Звезды над озером

— Хочу пристрелить немца. Он живой, еще шевелится.

— Он нам сейчас не опасен, и мы не добиваем раненых.

— А чего его жалеть? В плен не возьмешь — только возиться с ним, лечить да кормить. Пристрелю его, и дело с концом.

— Тебе лишь бы пристрелить! Он может нам пригодиться. Зачем убивать без нужды?

— Да ведь он фашист. Он мразь, тварь поганая!

Льдину между тем прибило к корпусу корабля. Немец поднял голову и протянул вверх руку, как бы умоляя о помощи.

— Поднять раненого на борт! — скомандовал Алексей.

Приказ его был немедленно выполнен. Пленного положили на палубу. У него были прострелены обе ноги, он стонал и что-то пытался сказать, но его никто не понимал. Это был белесый, худой юноша, на вид не старше восемнадцати лет. Алексей, в ожидании санитара, присел на глубинную бомбу, с любопытством разглядывая немца.

— Вот такие молодые недоумки и сотворили Гитлера, — недовольным тоном сказал Смуров. — Им только подбрось какой-нибудь лозунг, например, о превосходстве их нации над другими народами, и они с восторгом последуют за негодяем, рвущимся к власти. Таких-то юнцов легче всего одурачить: им надо как-то самоутверждаться — не выходит по одному, так хотя бы скопом. Леш, давай пустим его в расход, на кой ляд он тебе сдался?

— Отвезем его в штаб, сдадим в разведотдел. Он наверняка сможет сообщить полезные сведения. Потом пусть сами решают, что с ним делать. С одной стороны, ты, может быть, и прав, с другой — вполне возможно, что мальчишку просто призвали в армию. Да, они враги, меня самого от них с души воротит, только как-то не верится, что все немцы — убежденные фашисты. Воробьев! Скажи нашим, пусть поторапливаются, здесь санитар нужен.

Спасенный тендер отбуксировали в Кобону, где раненых ожидало спасательное судно; на нем всегда дежурил отряд врачей и санитаров. Помимо раненых, в медицинской помощи нуждалась часть эвакуируемых: сказалось переохлаждение в железном трюме судна и качка.

Среди медиков Алексей неожиданно увидел Ариадну.

— Какой приятный сюрприз, — сказал он, прижимаясь к ее морозной круглой щеке. — Вот бы каждый раз так сходить на берег.

— О нет, лучше возвращайся без раненых. Здравствуйте, Кирилл.

— Здравствуйте, прекрасная Ариадна, — откликнулся тот. — Надеюсь, у вас все в порядке. Помните о нашем уговоре: в случае малейшей неприятности обращайтесь ко мне.

— Как ты оказалась с эвакоотрядом? — спросил Алексей.

— Сегодня я на вахте. Время от времени мне тоже приходится плавать. У меня сердце остановилось, когда поступил запрос с твоего катера. Выяснила все и еле отдышалась. — Она стиснула его руку со страстью, которую, в отличие от мыслей, никогда не скрывала.

Они еще успели перекинуться несколькими фразами, пока пострадавших переносили на санитарный катер. Алексей, ухватив возлюбленную за цигейковый воротник полушубка, что-то нежно шептал ей в самые губы, она без улыбки оглядывала его лицо жадно и быстро, бросала из-за его плеча беглые ободряющие взгляды Смурову, словно извинялась за то, что они с Алешей заняты только друг другом. Внезапно глаза ее широко раскрылись и застыли на чем-то, что было за спиной у Смурова. Он обернулся со стремительностью хищника, учуявшего добычу. С тендера спускали носилки, на которых лежал человек лет тридцати пяти, одетый в серое габардиновое пальто и меховую шапку, со значительным и, несмотря на худобу, породистым лицом. От Алексея тоже не укрылась странная перемена в поведении Ариадны.

— Что ты там увидела? — весело спросил он, поворачивая голову в направлении ее взгляда.

— Ничего. — Она мягко, но настойчиво заставила его снова повернуться к себе. — Я подумала, что через минуту мы расстанемся, и у меня заболело вот тут. — Она приложила руку к груди.

— А это уже никуда не годится, — с шутливой строгостью заметил Алексей. — Сердечко у вас пошаливает, доктор. Придется вас обследовать самым тщательным образом и, желательно, не позднее завтрашнего дня. А сейчас мне надо обратно в дозор.

