Звездочка моя!

Я посмотрела на нее с удивлением:

— У нас даже видеоплеера нет, мам!

— Ничто не мешает нам его у кого-нибудь взять, правда? — ответила она. — Я хочу запомнить твое выступление все, до секундочки.

Лично мне для этого никакой диск не нужен. Я запомнила каждый миг своего выступления до конца дней. Весь вечер в голове крутится моя песня, и даже после того, как мама легла, я все проигрываю ее в памяти. Как же здорово, что я победила. Удивительно, что все учителя поставили мне по десятке, даже мистер Джунипер, который никогда и никому не ставит высший балл. Как здорово, что я обошла Ангелину и что Джек обнял меня на сцене. Как замечательно, что мистер Робертс сказал, прощаясь с нами, что он по-настоящему мной гордится. Но самый лучший момент моего выступления — я на сцене, мой голос парит, ловя на лету каждую ноту.

Я в постели, но сон не идет, я снова и снова возвращаюсь в памяти к этим минутам. В конце концов я заснула и, вздрогнув, открыла глаза уже при свете дня. Надо мной склонилась мама с завтраком на подносе.

— Привет, соня! Я решила, что тебя пора будить. Уже двенадцатый час!

— Ого! А ты, наверное, уже давным-давно встала, — сонно ответила я.

— Да, наводила тут порядок. Ты же меня знаешь, я не умею валяться допоздна даже в выходной. Я тут подумала, Доля: а что, если мы отпразднуем твою победу? Поедем в Манчестер, погуляем по магазинам, может, на колесе обозрения покатаемся? Или смотаемся на побережье? Такая чудная погода.

— Уже поздно, наверное.

— Ничего, у нас впереди целый день, устроим себе праздник, моя маленькая звезда сцены, — сказала мама, в шутку цепляя золотую звезду мне на пижаму.

Я с гордостью рассматриваю свою звезду, касаюсь пальцем каждого золотого лучика и размышляю, куда мне хочется больше — к морю или по магазинам. Но у нас, кажется, были вчера совсем другие планы, разве нет? Я задумалась — и вспомнила:

— Мама, мы же собирались к врачу!

— Что? — мама сделала вид, что ничего не поняла. — Ой, Доля, я не хочу портить такой чудный субботний денек и тащиться к врачу. Я здоровая как бык, так что нет никакого смысла.

— Мам, ты обещала!

— Ну хорошо, сходим. Я запишусь на прием на следующую неделю, идет?

— Нет, мы пойдем на прием сегодня!

— Глупенькая, без записи нельзя.

— Надо было позвонить раньше и записаться! Надо было мне раньше встать и заставить тебя это сделать. Как я могла забыть!

Я пару раз откусила тост, отхлебнула чаю и вскочила с кровати.

— Ты куда? Ты еще не позавтракала!

— Умываться, одеваться. А потом я за шкирку потащу тебя в клинику. Вдруг там у врача как раз окошко.

— Доля, ну хватит. Говорю ж тебе, что схожу на следующей неделе. Зачем портить этот чудный день и тащиться в медцентр, тем более что я на сто процентов уверена, что меня не примут.

Наверное, мама права, но я не собираюсь сдаваться. Я глянула на значок в ужасе: я настолько была поглощена победой, что забыла о здоровье мамы! Я же вижу, что мама больна. Она не просто похудела и не просто постоянно беспокоится. Что-то внутри сжигает ее заживо.

— Едем!

— Я не хочу в клинику, сегодня точно.

— Поедешь, даже если мне придется тащить тебя туда за шиворот, — не сдаюсь я.

Я обняла ее и внезапно приподняла. Она так высохла, что весит не больше шестилетнего ребенка.

— А ну, поставь меня на пол, сумасшедшая! — закричала мама, вырываясь. — Черт, больно!

Я глянула вниз: мой значок поцарапал ей грудь. Крошечная царапина, но на белой маминой коже эта ярко-алая ранка выглядит страшно.

— Прости, — сказала я и аккуратно опустила ее вниз.

— Все хорошо, я в полном порядке.

— Нет, не в полном, и ты сама это знаешь. Ты просто боишься идти в клинику и записываться к врачу.

— Неудивительно, правда? — подхватила мама. — Предположим, я действительно больна, серьезно больна. И что тогда? А если врачи ничего не смогут сделать?

Она едва не плакала, и я ее обняла.

— Не бойся, эту болезнь можно вылечить. Врачи тебя мигом поставят на ноги, надо только подобрать правильное лекарство, — затрещала я.

Я ее утешаю, а сама очень сильно боюсь. А если и правда маму вылечить нельзя? А если это рак? И мама умирает? Как жить без мамы?

Я быстро умылась и оделась, и мы пошли в клинику. Мы шли самой короткой дорогой, напрямик через район. Мне было плевать на этих мальчишек из банды. У меня, может быть, неприятности почище.

При слове «клиника» представляется сияющее здание, внутри туда-сюда носятся медсестры в белой форме, а у кабинетов в ожидании очереди тихо сидят пациенты. Но наша клиника — уродливое панельное зданьице, и все его стены в граффити. Внутри вавилонское столпотворение: носятся дети, кричат взрослые, одна из медсестер у стойки регистрации вот-вот расплачется.

— Пойдем домой, — сказала мама. — Мне уже дурно. И голова кружится.

— Вот-вот. Именно поэтому мы сюда и пришли, — ответила я и, не отпуская ее руку, потащила маму в регистратуру.

— Может ли мою маму сейчас принять врач?

— Что? Нет, в клинике слишком много пациентов, и все очереди расписаны. Пусть ваша мама придет в понедельник, — пренебрежительно ответила медсестра.

— Отлично, я приду в понедельник, — сказала мама. На лбу у нее выступили капли пота. — Пойдем, Доля. Здесь так жарко. Мне нужно на воздух. Все в порядке. Я приду в понедельник, как мне и сказали.

Но я-то знаю, что она больше не придет — слишком боится. С понедельника ей на работу, и я больше не смогу ее заставить.

— Простите, но нам срочно, — говорю я.

— Очередь со срочными случаями тоже расписана. Пусть ваша мама придет в понедельник, — ответила медсестра, теряя терпение.

— Доля, мне страшно жарко, — прошептала мама, задыхаясь, и вдруг упала прямо возле меня.

— Мама, мама!

Я опустилась к ней, обняла и положила голову себе на колени:

— Мама, пожалуйста, приди в себя. Пожалуйста, не умирай!

Мама медленно открыла большие глаза.

— Что случилось? — прошептала она.

Медсестра бросилась к врачу, все пациенты затихли, и только один малыш по-прежнему громко плачет.

— Ты упала в обморок, мам.

Доктор — худенький азиат с мягким выражением лица. Он сел возле мамы, проверил пульс.

— Осмотрите мою маму, скажите, что с ней не так? — умоляюще спросила я.

— Конечно, прямо сейчас пойдем на осмотр. Вы сможете подняться? — спросил он маму и помог ей подняться.