Звездолет

– Эй, прости за вчерашнее. Мне не стоило молоть языком. На самом деле я так не думаю, это все кристаллайн виноват. 

Верилось с трудом. Прошлой ночью Кейн казался вполне трезвым. 

– Дорану и так досталось, – продолжил он. – Меньше всего ему нужны еще и мои наезды. – Затем понурил голову и спросил: – Ты передала ему мои слова? 

– Пока нет. 

– Тогда, может, пусть это останется между нами? Мне нравится Доран, он отличный парень, и я не хочу, чтобы остаток пути нам было неловко. 

Солара потерла ткань платья между пальцами, не в силах решить, как поступить. Кейн казался искренним, но в первую очередь она была предана Дорану и чувствовала, что он должен знать. 

– Я подумаю, – сказала Солара и тут же сменила тему: – Поспешим. Ренни хочет выйти поскорее. 

– Конечно. – Кейн легкомысленно ухмыльнулся, будто ничего не произошло. – Но тебе не нужны голографические мазюкалки, чтобы стать хорошенькой. 

– Разумеется, не нужны, – согласилась Кассия и выхватила у него из рук лакомство. Откусив кусок, она вернула батончик Кейну и указала на лицо Солары: – Ну, разве что синяки скрыть. 

– И родимое пятно, – добавил он. – Оно прелестно, но легко узнаваемо. 

Солара еще не до конца его простила, но улыбку сдержать не смогла: 

– Ты считаешь мое родимое пятно прелестным? 

Озорная ухмылка Кейна стала еще шире, а голос – низким и глубоким. 

– Я считаю, что каждая частичка тебя прелестна. 

В ответ Кассия поднялась по лестнице на второй ярус и треснула своего сожителя по голове. А когда тот разинул рот, чтобы возмутиться, ткнула в него пальцем и прошипела: 

– Она мне нравится. Оставь ее в покое. 

Потирая черепушку, Кейн отодвинулся на дальний край матраца, хотя это не спасло его от яростного взгляда Кассии, столь интенсивного, что бедолага чудом не обзавелся подпалинами на бровях. 

– Я просто проявил дружелюбие. Что в этом такого? 

– Мы оба знаем, что ты проявил, – отчеканила Кассия. – А теперь спускайся и помоги мне. 

Перепалка в сотый раз заставила Солару задуматься, насколько эти двое на самом деле близки. Несмотря на острые взгляды и резкие слова, они сосуществовали на «Банши» точно спутники на орбите, разделяя все, от еды до шуток, с легкостью, присущей родственникам. Но если они и правда брат и сестра, то почему так различается язык их тел? Бесстыдные подмигивания и кокетливые улыбки Кейна указывали скорее на того, кто регулярно соблазняет ради ужина, а вовсе не на наследника с трастовым фондом. 

Отвлекшись от грызни, парочка наконец решила, что Кейн займется прической, а Кассия сделает макияж. Затем они пихнули Солару на табурет перед нижним ярусом и приступили: Кейн, стоя сзади, расчесывал ей волосы, а вторпом, скрестив ноги, восседала на матраце и копалась в коробке с косметикой. 

Со своего места Солара заметила снимки, приклеенные к стене возле койки Кассии. На одном из них красовался Кейн, игриво обхвативший ее за шею, пока они чокались стаканами с каким-то красным соком. Наверное, вино из адских ягод. На остальных фото были лишь пейзажи – сочные, поросшие лавандой холмы и бескрайнее озеро цвета индиго, в водной глади которого отражались луны-близнецы. Солара прежде не видела столь потрясающих красот и поняла, что хмурится, когда Кассия, наклонившись, загородила обзор и принялась пудрить ее щеки. 

– Где сделаны эти снимки? Они прекрасны. 

Кассия выронила пуховку и, встретившись глазами с Кейном, печально поникла. 

– Просто место, где я когда-то жила. 

