Звездный вирис (сборник)

Самым умным из троих был Рит. Лучше всего я ладил с ним. Таких, как он, я называю здравомыслящими парнями.

Все они были тверды, воспитаны в трущобах и бывали жестоки. Но они умели делать свое дело. Тем более что, пройдя школу у Бекмата, они обучились его особым формам руководства и способам организации. Одним словом, ребята толковые, они многое умели. В любой переделке я предпочел бы оказаться именно с ними. Если в этом беспощадном мире есть трещина, куда можно заползти, то эти ребята обязательно воспользуются такой возможностью. Только все дело в том, что я сомневался, есть ли трещина.

Бек же был самым толковым из всех, толковее вообще любого. Из простых людей никто не мог обойти его в ловкости. Думаю, никто из нас не винил его за то, что в своем падении он увлек за собой и нас. У великих людей великие ошибки.

Я проглотил остатки протеина.

— Ладно, — услышал я слова Бека, обращенные к алхимику, — будем ехать, пока не наткнемся на реку.

В этот момент он явно что-то заметил через окно, так как резко свернул и замедлил ход.

Я посмотрел, и пульс мой участился. Девушка, и она шла одна. Увидев нас, она побежала. Бек поехал рядом с ней, а мы стали кричать и дразнить ее. Я слышал, как тяжело она дышит, пытаясь убежать.

— Это кочевница! — сказал Бек с азартом.

— Эй ты, крошка, — крикнул Грейл, открыв окно. — Давай, не ломайся.

— Затаскивай ее, ребята. — Бек остановил шлюп.

Пара парней выскочила и схватила ее. Они затащили ее в шлюп и прижали к внутренней обшивке корпуса.

Девушка глядела на нас гневно, непокорно. Надето на нее было немного, только драный халат, который оставлял неприкрытыми ногу и одну грудь. Когда девушка двигалась, то видно было еще больше. У девушек из кочевых племен нет чувства стыда, как я слышал.

— Да она хорошенькая, — сказал Бек, пожирая ее глазами. — Теперь слушай, крошка. Раз ты тут одна, да еще и пешком, значит, твое племя неподалеку. Может быть, за тем холмом, так?

Девушка ничего не ответила.

— Дай я отведу ее в корму, — предложил я. — Я выдолблю из нее ответ.

Бек усмехнулся, немного нахмурясь.

— Этим кочевницу не испугать. Всему свой срок, Клейн, для этого еще будет много времени.

Девушка заговорила.

— Да, за холмом. Прямо там.

— Ну, если ты мне соврала… — Бек вытер губы, задумчиво глядя на невысокий холм на горизонте. — Значит, так, милая, сейчас мы отправляемся за холм, и ты мне покажешь, какие фургоны с протеином. Поняла? Тебе ничего не сделают. Если мы захватим один фургон, — пояснил он, — еда у нас никогда не кончится.

Двигатели завыли, мы въехали на холм и остановились на вершине. Девушка указала рукой и хихикнула.

— Вон там!

Стойбище кочевников действительно находилось внизу. Но мы надолго не задержались. Стойбище было слишком велико. Среди пыли стояли огромные фургоны и тягачи. И кочевники заметили нас сразу, как только мы показались на холме. Раздался хлопок, и в нашу сторону со свистом полетел минометный снаряд.

Бек налег на руль, и мы с ревом бешено помчались вниз с холма. Я потряс девушку за плечо.

— Красавица, шутя так, ты очень рискуешь!

— Ладно, — грустно сказал Бекмат, — от большого кочевого племени с протеиновыми цистернами другого ждать и не приходится. Разбой нам не подходит. Ладно, продолжим. У нас еще есть План А.

Тогда я впервые услышал о Плане А, но в тот момент думал не только об угрозе голодной смерти. Я оттащил девушку в заднюю часть водительской кабины.

— Как тебя зовут, теплый животик? — спросил я, ощупывая ее плечи.

— Гельбор.

— Ладно, Гельбор, своего племени ты больше не увидишь.

Она была напугана и подавлена, но старалась этого не показывать.

— Ну и что? — сказала она дерзко. Она пригнулась ко мне и нежно прижалась.

— Может быть, мы умрем с голоду. Тогда и ты умрешь. — Сейчас я ласкал ее прикрытую грудь. Возможно, это происходило от необычности ситуации, но у меня начала кружиться голова, как никогда не кружилась ни от одной женщины.

Бекмат обратился ко мне через плечо.

— Не мечтай, Клейн. У нас не хватит на эту женщину продовольствия.

Мы уже далеко отъехали от стойбища кочевников. Гельбор уныло глядела через окно на бесцветную равнину и удаляющиеся холмы.

— Племя скоро снимается с места. Если вы меня ссадите, я уже не успею назад!

— Много хочешь. Мы на ходу тебя вышвырнем. Когда грохнешься об землю на скорости в семьдесят миль в час, то, я думаю, шансов выжить немного.

Гельбор обмякла в моих руках, услышав этот смертный приговор. Голова ее повисла.

— Черт, какая тут разница? — возразил я. — Если умрем, так умрем. То, что она останется с нами, многого не изменит. Жалко уже выбрасывать, раз она тут.

Бек помолчал немного. Наконец вздохнул и пожал плечами.

— Твоя взяла. Не волнуйся, девочка. Во всяком случае, пока.

Я провел ее в корму мимо моторных отсеков, мимо ящиков с боеприпасами в трюм с продовольствием.

— Это я для тебя все уладил, — тихо сказал я. Что она пробормотала, я не разобрал.

Я ее раздел, и это было действительно здорово, когда наши бедра стали тереться. Когда все было закончено, я поймал себя на том, что пристально смотрю ей в лицо. Я только теперь посмотрел на Гельбор, как на человека.

Бекмату, казалось, сон был не нужен. Он настаивал на том, чтобы вести шлюп самому и почти не выходил из-за руля ни днем, ни ночью. Он давал на время руль мне, Риту или Грейлу, но через четыре или пять часов снова брался за управление и иногда вел без перерыва по двадцать часов.

Мне было интересно, что будет делать Тон, когда у него закончится дурь. Запас находился у него в коробке, с которой он не сводил глаз, но навечно ведь его не хватит. Тон то и дело исчезал в корме, чтобы уколоться. Мы не обращали внимания, только Грейл иногда издевался над Тоном.

Вскоре молчание Бека всем надоело. Нам хотелось ответов. Мы молчали до сих пор, вероятно, из-за того, что втайне боялись, что ответов нет, что у Бека нет никаких мыслей.

Но жизнь в шлюпе была монотонна, и мы начали ссориться. Беку все чаще приходилось нас разнимать. В конце концов Рит заявил:

— Слышишь, босс, мы хотим знать, куда направляемся.

— Проголодался, что ли? — Бек сделал вид, что немного удивлен.

— Еще бы нам не проголодаться, — стал жаловаться Хассманн. — От того, что мы едим, и собака сдохнет.