— Береги себя, командир мой солнечный. Если бы ты знал, как я мучаюсь, как беспокоюсь, когда ты в море. Это вечная, изнуряющая пытка… — Глаза ее влажно блеснули, она прижалась к нему на миг и поспешила на катер.

Глава 8

Назавтра Алексею не пришлось сойти на берег: теперь сами высаживали армейскую диверсионную группу у Пограничных Кондушей. Раз за разом корабль возвращался к месту высадки. Ждали условленной морзянки фонариком с берега. Никого. Финны завозились было, пальнули, судя по высоким всплескам, из большого калибра, то недолет, то перелет; сразу же получили по шапке — нарвались на ответный огонь. Разведчиков приняли на борт только через два дня под утро. Все хорошо обошлось на этот раз. Вернулись на базу и застали на рейде «Сатурн».

Вазгена Алексей нашел в здании гидрографической службы. Ноябрь подходил к концу, озеро замерзало, и гидрографы, как и в прошлом году, были заняты предварительной разбивкой ледовой трассы.

Вазген выглядел уставшим и раздраженным: совершенно невозможно работать, жаловался он, лед не устанавливается, частые подвижки, то шторма, то оттепели. Гидрографы с ног сбились, а результатов — ноль.

— Настю не видел две недели, не знаю даже, что с ней. К тому же старые раны ноют из-за сумасшедшей погоды. А ты как? Когда будешь делать Ариадне предложение?

— Сделал уже — в тот день, когда мы были в госпитале, но попал в мертвый штиль. Выяснилось, что она не разведена. О муже сведений не имеет, он остался в Ленинграде, в отвоеванной у ее семьи квартире. Ее передернуло, когда я посоветовал выяснить, жив он или нет. Вот такая, брат, история. Э-э, да ты совсем скис. Поступим так: сейчас заскочим к Ариадне, доложусь, потом домчу тебя до Осиновца, повидаемся с Настей, и обратно. Идет?

— Идет, — благодарно улыбнулся Вазген.

— Тогда самый полный вперед!

— Стоп моторы! — вдруг услышали они звонкий голос, и Настя повисла на шее у мужа.

— Настюха, цветочек мой белоснежный, как ты здесь оказалась?! — целуя ее, радостно спросил Вазген.

— Меня подбросили на связном катере. Я до того истосковалась, что не могла усидеть на месте. Ты не сердишься за то, что я приехала?

— Надо бы рассердиться, но от счастья прикоснуться к тебе ничего не могу с собой поделать. — Вазген имел вид человека, обретшего утраченное сокровище.

— Здравствуй, Алеша. — Настя трижды по русскому обычаю поцеловала Алексея в обе щеки. — Как я рада видеть вас обоих здоровыми и невредимыми. Красавцы мои родные. Душа радуется, на вас глядючи. Алеша, как дела на сердечном фронте?

— Полное и стойкое перемирие. Настенька, я хочу поближе познакомить тебя с Ариадной. До сих пор ты знала только доктора Лежнёву. Идемте прямо сейчас. Она меня тоже заждалась.

В госпитале, как обычно, было неспокойно, да и откуда было взяться покою, когда раненые поступали ежедневно и еженощно, были очень тяжелые, иные потеряли слух, зрение, руку или ногу. Врачам приходилось не только лечить раненых, но и поддерживать в них волю к жизни, желание бороться и побеждать отчаяние.

Алексей покружил по палатам и кабинетам, но Ариадны не обнаружил, тогда ему пришла в голову мысль заглянуть в ту маленькую комнату, где он застал Ариадну в памятный для него день. Друзья открыли дверь и стали свидетелями шокирующей сцены: Ариадна стояла посреди комнаты, прижав руки к груди, и с ужасом смотрела на двоих мужчин — один был незнаком вошедшим, другим оказался Смуров. Левой рукой он схватил мужчину за горло, прижав его к стене, в правой держал пистолет, приставив его к виску незнакомца. Тот хрипел, — по-видимому, Смуров в запале перекрыл ему доступ воздуха, — издавал нечленораздельные звуки и вращал выпученными глазами. Мужчина был высок, одного роста со своим истязателем, однако явно проигрывал ему в силе, так как был определенно нездоров, об этом свидетельствовала его худоба, желтоватый цвет лица довольно правильных очертаний — в иных обстоятельствах оно, вероятно, могло бы претендовать на известную долю импозантности, теперь же было искажено страхом и злобой. Одет он был в гражданскую одежду — брюки, измятые, но из добротной ткани, свитер с высоким воротом и телогрейку на меху.