Он в ответ скользнул большим пальцем по ее запястью, да так быстро, что моргни Солара – и все бы пропустила. Но она увидела. Увидела это мгновение интимной близости. 

«Явно не брат и сестра». 

Больше никто ничего не сказал, и она тоже молчала. Но никак не могла избавиться от ползущего по спине беспокойства. Они с Дораном полностью доверились экипажу «Банши», и все же Солара так и не узнала, как они все собрались вместе. 

Когда ребята вернулись, Доран как раз боролся с волной головокружения. Пришлось прищуриться, чтобы сфокусировать взгляд на Соларе. Он представлял, как она может выглядеть в платье, но ничто не подготовило его к полной трансформации, из-за которой Солара будто стала чужой – разумеется, поразительно красивой, но настолько непривычной, что брови Дорана сошлись на переносице. 

Первым делом он заметил ее глаза, воззрившиеся на него из-под длинных радужных ресниц. На веках виднелись крылья бабочки, окрашенные в осенние тона и покрытые голографическим глянцем, отчего они будто порхали всякий раз, как Солара моргала. В сочетании с ореолом серебряных лент, вплетенных в косы, эффект получился завораживающим. Но эти глаза никак не стыковались с теми, в которые Доран привык каждый вечер смотреть через обеденный стол во время игры в «или-или». 

Он позволил взгляду скользнуть ниже, к бальному платью, сиявшему словно полное звезд ночное небо. Модель без бретелек облегала каждый изгиб как вторая кожа, подчеркивая обнаженные плечи и руки и каким-то чудом, наплевав на гравитацию, поднимая грудь едва не до подбородка. 

Доран чуть не проглотил язык, пока старался не пялиться и боролся с эгоистичным желанием завернуть Солару в одеяло, чтобы и никто другой не смотрел. Он опустил глаза ниже, до самых кончиков пальцев, которые попеременно вспыхивали розовым и фиолетовым анимированным лаком. Ногти были отполированы, татуировки – скрыты. Доран легко мог представить эту блестящую и гламурную Солару на обложке модного журнала. 

И не знал, нравится ему это или нет. 

Противоречивые порывы окунули его в винегрет из сложных и непонятных эмоций. Хотелось продолжать глазеть на Солару, сказать, что она восхитительна, и в то же время попросить ее смыть макияж и надеть обычную одежду, стереть этот кричащий лак и вернуть красоту чистых сияющих ноготков. 

Доран хотел, чтобы она вновь стала Соларой, которую он знал… его Соларой. 

Кассия толкнула Кейна плечом: 

– Смотри. Аж дара речи лишился. 

– Мы постарались на славу, – согласился тот, любуясь своим творением. 

Солара взглянула на Дорана, и он наконец обрел голос: 

– Ух ты. Не знаю, что сказать. – Но она заслуживала куда большего, так что он добавил: – Пять тысяч кредитов малая цена за такое. Ты сногсшибательна. 

Ее ответная улыбка согрела его сердце. 

– И ты прощен, – заявила Солара и прежде, чем Доран успел спросить, что такого он натворил, развернулась и ушла. 

Он крикнул вслед, чтобы она была осторожна, но вряд ли Солара услышала. 

А позже, лежа в темноте без сна в компании только своей боли, Доран наконец осознал, что после Обсидиана они с Соларой разбегутся. Она собиралась лететь дальше, в Пограничье, а он – выполнить поручение отца, вернуться домой и очистить свое имя. И их пути, возможно, никогда не пересекутся вновь. 

Доран не знал, что чувствует по этому поводу. 

Хотя нет, знал. 

Но прежде, чем сумел осмыслить ноющую боль в груди, голова закружилась, а тело охватил жуткий озноб, от которого костный мозг едва не вытряхивало из костей. Доран забился под одеяло, пока внутренности его пульсировали, точно загноившийся зуб. Оставалось надеяться, что вскоре Солара вернется с лекарством. Иначе их расставание случится гораздо раньше, чем он планировал.