Звезды под крышей (сборник)
Шрифт:
– Что утешаешь? - спокойно сказала она соседке. - Живой он! Пропал так объявится. Смотри, совсем мальчонка! Как же его убить можно, если он не вырос еще!
Мать продолжала жить так, как будто Ванечка непременно должен вернуться.
Пол-огорода было у нее маком засеяно. Объясняла:
– А мой Ванечка так пироги с маком любит. На всю зиму запасу...
В подполье хранила она и поллитровку.
– Из дому ушел - вином не умел баловаться. А теперь уже большой стал.
Как-то собрала она штатскую одежду сына, отправилась за шесть километров в райцентр, пришла в швейное ателье, выложила
– Расставить бы надо... Сын из дома уходил - мальчонкой был... Не налезет теперь...
Мастер чуть натянул брюки - материал пополз.
– Рухлядь, мамаша. Новое справлять пора...
Мать заплакала, и тогда портной сказал:
– Ну, вот разве что пальто.
Он расширил его в плечах и талии, и мать, повесив пальто дома на распялку, обрадовалась - она была уверена, что ее Ваня стал уже таким широкогрудым и кряжистым.
Прошло пять лет.
И еще пять...
И еще пять...
Ее слепая уверенность в том, что сын объявится, что он еще приедет, не ослабевала со временем, и, может быть, она и жила потому, что ждала и верила во встречу.
Ночью приходили к ней тревожные мысли. Она считала, сколько лет ныне ее Ванечке, и насчитывала тридцать пять. И она боялась, что за пятнадцать лет он так изменился, что она может его не узнать: а вдруг полысел, усы отпустил или еще что...
Она никогда не спрашивала себя: "А где он?", ей казалось, что нечто смутное, важное и цепкое держит его, но он обязательно вырвется и приедет к ней.
В теплые дни она выходила на асфальтовое шоссе, садилась на скамейку у автобусной остановки и часами разглядывала людей. Она смотрела не на женщин, не на молодых парней, а лишь на мужчин и думала: "Вот ведь что такое тридцать пять лет? Самый сок... И Ванечка мой теперь такой". Она гадала, с какой стороны приедет к ней Ванечка. Ей чудилось, что приедет он на автобусе и выйдет здесь на остановке вместе с другими мужчинами, здоровый, сильный, пропахший бензином, сосновой стружкой, махоркой... А иногда мать еще воображала, что приедет он с женой, и они, свекровь и невестка, понравятся друг другу, и мать собиралась сразу подарить невестке синий гарусный платок, который лежал у нее в сундуке со дней молодости.
Дом ее стоял при дороге, и нередко заглядывали к ней прохожие - попить воды, от дождя укрыться, просто передохнуть. Она всегда принимала приветливо и всегда трепетно вглядывалась в лица: а вдруг сын!
Однажды в метельный январь раздался топот на крыльце и чей-то мужской голос прокричал:
– Откройте, кто живой есть!
Мать вышла в сени, распахнула дверь и увидела на пороге мужчину в кепке, в рабочей куртке.
– Мамаша, пусти погреться. Отстал от своих, от машины...
Гость стянул кепку, волосы в беспорядке торчали на голове, лицо осунувшееся, резкие морщины в уголках рта. Он потянулся к печке и прижался ладонями к ней. Мать спросила медленно:
– Как звать-то?
– Иваном, - ответил мужчина, не оборачиваясь.
И все внутри у матери захолонуло.
Она так давно ждала встречи, у нее не хватало сил больше ждать, и мать в этот миг могла думать только о том, что встреча настает.
– Подожди, - сказала она пересохшими губами, спустилась
в подполье и поставила на стол бутылку, заметенную пылью и паутиной.– Да у тебя, мать, вино марочное, - засмеялся Иван. Он налил стакан и выпил, не морщась.
– Пить научился, - жалостно сказала мать, но тут же спохватилась и добавила: - Да я так. Ведь с мороза ты.
– Точно, с мороза, мать.
– А что налегке? - спросила она, трогая куртку.
– Разве думал, что отстану. На машине - разом до стройки. Нефть, мать, открыли. Скважины бурить будем. Надолго теперь сюда.
Мать не поняла всего, что он сказал, но одно слово "надолго" встало и затмило все другие слова.
– Надолго. Значит, и похоронишь теперь меня, - почти весело сказала она.
– Куда умирать, - всплеснул руками Иван, - вышки поставим, такой город здесь отгрохаем!
Мать смотрела на него и старалась найти что-то в нем от ее далекого Ванюшки, но ей трудно было уловить связь.
Через час Иван отогрелся совсем и спохватился:
– Пора, мать, ищут меня, верно.
Мать засуетилась, бросилась к сундуку, открыла его скрипучую крышку и достала пальто.
– Надень, Ваня, стужа-то какова.
Иван поколебался:
– И то давай, мать, занесу на днях.
Он надел пальто, оно оказалось ему впору.
– Порядок! - сказал Иван. Он уже взялся за скобу двери, когда мать, всполошившись, крикнула:
– Да я тебе пирогов с маком напеку, приходи скорей!
– С маком! Да ну! Страсть охота, - широко улыбнулся Иван. - У меня мамка тоже большая мастерица пироги печь.
Анне стало горько оттого, что какую-то другую женщину он назвал своей матерью, но она уже трезво осознавала, что, конечно, случайный гость не ее сын. А все равно ей было не по-обычному хорошо на душе, - она вдруг ясно представила, что и ее Иван стал таким же большим, сильным, тридцатипятилетним и где-то он так же широко улыбается людям и отзывчиво сидит у чужих матерей. "Ведь не может человек без вести пропасть, - в бесчисленный раз наивно и упрямо подумала она, - люди обязательно находятся".
– А я леденцов из райцентра привезу! Любишь, мать? - уже с крыльца отозвался Иван.
И мать вспомнила, что она действительно, когда была помоложе, очень любила леденцы, а потом со сладостями в районе стало плохо, а потом она по старости и вовсе позабыла о леденцах. И мать заплакала счастливо, безудержно, как не плакала уже много лет.
Она сняла со стены портрет Вани и долго-долго всматривалась в его лицо, простое и юное, и сердце ее было переполнено той фантастической материнской любовью, которая заставляет уверовать в самое несбыточное.
1964
ОЗАРЕНИЕ
По узкоколейке ходил древний паровозик и тащил скрипучие вагоны. Поезд останавливался у каждого переезда, и все они были знакомы пассажирам до подробностей, потому что пассажиры постоянные: рабочие с молокозавода, с лесоразработок. Лишь в летнее время появлялась новая разновидность пассажиров - "дачные мужья" из областного города, обремененные кошелками и свертками.
И природа тоже уже не поражала ничей взгляд, хотя из окон поезда открывались живописные виды: сосновые боры, шумные речонки в блестящих камнях.