Звездные ночи
Шрифт:
— Нет, меня только смерть отвлечь может. Спасибо вам за добрые слова… А вон и огни!
Встречающих было двое. Лейла даже не разглядела их. Филипп Матвеевич ласково похлопал ее по плечу.
— Спасибо, голубка, счастливого пути тебе. Прощай…
Лейла помахала ему рукой.
Ночь пятнадцатая
Один из «братишек» — так девушки называли летчиков соседнего мужского полка — стеснительный, долговязый парень, увидев штурмана Руфу Гашеву, обомлел, А она — ноль внимания. Девушки насторожились.
— Миша…
Кавалер даже к руке девушки не прикоснулся, но Ирина Себрова недовольна своим штурманом:
— Шуры-муры… Нашли время…
Девушки посмеиваются, никто и не думает осуждать Руфу — не за что. А Ирина не унимается:
— Опять твой продавец цветов на горизонте. Что хлопаешь ресницами? С Лейлы пример бери.
Руфа чуть не плачет от обиды. А Лейлу она последнее время побаивается. Та исполняет обязанности командира эскадрильи, строгая стала. Получила сразу два письма от своего Ахмета, на одно только глянула, второе даже не распечатала, разорвала оба на мелкие кусочки и пустила по ветру…
Экипажи делают по три-четыре вылета за ночь, никаких чрезвычайных происшествий. И вот авария: при посадке самолет Ирины срезал крылом молодую березку — девушки не заметили, что ветер переменился. Обеих отправили в санчасть. Когда вернулись, Бершанская объявила свое решение:
— Экипаж разъединить!
Руфа пролепетала:
— Только, пожалуйста, очень вас прошу, не переводите меня в другую эскадрилью…
Такая была шустрая девушка и вдруг сникла. Командир полка понимает ее состояние, и у самой на душе тревожно. В книге полетов у Руфы только хорошие оценки, но в какие руки передать ее теперь? Где уныние, там неуверенность, а к чему это приводит, Бершанская знает. Выручила Лейла:
— Если разрешите, товарищ командир, я возьму Гашеву к себе.
— Не возражаю, — охотно согласилась Бершанская и подумала: «Золотая ты девушка, Лейла, только глянешь, и все поймешь, никаких объяснений не надо».
Руфа покраснела, потупила глаза, чтобы не заметили ее благодарных слез. А она-то считала Лейлу высокомерной, черствой!
Ночь двадцатая
Самолет в огненном кольце. Перед глазами Лейлы мечется сама смерть…
— Пятнадцать градусов влево! — командует Руфа.
Лейла поворачивает самолет, но, видимо, не поверив штурману, наклонилась, глянула вниз, из-за крена Руфа упустила нужный момент. Надо делать новый заход. Лейла соглашается, и злость у Руфы сразу проходит.
Бомбы ложатся точно: машины с горючим, растянувшись цепочкой, взрываясь, горят синим пламенем. Визжа, скрежеща зубами, смерть осталась позади, лишь в израненных крыльях свистит ветер.
Вскоре колеса коснулись земли, мотор заглох… Девушки постепенно пришли в себя, вылезли из кабин. Бесшумно, как тени, появились техники. Руфа шепотом попросила огня у обнявшей ее девушки, достала из кармана папиросы.
— Штурман Гашева! — так строго Лейла к Руфе еще не обращалась. — Что это такое? Кто разрешил? Ты с ума сошла!
Захлебываясь дымом, кашляя, Руфа с трудом выдавила из себя:
— В полете
не курю… Только на земле.— Запрещаю!
— Но это мое личное дело.
Девушка-техник дергает Руфу за рукав — не спорь, мол, с начальством — мягко отбирает у нее папиросу, отходит в сторону.
— Ты знаешь, что говорят мужчины о курящих девушках? — мягко спрашивает Лейла.
— Что? — глаза Руфы полны слез.
— В общем… не любят они этого. Вдруг Миша узнает?
— А я из-за него курить начала.
— Из-за него? Почему?
— Да он же пропал без вести. Два дня прошло…
Руфа убежала.
Лейла села на крыло самолета, сняла шлем. «Вот, оказывается, в чем дело, — размышляла она. — Неужели погиб?.. Но курить Руфа все равно не должна. Надо держать ее под строгим наблюдением. Потом сама спасибо скажет. Пропитается никотином, ни один порядочный парень близко не подойдет, А если дети?.. Ужас!»
Ночь двадцать седьмая
Наши войска отступают. Полгоризонта в огне. Девушки впервые узнали, что немцы называют их ночными ведьмами. Посмеялись — «почетное звание!» Каждую ночь вылезают бомбить мосты, войска, которые движутся по дорогам к линии фронта.
Лейлу назначили дежурной по аэродрому. Руфа заменит заболевшего штурмана в самолете Амосовой.
Подошла Бершанская, спросила:
— Как Руфа?
— Ожила.
Миша совершил вынужденную посадку в тылу у немцев, вчера вернулся в свою часть.
— Пойдем ко мне, потолкуем, — предложила Бершанская.
Штурман и по совместительству адъютант командира полка Хиваз Доспанова, быстрая, миниатюрная казашка, которую девушки почему-то прозвали Перепелочкой, принесла чай.
Евдокия Давыдовна озабоченно глядит на Лейлу, не спешит заводить разговор.
— Очень устаете вы все. — Бершанская побарабанила пальцами по столу. — Спите мало. Поспать вволю — несбыточная мечта. Надо бы немного отдышаться, но… Сама видишь, что творится. На износ работаем. А воевать еще ой-ой сколько… С завтрашнего дня, договорилась с врачом, будем получать специальный шоколад «Кола». Скажи девушкам.
После четвертого вылета самолет Симы Амосовой и Руфы задержался и появился над аэродромом не с той стороны. Лейла подошла и ахнула:
— Решето! Ранены?
— Нет, товарищ командир, мы в полном порядке, — бодро ответила Амосова. Руфа хмурится, отводит глаза. Что-то случилось…
— Докладывайте!
Предчувствие не обмануло Лейлу. Выполнив задание, девушки на обратном пути по настойчивой просьбе Руфы пролетели над аэродромом «братишек». Штурман Гашева сбросила САБ, затем вымпел с письмом Мише. Потом их атаковал «мессер».
— Что за безрассудство! Фашист наверняка, засек аэродром «братишек», — возмутилась Лейла. — Штурман Гашева, я отстраняю тебя от полетов.
Всхлипнув, Руфа убежала в столовую, а Серафима с деланной беззаботностью стала уверять Лейлу, что ничего особенного не произошло.
— Это любовь! Ты понимаешь, Лейла, первая, чистая любовь, — тараторила она. — Конечно, глупость она допустила с этим своим посланием, но ее нельзя судить строго, потому что…
— Замолчи! — резко оборвала ее Лейла. — Вам обеим грозит трибунал, как ты не понимаешь?!