Звездный городовой
Шрифт:
— Знаешь, ты права… — наконец изрек разбойник.
— В том, что ты — падаль и мразь? Для этого не нужно твое признание. Это и так очевидно по совокупности улик.
— В том, что я перегнул палку.
— Твои извинения ничего не изменят.
— Я и не собирался извиняться, — Кир хмыкнул. — Пи…лоты не извиняются. Лишь сказал, что не стоило бить тебя по самому больному.
— Мне плевать. Ты все равно вылетишь из академии… пилот, — Айлин с презрением фыркнула. — И не сомневайся.
— Значит, счастливо оставаться.
— Ага. Надеюсь, больше не увидимся.
— Полностью согласен.
— Вот и отлично.
— Может, заткнешься
— Сам заткнись.
— Я как бы заснуть пытаюсь.
Архейка встала и со всей души вмазала стопой в перегородку — да так, что аж лампы на потолке замигали.
— Спокойной ночи, котик.
— Стерва поехавшая.
— Да тихо вы там! — в отсек вошел сонный городовой из числа тюремной охраны. — Белены объелись, что ли?
Вмешательство третьих лиц поставило точку в разгорающемся споре. Заключенные повернулись друг к другу спинами и замолчали, а скоро оба погрузились в глубокую дрему.
Той ночью им снились очень похожие сны. В них было много шума, крови и огня. На тот момент им обоим едва исполнилось по пять лет, отчего воспоминания казались обрывочными и фрагментарными, как расколотая мозаика или запачканный калейдоскоп.
— У тебя отлично получается, — сказала мама, склонившись над пианино. Ее лицо в обрамлении медных волос отчетливо проступало из тумана, что заволакивал все вокруг. — Великолепный слух. Прямо как у папы.
— В небе корабли, — в комнату вошел высокий статный мужчина с винтовкой в руках. — И это — не Федерация.
— Они приближаются, — отец встал из-за панели управления и вынул из кобуры тяжелый пистолет. — Движок поврежден, прыгнуть мы не сможем. — Он опустился перед испуганным мальцом на колено и тепло улыбнулся. — Но я так просто не сдамся. И ты не сдавайся. Никогда.
— Я боюсь… — хныкнул Кир.
— Не волнуйся. Я рядом. Просто спрячься — и все будет хорошо.
— Лезь в подпол — и сиди тихо, как мышка, — наставлял отец, пока мама заряжала свое ружье.
— Может, убежим? — Айлин утерла слезы со щек. — Или позовем дядю? Он — космонавт, он поможет.
— Наши корабли — не чета пиратским, — мужчина улыбнулся. — Помощь, увы, не успеет. Но про дядю ты правильно вспомнила. Свяжись с ним, как только все закончится.
— Ч-что закончится?
— В подпол, живо. Они уже близко.
— Папа? — Кир прижал к лицу респиратор, с которым затем не расставался всю сознательную жизнь. Сирена сверлами вонзалась в уши, а глаза слезились от гари.
— Мама? — Айлин приподняла люк, осторожно выглянула наружу и закашлялась от заволокшего гостиную дыма.
Дом полыхал, всюду царил страшный беспорядок, а кровь заливала даже потолок. И бурые разводы неровными полосами тянулись к расколотой надвое входной двери.
Пол сплошь устилали тела в прожженных насквозь скафандрах. Кир шел по ним, как по стальному ковру, поскальзываясь, спотыкаясь и тяжело дыша. Раненые пираты в отчаянной агонии пытались схватить малыша за ноги. Больше всего на свете ему хотелось закрыть глаза и больше не открывать, но тогда он не сможет отыскать своего родителя. А ведь он тоже мог нуждаться в помощи.
— Мама! — Айлин выбежала на крыльцо, едва не угодив под обрушившуюся крышу, и приставила ладонь козырьком.
Черный корабль стремительно
поднимался к небесам. И под ним не бушевало ревущее пламя, как под дядиными ракетами. Чуть позже звездолет превратился в черную точку, а затем просто исчез — растворился в небесной лазури, превратив ближайшие облака в закрученные спиралями острые конусы.— Папа!
Отец лежал в дальнем углу — совсем рядом от бортовой аппарели — прижимая ладонь к животу и крепко стиснув пальцы на рукоятке лазера. Кир сел рядом и протянул аптечку — в схроне, где обычно возили всякие запрещенные вещи, имелся внушительный запас еды и лекарств — как раз на такой случай.
— Уже поздно, — мужчина улыбнулся, и с небритого подбородка стекла густая струя. — Не поможет…
— Не умирай, — Кир закрыл лицо ладонями и заплакал. Родившись и выросши в Темном Секторе, он уже в пять лет прекрасно понимал, что такое убийства, смерть и несовместимые с жизнью травмы. — Не бросай меня…
— Я никогда тебе не врал, малыш, — холодеющая ладонь коснулась щеки, оставив на ней багровый отпечаток. — И сейчас не буду. Мои дни сочтены. А о тебе позаботится мама. Но дай мне слово… — он закашлялся и попытался отползти от подступающего пламени, но тело уже почти не слушалось. — Нет, поклянись… поклянись, что никогда не станешь такими же, как они, — воин кивнул на валяющихся тут и там мертвецов. — И никогда не прольешь кровь невинных. Иначе ты — не мой сын.
— Я… клянусь.
— Смотри мне, — ослабшая рука пошевелила грязную шевелюру, прежде чем упасть плетью. — Я буду… следить…
— Подъем, господа арестанты! — лампы в камерах вспыхнули на полную мощность и сработали лучше любого будильника. — Время отвечать за свои проступки и прегрешения.
После легкого завтрака заключенных повели на суд — а точнее, на ковер к самому высокому начальству. В просторном зале за трибунами стояли заседатели: шеф стражи, ректор — строгая женщина в черном костюме и со светлым каре, проректор по воспитательной работе, начальник отдела внутренних расследований и глава комитета по этике.
— Итак, все в сборе, — с тревогой произнесла Амада, пока блондинка молча сверлила новичка пристальным взором инисто-льдистых глаз. — Объявляю заседание открытым. На повестке — два дела о грубейшем нарушении устава и порядка. Начнем с господина Казакова. Скажите, как вы можете обосновать вот этот ваш поступок?
Виктория щелкнула пультом, и на голоэкране за ее спиной вспыхнула запись с нательной камеры Берси, где во всех подробностях запечатлели и вызов Хруда на поединок, и непосредственно сам бой.
— Общество варангов, — начал Кир, — глубоко традиционно, а в основе всех их обычаев лежат сила, отвага и воинская доблесть. Все их нравы, верования и даже семейные отношения построены на этих трех незыблемых постулатах. Трусливый и неудачливый мужчина объявляется изгоем — сиречь, никудом — даже если ему нет равных в росте и мощи.
В то же время даже женщина может стать вождем и королевой, если мастерски владеет оружием, проявляет завидную доблесть и постоянно участвует в военных походах. Из всего этого следует, что истинные варанги презирают слабость и никогда не послушаются тех, кого считают ниже себя по рангу. Как итог, просить, требовать и увещевать — значит проявлять смертельное неуважение к традиционным ценностям этого народа, что прямо запрещено и законами Федерации, и уставом этой академии.