Звезды-свидетели. Витамин любви (сборник)
Шрифт:
И вдруг – эта «Нина»! Ну почему, почему она выбрала именно его?! Нет, он никогда не успокоится.
Он проснулся от крика. Женский пронзительный крик резко взломал ночную тишину, заставил Германа подскочить на постели и ринуться туда, откуда он доносился.
В полной темноте нашарив выключатель, он надавил на него, и спальня осветилась нестерпимым желтым светом, в котором он увидел сидевшую на кровати, перепуганную насмерть Нину.
Она была бледна, а губы ее словно потемнели, будто она до этого пила из остывающей мягкой шеи своей жертвы темную
– Что случилось?!
– Герман… Мне страшно! Они стояли вот тут, совсем рядом! Они тянули ко мне руки и просили, чтобы я вернула им жизнь!
– Нина, прошу тебя, успокойся! Хочешь, я принесу тебе успокоительных капель или даже таблетки?
– Таблетки? – Ее губы дрогнули в неожиданной усмешке. – Неужели такой благополучный композитор, как ты, тоже принимает таблетки?
– Это не мои таблетки, – раздраженно проговорил он, – и какое это вообще имеет значение?! Здесь до меня жил человек, после него много разных вещей осталось в этом доме.
– А… Понятно. Нет, я думаю, что обойдусь без таблеток. Просто мне сон приснился, говорю же, страшный! С кем не бывает. – Улыбка ее была вымученной, усталой. – Извини, что потревожила тебя…
– Если хочешь, я могу лечь рядом. Ничего такого не думай, просто, когда человеку плохо, ему же надо помочь. Надеюсь, ты не собираешься меня пристрелить?
– Глупая шутка, ты не находишь?
– Нахожу, – признался он. – Ну так что, пустишь меня к себе или, наоборот, пойдем ко мне на диван, включим телевизор, я поставлю какой-нибудь хороший, светлый фильм? «Стиляг», например. Там так много музыки, он очень яркий.
– Нет, он как-то грустно заканчивается.
– Тогда сама предлагай, у меня большой выбор.
– Я люблю картину «Леон», просто с ума по этому фильму схожу, и каждый раз рыдаю, когда Леона убивают, ничего не могу с собой поделать. Такая уж я дура!
– Так ты определилась, кто к кому пойдет ночь коротать?
– Может, лучше чаю выпьем? – Она вздохнула, умыла сухими ладонями лицо, словно счищая с себя сонную зловещую одурь, и резво встала с постели. На ней была длинная, широкая, полосатая, белая с синим, пижама Германа. Растрепанные волосы, испуганные глаза, опущенные уголки темных губ.
– Отличная идея! – откликнулся он.
В кухне Герман включил чайник. Нина скрылась в кладовке и вскоре вышла оттуда с баночкой варенья.
– А это еще откуда? – удивился он.
– Из твоей кладовки. Ты не знаешь, что у тебя там есть?
– Думал – знаю. И какое варенье?
– Вишневое.
– С косточками?
– Обижаешь, без косточек!
– Тогда найди какую-нибудь вазочку.
– А ты хозяйственный! И вазочки для варенья у тебя есть, и чашки красивые, в розочках. Какой ты… уютный, домашний, – она неожиданно подошла к нему и поцеловала в щеку. – Нет, правда, ты просто замечательный, и я тебя очень люблю!
– В смысле?! – напрягся Герман. – Когда это ты успела меня полюбить?
– Я всегда тебя любила! У меня дома много твоей музыки.
– Ах да, ты говорила… Что еще есть к чаю?
– Вот выспимся, и я утром испеку тебе очень вкусное печенье. Или вишневый пирог. У меня есть засахаренная вишня! А что еще делать, когда вокруг – только сплошной снег? Тихо-мирно жить, как мышки, есть и спать. Да, еще можно смотреть
фильмы. У тебя есть «Тариф на лунный свет»?– Есть.
Она стала перечислять названия фильмов, самых разных, от слезливых мелодрам до экранизаций классики, и всякий раз оказывалось, что у Германа все это есть.
– Я же говорю, ты – замечательный! С тобой и во время снегопада не страшно. Какой чай заварить – черный или зеленый?
– Какой хочешь.
Она заварила зеленый, разлила по чашкам.
– Понимаешь, эту философию я вывела сама и до встречи с тобой считала, что я все делаю правильно. Но ты так осуждаешь меня за то, что я сделала – наказала людей, которые вообще не имеют права на жизнь, – что я начинаю уже сомневаться, а правильно ли я поступила?
– Нина, пожалуйста, оставим этот разговор. Сейчас ночь, понимаешь? А ночью все окрашивается в более мрачные, трагические краски, нежели на самом деле. Если тебе так тяжело и просто необходимо поговорить со мной на эту тему, давай отложим эту беседу на утро, а? И еще… Ты уверена, что все… все это сделала ты и что это на самом деле произошло с тобой?
– Но ребенок-то – мой!
– Какой еще ребенок?! – Брови Германа взлетели вверх.
– Его звали Антон. Он был еще малышом, когда все это произошло.
– Господи, боже мой, да что же еще такого произошло?
– Мой сын…
– Так! Значит, у тебя и сын есть? – Он понятия не имел, как реагировать на эту новость.
– А что в этом особенного? Мне же не пятнадцать лет. Но теперь-то у меня его нет!
– И где же он?
– Он умер. В больнице. Но он мог бы жить, и сейчас ему было бы уже два года.
– Ты хочешь поведать мне очередную душещипательную историю?
– Да! Хочу. Кому еще я могу рассказать о чудовище, которое так гнусно поступило со мной?!
– Это ты о ком?
И она, эмоционально жестикулируя и перемежая свою речь рыданиями, рассказала следующее: до того как устроиться психологом в школу, она работала в одной фирме менеджером, а хозяин задолжал ей за полгода приличную сумму и сказал, что отдаст зарплату только в том случае, если она переспит с ним. Она рыдала и умоляла выплатить ей эти деньги, потому что у нее ребенок болеет и срочно нужны деньги на операцию.
– Нина, может, хватит рассказывать мне все эти страшилки на ночь?!
– Но я это не придумала! Это же было на самом деле!
– Разве такое бывает, что с человеком случается сразу столько драматических ситуаций?! К тебе словно магнитом притягивались все эти трагедии!
– Косвенно, – проговорила она рассеянно, и Герман подумал: лучше уж ему все выслушать до конца и не провоцировать ее на новый приступ неадекватности, во время которого она, чего доброго, набросится на него с ножом.
– Да, конечно, косвенно, ты-то, слава богу, жива. Ладно, что было дальше? Этот владелец фирмы изнасиловал все-таки тебя?
– А почему – все-таки? Словно меня каждый день пытается кто-нибудь изнасиловать! – Она поджала губы. Обиделась.
– Так ты расскажешь мне, что случилось с Антоном…
– Антон Климов его звали, – уточнила она.
– Так твоя фамилия не Вощинина, а Климова?
– Он – Климов, у него была фамилия его отца! – выпалила она, сощурившись. Она начинала злиться, а этого нельзя было допустить ни в коем случае.