного дерева за спиной.

Он сказал:

– Простите меня.

Звон, ветер в листве.

– Мы так кого-нибудь разбудим, – сказала она. – Вы можете подняться сюда.

Похоже, она исчерпала всю свою смелость этими словами. Одно дело – бросать вызов миру, но она только что пригласила мужчину в свою спальню, ночью.

Она уходит с балкона обратно в спальню. Ей всегда оставляют горящей маленькую жаровню, рядом с ней сосуд с вином и свечи. Она зажигает свечу возле жаровни и идет с ней в противоположный конец комнаты, чтобы зажечь лампу на письменном столике, который поставили для нее. Они знают, что она иногда просыпается ночью и пишет.

Руки у нее дрожат, она это видит. Ей трудно даже зажечь лампу от свечки. Сердце стремительно бьется.

Она зажигает вторую лампу рядом с постелью, когда слышит звуки на балконе; он перелезает через перила. Она задувает свечу, кладет ее и поворачивается к нему. Прячет кисти рук в рукава, складывает их перед собой. Они все еще дрожат.

Она видит, что постельное белье смято. Конечно, смято. Она чувствует, как заливаются краской ее щеки. И отходит от постели к письменному столику.

Он останавливается у самого балкона. Ночь у него за спиной, и луна в окне. Он дважды кланяется.

– Простите меня, – повторяет он.

– Я вас пригласила, командир Жэнь, – она думает о том, что было бы легче, если бы ее руки перестали дрожать.

Он наклоняет голову. Он выглядит спокойным, полным самообладания. Таким она его помнит.

– Я могу сообщить вам, госпожа Линь, что ваш уважаемый супруг благополучно пребывает на севере, его охраняют.

– Я не знала, что ему грозила опасность, – отвечает она. Это правда.

– Я опередил новости. За рекой произошли неприятные события. Кто-то убил солдат сяолюй, увел коней. Я приказал своим солдатам увести людей в Шуцюянь, на тот случай, если последуют ответные действия. Я отправил своего лучшего офицера к вашему мужу.

– Того, с которым я знакома? – спрашивает она. – Того, который выпустил в меня стрелу?

Теперь с ее руками все в порядке, ну почти.

Впервые он выглядит смущенным. Она не знает, хорошо ли это. Она не знает, зачем задала ему этот вопрос. Или, точнее, не хочет думать об этом.

– Да, моя госпожа, – отвечает он. – Заместителя командира Цзао.

Она кивает головой.

– Мой муж бывает несговорчивым, когда его пытаются оторвать от работ по сбору коллекции.

Первая, слабая улыбка. Она вспоминает, как он стоял рядом с бронзовыми колоколами и как хорошо он в них разбирается.

– Заместитель командира Цзао иногда тоже бывает несговорчивым, моя госпожа.

Она чувствует, что улыбается, но почему-то не хочет, чтобы он это заметил.

– Значит, в некотором роде это будет сражение?

– Я совершенно уверен, что мы уберегли вашего уважаемого супруга, моя госпожа.

Она снова кивает головой, старается сделать кивок быстрым.

– Я веду себя невежливо по отношению к гостю. У меня есть вино. Вы позволите согреть его для вас?

Он снова выглядит смущенным.

– Моя госпожа, я скакал весь день и всю ночь до этого момента. Мне неловко. Моя одежда, мои сапоги…

С некоторыми вещами можно справиться, если сохранить способность ясно мыслить.

– Не думайте об этом. Вы привезли мне утешительные известия. Я вам признательна. На том столе у стены стоит таз с водой. Я налью вам вина, а потом сяду за свой письменный стол, чтобы вы не смущались. Можете взять тунику моего мужа в сундуке, когда помоетесь.

– Я не смею злоупотреблять вашей любезностью.

Она тихо смеется.

– Если ваши люди спасли ему жизнь, полагаю, вам это можно.

Она отворачивается, не дожидаясь его ответа. Она довольна, что ее пальцы не дрожат, когда она берет вино и ставит его на решетку над жаровней. Потом ставит рядом две чашки, по-прежнему спиной к комнате.

Она слышит его движения, стон, стук снятых сапог. Потом другие звуки, тихий плеск воды. Она думает о том, что он ей рассказал – способ не думать ни о чем другом.

Шань говорит, все еще не поворачиваясь к нему.

– Командир, почему ваши люди вообще оказались у Шуцюяня?

Пауза, она мысленно видит, как он колеблется, склонившись над тазом. Потом осторожно отвечает:

– Обычное патрулирование реки. Нам нужно понять, какая там обстановка.

– Вам? Разве в северных префектурах нет других командиров?

Во второй раз в его голосе звучит смех.

– Вы не только пишете стихи, но и изучаете военные подразделения Катая, госпожа Линь?

– Не слишком детально, – тихо отвечает она.

Вино еще не подогрелось. Она пробует его, опустив туда палец (делать это не рекомендуется). Она подходит к своему письменному столику, отвернувшись в сторону. Садится рядом с лампой. Молчание. Потом, чем бы ни была эта встреча, она станет другой.

Он говорит:

– Прошу прощения. Я сказал неправду. Те неприятности на реке на севере возникли из-за меня. Я пересек границу, переодетый, чтобы увидеть все, что удастся. Цзао Цзыцзи привел других наших солдат на север, потому что беспокоился. Я убил четырех всадников сяолюй. Увел двух коней.

Она резко оборачивается. Она сказала, что не будет этого делать. «Зачем вы это сделали? – хочет спросить она, но еще больше: – Зачем вы мне это рассказываете?»

Но слова застревают у нее в горле. Он склонился над тазом, голый по пояс, спиной к ней. И она видит то, что видит. Подносит ко рту обе ладони.

В Ханьзцине, у нее дома, в ту ночь, когда он отразил стрелу своим щитом в Гэнюэ, они с отцом слышали его слова: «Я рожден в этот мир, чтобы вернуть их».

Теперь она видит верхнюю часть его туловища. Его обнаженную спину. Она пытается представить себе человека, который это сделал. И не может.