Звездный прыжок
Шрифт:
– Вбей себе в голову одно, - тихо сказал он. - Я не иду ни на какие уступки. Я думаю о Клавдии. Благодари судьбу, что ты женился на представительнице Кохранов, если бы не это, я бы вышвырнул тебя ко всем свиньям собачьим.
Он оттолкнул его с такой яростью, что Стенли запнулся и почти упал на край койки.
– Ну, маленький дешевый гаденыш, - сказал Питер, - ты хочешь вернуть свою должность или нет?
Стенли все еще сидел на краю койки. Он неподвижно глядел на Питера и ответил ему четырьмя непечатными словами.
Затем добавил:
– Я еще увижу тебя вляпавшимся в дерьмо. Ты узнаешь о Трансуранидах и кое о чем еще на этой планете.
Питер резко сказал:
– Я знаю тебя давно, Билл. Ты силен за столом, но больше нигде. Ты возьмешь пай, который я предложу тебе, и будешь ему рад.
Он пошел к выходу. У Комина чесались кулаки, но он последовал за Питером. Стенли яростно прокричал им вслед:
– Ты даешь мне пай в "Трансурановых рудниках Кохранов"! Это смешно, это просто смешно. Я не знаю, какого черта ты раздаешь паи, но ты будешь, ты будешь...
Комин захлопнул дверь. Питер уставился на рулончик микрофильма.
– Именно это старый Джон говорил о любителях, которые действуют непредсказуемо. Но одно я знаю наверняка. Он боится, он смертельно боится
– причем не нас.
Через три дня они вышли на орбиту вокруг Барнарда-2 и стали опускаться.
10
Спал Комин тревожно. Сны были полны голосов, слов и образов: посадка, травянистая равнина со странными стройными золотистыми деревьями. Горы на юге, высокие утесы и скалистые шпили, превращенные ветром и водой в формы наклонные, скрюченные, скособочившиеся. Расколовшие их ущелья.
После посадки был день ожидания, проведенный внутри корабля, пока не закончились бесконечные анализы. Наконец был сделан вывод: атмосфера не заразна. Лицо Стенли было, как мрамор, губы беззвучно шептали: "Ты заплатишь мне, Питер. Ты заплатишь".
Люди выходили наружу, нагруженные оружием и счетчиками Гейгера. Ни радиации, ни другого заражения на равнине не было. Люди могли выйти и дышать Это было безопасно.
Питер пристально посмотрел на горы.
– Это там?
Стенли ответил:
– Я скажу тебе, но ты заплатишь.
– Завтра...
– Если ты заплатишь.
Сны угнетающие, мрачные, наполненные красотой, смешанной со страхом. Красота диких деревьев и расстилающейся равнины, красота звуков и красок - все чужое, новое и странное. Комин повернулся на узкой койке и снова увидел горы и ущелья, какими видел их на закате звезды Барнарда, тяжелого ржаво-красного гиганта на западе. Красный свет лился на планету, обливая бока шпилей кровью. Они были прекрасны как битва, как вооруженные рыцари, бьющиеся над затемненным ущельем. И затем в снах был закат и пришествие ночи. Сумерки и темнота, и спрятанный в них ужас. Ужас, несущийся к кораблю через золотистые деревья, все быстрее и быстрее в беззвучном полете, зовущий, плачущий. "Я Пауль, и мертв, но не могу умереть!"
Комин проснулся с криком. Он дрожал, насквозь мокрый от пса. Каюта была наполнена лунным светом, вливающимся через окно, но она была маленькой и тесной, и он видел слишком много на ее стенах. Она ощущалась, как гроб, и кошмары таились в углах. Он вышел из каюты и пошел по проходу.
Люк был открыт. Возле него сидел человек с высокоэнергетической шоковой винтовкой на коленях.
– Я выйду, - сказал Комин.
Человек с сомнением взглянул на него.
– У меня приказ, - сказал он, - но начальник вышел. Спросите у него.
Комин перешагнул высокий комингс и спустился по лестнице. В небе горели
две медные луны, и третья, огромная и рыже-коричневая, поднималась из-за горизонта. Темноты не было, кроме как под раскидистыми ветвями стройных деревьев. Немного левее, еще видный под подрастающей травой, был выжженный круг на том месте, где садился корабль Баллантайна.Питер Кохран ходил взад-вперед у основания лестницы. Он остановился и сказал:
– Я рад, что вы пришли. Нехорошо быть одному на чужой планете. - Он взял Комина за руку и потянул из света, льющегося из корабельных иллюминаторов. - Посмотрите вон туда, прямо по ущелью. Это только лунный свет?
– Трудно сказать... - Три луны испускали полотнища изумительного света, постоянно меняющегося и очень яркого. Но Комину показалось, что он видит среди утесов, там, куда указывал Питер, смутный белый огонь, не имеющий никакого отношения к лунам.
– Не знаю, - сказал Комин. - Я не уверен.
– Какого черта, - сказал Питер. - Мы здесь ни в чем не уверены.
Он пошел к кораблю. Комин последовал за ним. Откуда-то из темноты позади них послышался тихий поющий зов. Очень ясный и мелодичный, звучавший, как смех. Питер мотнул туда головой.
– Взять, например, это. Что это - птица, животное, что-то вообще не имеющее названия? Кто знает...
– Стенли может знать. Что вы собираетесь делать со Стенли?
– Комин, бывают времена, когда только проклятый дурак не уступит. Он может быть из таких. Не знаю. - Он мрачно покачал головой. - Если бы это касалось только меня и Симона, я послал бы его ко всем чертям. Но я не могу рисковать остальными.
Он глянул на омытую лунным светом равнину.
– Гляжу я на это место, и мне кажется, что тут не может быть никакой опасности. Настоящий райский сад, не правда ли? А затем я вспоминаю Баллантайна, и мне хочется отдать Стенли всю корпорацию Кохранов, чтобы он дал нам только намек, как обезопасить себя от того, что произошло с первой экспедицией.
– Но вы не думаете, что он в действительности может...
– Я не знаю, Комин. Но я знаю, что больше не может никто.
– Значит, вы придете к соглашению с ним?
– Возможно, - сказал Питер с таким выражением, будто это слово давало во рту горький привкус.
Снова прозвучал птицеподобный зов, на этот раз очень тихий, но слышавшийся гораздо ближе. Ярдах в шестидесяти отсюда была группа деревьев. Оба обернулись к ним в надежде увидеть, если возможно, что там за существо, поющее в ночи. Под раскидистыми ветвями было темно, но медный лунный свет заливал открытое пространство. Комин увидел мгновенную вспышку.
Питер сжал его руку.
– Человек! Вы видели, Комин? Человеческие...
Слова застряли в его горле. Внезапно не стало ночи и расстояния, и Комин ясно увидел фигуры цвета слоновой кости, крадущиеся между деревьями. Сон был все еще свеж в его сознании. Он вырвал руку, которую держал Питер, и побежал по равнине, крича: "Пауль! Пауль Роджерс!" Это было словно возвращение кошмара. Длинная трава опутывала ноги, и деревья казались очень далеко, и лица людей между ними были неясными. Люди, четыре человека, экипаж Баллантайна. Нет, их было больше, чем четверо. Роща была полна стройных белых фигур, нагих, и некоторые из них были вовсе не мужчинами. Даже на таком расстоянии он увидел, что там были женщины с разметавшимися на бегу длинными волосами. Они убегали. Их напугали его крики, и роща наполнилась мелодичными голосами, какими-то разговорами, но очень простыми, как щебет птиц.